«Он знает, что это я, – успокаивал себя мальчик. – Он уже ко мне привык».
Но в любом случае в облике Ходора Брану никогда не было уютно. Огромный конюх не понимал, что происходит, и Бран чувствовал во рту привкус его страха. В шкуре Лето – куда лучше.
«Я – это он, и он – это я. Он чувствует то же, что и я».
Иногда Бран ощущал, что лютоволк принюхивается к лосю, прикидывая, сможет ли победить это огромное животное. В Винтерфелле Лето рос рядом с лошадьми, но лось не лошадь, а добыча. Лютоволк чувствовал, как под лохматой шкурой лося течёт тёплая кровь. Одного запаха было достаточно, чтобы пасть наполнилась слюной, и, думая вместе с ним о вкусном, тёмном мясе, давился слюной и Бран.
С ветвей росшего рядом дуба каркнул ворон, и Бран услышал, как неподалёку захлопали крылья ещё одной крупной чёрной птицы, слетевшей на землю. Днём за ними следовало не больше полудюжины воронов, перелетавших с дерева на дерево или путешествовавших на лосиных рогах. Остальные падальщики либо улетали далеко вперёд, либо оставались позади. Но стоило солнцу опуститься, как они возвращались и, спустившись с неба на полночных крыльях, занимали ветки всех деревьев на многие ярды в округе. Некоторые из птиц подлетали к следопыту и шептались с ним, и Брану казалось, что он понимает всё, о чём они каркают и клекочут.
«Они – его глаза и уши. Его шпионы, сообщающие об опасностях, что таятся впереди и подкрадываются сзади».
Вот и сейчас. Лось внезапно встал, и следопыт легко соскользнул с его спины на землю, провалившись по колено в снег. Ощетинившийся Лето зарычал. Лютоволку не нравился запах Холодных Рук.
«Мертвечина, засохшая кровь, чуть слышный душок гнили. И холода. Запах холода сильнее всех остальных».
– Что случилось? – спросила Мира.
– Нас преследуют, – глухо произнёс из-под шарфа Холодные Руки.
– Волки? – предположил Бран. Они уже несколько дней знали, что за ними следят. Каждую ночь путники слышали протяжный вой стаи, и с каждой ночью он становился всё ближе.
«Охотники, голодные. Они чуют нашу слабость».
Дрожащий Бран часто просыпался от холода задолго до рассвета и в ожидании появления солнца прислушивался к звукам отдалённой волчьей переклички.
«Раз есть волки, значит, есть и добыча», – обычно думал Бран, пока до него не дошло, что это они – волчья добыча.
Следопыт покачал головой.
– Нет, люди. Волки по-прежнему держатся на расстоянии. Но эти люди не такие робкие.
Мира Рид откинула с головы капюшон. Налипший на него мокрый снег глухо шлёпнулся на землю.
– Сколько их? И кто это?
– Враги. Я с ними разберусь.
– Я с тобой.
– Ты останешься. Нужно защищать мальчика. Впереди озеро, оно уже достаточно замёрзло. Дойдя до него, поверните на север и следуйте вдоль берега. Вы выйдете к рыбацкой деревушке. Спрячьтесь там, пока я вас не догоню.
Бран думал, что Мира станет пререкаться, но вмешался её брат:
– Делай, как говорят. Он знает эти места лучше.
У Жойена были тёмно-зелёные глаза цвета мха, но Бран ещё ни разу не видел их такими смертельно уставшими, как сейчас.
«Он словно маленький старичок».
К югу от Стены мальчик с болот казался не по годам мудрым, но здесь выглядел таким же напуганным и потерянным, как и все остальные. И всё равно Мира его всегда слушалась.
Это было правильно. Холодные Руки повернул в ту сторону, откуда они пришли и исчез среди деревьев. Следом улетели четыре ворона. Девушка проводила его взглядом. Её щеки покраснели от мороза, при дыхании из носа вылетали струйки пара. Она вновь натянула капюшон, стукнула лося локтем, и их движение возобновилось. Но не успели они пройти и двадцати ярдов, как Мира обернулась и спросила:
– Люди? Что за люди? Он имел в виду одичалых? Почему он ничего не объяснил?
– Он сказал, что пойдёт и разберётся с ними, – ответил Бран.
– Сказал, ага. А ещё он говорил, что отведёт нас к трёхглазой вороне. Клянусь, река, через которую мы сегодня перебрались – та же самая, через которую мы переправлялись четыре дня назад. Мы ходим кругами.
– Реки поворачивают и изгибаются, – неуверенно предположил Бран. – И здесь повсюду озёра и холмы, поэтому приходится кружить.
