– Никто.
– Слепая Бет, нищенка – вот кого я вижу. Она жалкая лгунья, эта Бет. Приступай к своим обязанностям. Валар моргулис.
– Валар дохаэрис. – Собрав со стола миску, кубок, нож и ложку, девочка поднялась на ноги, а затем взяла трость – пяти футов в длину, изящную и гибкую, толщиной с её палец и с обмотанной кожей рукояткой.
– Лучше чем глаза, если научишься ей пользоваться, – уверила её женщина-призрак.
Очередная ложь. Здесь ей часто лгали, чтобы испытать. Ни одна палка не заменит пару глаз, но иметь такую при себе полезно, и теперь трость всегда была у неё под рукой. Умма стала называть девочку Прутиком, однако имена ничего не значили. Она просто была собой. «Никем. Я – никто. Всего лишь слепая девочка, простая послушница Многоликого».
Каждый вечер после ужина женщина-призрак приносила чашку молока и велела его выпить. Напиток имел необычный горьковатый привкус, к которому слепая девочка вскоре стала испытывать отвращение. Не успевала она поднести чашку к губам, как от одного лишь запаха питья возникали рвотные позывы. И тем не менее, всякий раз она осушала чашку.
– Долго мне быть слепой? – спрашивала она.
– Пока тьма не станет для тебя столь же мила, как и свет, – отвечала женщина-призрак, – или пока не попросишь вернуть глаза. Попроси и прозреешь.
«И тогда меня выгонят». Лучше уж слепота. Они не заставят меня сломаться.
В день, когда она впервые проснулась слепой, женщина-призрак, взяв её за руку, повела по подвалам и тоннелям, вырубленным в скале, на которой стоял Чёрно-Белый Дом, по крутым каменным лестницам, ведущим в святилище.
– Поднимаясь, считай ступеньки, – посоветовала она. – Проведи по стенам пальцами: на них знаки невидимые глазу, но ощутимые при прикосновении.
Таков был первый урок, за ним последовало множество других.
После полудня наступало время работы с ядами и снадобьями. Она могла обнюхивать, ощупывать и пробовать на вкус вещи, которые хотела изучить. Только когда приходилось толочь яды, трогать и пробовать на вкус, становилось опасно. Некоторые, самые ядовитые зелья женщины-призрака, было опасно даже вдыхать. Обожженные кончики пальцев и покрытые волдырями губы стали обычным делом, а однажды слепая девочка так сильно отравилась, что её рвало несколько дней.
За ужином занимались языками. Слепая девочка хорошо понимала и бегло говорила на браавосийском, практически избавившись от варварского акцента. Однако Добрый человек не был удовлетворён, он требовал, чтобы она улучшила свой Высокий валирийский и выучила языки Лисса и Пентоса.
Вечером она играла в ложь с женщиной-призраком, но без глаз игра сильно усложнилась. Иногда ей приходилось полагаться только на тон и слова, а временами женщина-призрак позволяла ощупывать своё лицо. Поначалу играть было очень и очень тяжело, почти невозможно… но однажды, когда она уже была готова завизжать от бессилия, вдруг стало намного легче. Слепая девочка научилась слышать ложь, чувствовать её в игре мышц вокруг рта и глаз.
Большая часть её обязанностей осталась прежней, но теперь девочка спотыкалась о мебель, впечатывалась в стены, роняла подносы и безнадежно терялась во внутренних помещениях храма. А один раз даже чуть не навернулась головой вниз с лестницы, и только навыки сохранять равновесие, полученные от Сирио Фореля в прошлой жизни, когда её звали Арьей, помогли ей вывернуться и чудом удержаться от падения.
Будь она Арри, Лаской, Кошкой или Арьей из дома Старк, то рыдала бы ночами навзрыд… но у той, что не было имени, не было и слез. Без зрения даже самая простая задача превращалась в опасную. Девочка дюжину раз обжигалась, помогая Умме на кухне, и как-то, шинкуя лук, порезала палец до кости. Два раза слепой девочке, не нашедшей свою комнату в подземелье, пришлось спать на полу у подножия лестницы. Несмотря на освоенное ею умение использовать слух, углы и ниши превращали храм в западню. Звук шагов, эхом отраженный от потолков и ног каменных истуканов, создавал впечатление движущихся стен. Неподвижный чёрный пруд тоже творил со звуками странные вещи.
– У тебя пять органов чувств, – наставлял её Добрый человек. – Научившись пользоваться четырьмя оставшимися, получишь меньше порезов, ссадин и ушибов.
Теперь она могла ощущать дуновение воздуха на своей коже, находить кухню по запаху, обоняние помогало ей отличить мужчину от женщины. Она узнавала Умму, слуг и аколитов по звуку их шагов, прежде чем их запах достигал её носа. Исключением являлись женщина-призрак и Добрый человек, передвигавшиеся бесшумно, если только не хотели обратного. Обычно в храме горели свечи с различными ароматами, но даже простые источали тонкий запах дымившихся фитилей. Это был словно крик, и девочка смогла улавливать его, как только научилась использовать свой нос.
Мертвецы тоже пахли. Одной из её обязанностей было каждое утро находить умерших в храме, где бы те не решили закрыть глаза и прилечь, испив воды из пруда.
Этим утром она отыскала два трупа.
Первый принадлежал мужчине, испустившему дух у ног Неведомого. Одинокая свеча, мерцавшая над телом, испускала тепло, а аромат щекотал ноздри. Девочка знала, что для тех, кто имеет глаза, свеча горит багровым пламенем, окутывая мертвеца алым свечением. Перед тем, как позвать слуг унести труп, она, опустившись на колени, ощупала лицо покойного, провела пальцами вдоль щёк и носа, погладила его волосы. «Кудрявые и густые. Красивое лицо, без морщин. Молодое». Девочка задумалась о причинах, которые привели его сюда в поисках дара смерти. Умирающие наёмные убийцы часто приходили в Чёрно-Белый Дом ускорить свой конец, но ей не удалось найти на трупе ран.
Второе тело принадлежало старой женщине, заснувшей навеки на ложе грёз в одной из скрытых ниш, где особенные свечи вызывали видения об утраченной любви. Сладкая смерть и милосердная, как любил говорить Добрый человек. Пальцы рассказали, что старуха умерла совсем недавно и с улыбкой на лице. Тело ещё не остыло. «Кожа у нее такая мягкая, словно тонкие изношенные кожаные перчатки, которые складывали и мяли тысячу раз».
Когда пришли слуги забрать тела, слепая девочка последовала за ними. Сперва она шла за звуком шагов, но как только начался спуск, принялась считать. Количество ступенек всех лестниц намертво впечаталось в память. Под храмом раскинулся лабиринт подвалов и туннелей, где легко мог потеряться даже зрячий, но она изучила там каждый дюйм, а трость помогала найти путь, если подводила память.
Трупы складывали в склепе. И во тьме подземелья слепая девочка принималась за свою работу, избавляя мертвецов от обуви, одежды и иного имущества, опустошая кошельки и подсчитывая монеты. Почти сразу после того, как у девочки отняли зрение, женщина-призрак научила её отличать монеты друг от друга на ощупь. Ставшие ей старыми друзьями, монеты Браавоса можно легко узнать, едва проведя кончиками пальцев по их поверхности. А вот деньги из других стран и городов, особенно дальних, определить сложнее. Чаще всех попадались волантийские монетки – маленькие, размером не больше пенни, с короной на одной стороне и черепом на другой. На овальных лиссенийских монетах была изображена обнажённая женщина. На многих чеканили корабли, слонов или козлов. На монетах из Вестероса на лицевой стороне красовался профиль короля, а с другой стороны – дракон.
У старухи не было кошелька и ценностей, кроме надетого на тонкий палец кольца. У красивого мужчины девочка нашла четыре золотых дракона из Вестероса. Она водила подушечкой большого пальца по поверхности самой истертой монетки, пытаясь угадать, какой король на ней изображен, когда вдруг услышала, как за спиной тихо открылась дверь.
– Кто здесь? – окликнула она.
– Никто, – ответил зычный, грубый и холодный голос.
Голос двигался. Она отступила в сторону, и, схватив трость, выставила её перед собой, защищая лицо. Дерево столкнулось с деревом. Удар чуть не выбил трость из руки. Девочка удержала её и рубанула в ответ… разрезав воздух там, где, по её мнению, стоял хозяин голоса.
– Не туда, – подсказали ей. – Ты что, слепая?
Девочка промолчала. Разговаривая, можно не услышать противника. Он двигается, она знала это. «Направо или налево?» Девочка прыгнула налево и ударила с разворота направо – безрезультатно. Ляжки внезапно обожгло резкой болью.
– Ты еще и глухая?
Она крутанулась, перебросив палку в левую руку, вихрем атаковала и вновь промазала. Слева раздался хохот. Девочка ударила направо.
На этот раз у неё получилось. Трость с треском стукнулась о его палку. Рука дернулась от сильной отдачи удара.
– Хорошо, – похвалил голос.
Слепая девочка не могла опознать, кому он принадлежит, но решила, что кому-то из послушников. Она не помнила этого голоса, но кто сказал, что слуги Многоликого не могут менять голоса так же легко, как обличья? Вместе с ней в Чёрно-Белом Доме обитали двое слуг, трое послушников, кухарка Умма и двое жрецов, которых она называла женщиной-призраком и Добрым человеком. Иногда тайными путями сюда приходили и другие, но постоянно здесь жили только перечисленные. Её противником мог быть любой из них.
Размахивая тростью, девочка метнулась в сторону и, услышав звук сзади, ринулась туда, но ударила в пустоту. Пока она поворачивалась, его палка неожиданно оказалась у нее между ног и зацепила её за голень. Запутавшись, она споткнулась и упала на одно колено так резко, что прикусила себе язык.
Девочка замерла. «Тихая как камень. Где он?»
За спиной раздался смех, а затем её сильно огрели по уху и ударили по пальцам, когда она попыталась вскочить на ноги. Трость с грохотом покатилась по камням. Девочка зашипела от ярости.
– Давай. Подбери. На сегодня хватит тебя избивать.
– Никто меня не побьет. – Она ползала на четвереньках, пока не нашла трость, затем поднялась на ноги, побитая и грязная. В подвале царили тишина и спокойствие. Противник ушёл. Или ещё здесь? Он мог стоять рядом, а она и не узнает. «