– Слишком уж много кружим, – настаивала на своём Мира, – и чересчур много таинственности. Мне это не нравится. И он мне не нравится тоже. Я ему не доверяю. Достаточно взглянуть на его руки, а ещё он прячет лицо и не говорит, как его зовут. Кто он такой? Что он такое? Всякий может нацепить на себя чёрный плащ. Кто угодно, любая тварь. Он совсем не ест, никогда не пьёт и, похоже, совсем не чувствует холода.
«Это правда».
Бран боялся говорить об этом, но тоже это заметил. Каждый раз, останавливаясь на ночлег, они с Ходором и Ридами жались друг к другу в поисках тепла, а следопыт ложился отдельно. Иногда Холодные Руки закрывал глаза, но Бран вовсе не считал, что тот спит. И было кое-что ещё...
– Шарф. – Бран нервно оглянулся, но поблизости не было видно ни одного ворона. Все чёрные птицы улетели вслед за следопытом. Их разговор никто не слушал, но Бран всё равно постарался говорить тише:
– Он натянул шарф до носа, но даже когда говорит – тот никогда не покрывается инеем, как борода Ходора.
Мира бросила на него пристальный взгляд.
– Ты прав. Мы ни разу не видели его дыхания, верно?
– Не видели.
При каждом ходоре изо рта Ходора вылетало облако белого пара. Когда говорили Жойен с сестрой, это тоже было видно. Даже дыхание лося сопровождал тёплый пар, висевший в воздухе.
– Но раз он не дышит...
Брану вдруг вспомнились сказки, услышанные им в детстве от старой Нэн.
«За Стеной обитают чудовища, великаны и упыри, коварные тени и ходячие мертвецы, – рассказывала она, укрывая его колючим шерстяным одеялом. – Но сюда им не пройти, пока крепко стоит Стена, и люди Ночного Дозора верны своему долгу. Спи, мой маленький Брандон, дитятко моё, и пусть тебе приснятся сладкие сны. Здесь нет чудовищ».
Следопыт одет в цвета Ночного Дозора, но что, если он совсем не человек? Что, если одно чудовище ведёт их на заклание к другим чудовищам?
– Следопыт спас от мертвяков Сэма и девушку, – нерешительно произнёс Бран. – И пообещал привести меня к трёхглазому ворону.
– А почему трёхглазая ворона не может сама к нам прилететь? Почему он не встретил нас на Стене? У воронов есть крылья. Мой брат слабеет с каждым днём. Сколько ещё нам идти?
Жойен закашлялся.
– Пока не придём.
Они быстро добрались до обещанного озера и свернули на север, как и велел следопыт. Эта часть пути оказалась лёгкой.
Из-за снега, который шёл так давно, что Бран потерял счёт дням, замёрзшее озеро превратилось в бескрайнюю белую пустыню. В тех местах, где лёд был ровным, а берега крутыми они понимали куда идти, но там, где ветер намёл целые курганы снега, было трудно сказать, где кончается озеро и начинается берег. Ориентироваться на деревья тоже не получалось: посередине озера находилось несколько заросших лесом островов, и вместе с тем, на больших участках берега деревья не росли вовсе.
Лось сам выбирал дорогу, не обращая внимания на понукания Миры и Жойена, сидевших у него спине. В основном он старался держаться деревьев, но там, где берег круто сворачивал на запад, предпочитал срезать путь прямо по замёрзшему озеру, хрустя копытами по ледяному насту и тараня сугробы, доходившие Брану до макушки. Здесь ветер дул заметно сильнее. Холодный северный ветер, завывавший над озером, пронизывавший сквозь шерстяную и кожаную одежду и заставлявший дрожать. Задувая в лицо, он засыпал снегом глаза и совершенно ослеплял.
В тишине прошли часы. Впереди между деревьев проступили тени – длинные пальцы сумерек. Здесь, далеко на севере, темнело рано. И Бран стал бояться прихода темноты. Каждый день казался короче предыдущего, и если днём было холодно, то ночью – просто ужасно.
Мира снова их остановила.
– Мы уже должны были приехать в деревню. – Её голос прозвучал приглушенно и неестественно.
– Может, мы её прошли? – спросил Бран.
– Надеюсь, что нет. До ночи нам обязательно нужно найти убежище.
Она не ошибалась. Губы Жойена посинели, щёки самой Миры стали багровыми, лицо Брана онемело, а борода Ходора превратилась в сплошной кусок льда. Его ноги почти до самых колен покрылись твёрдой коркой, и Бран уже не один раз чувствовал, что конюха пошатывает. Ходор был сильнее всех на свете. Сильнее всех! Если уж даже он обессилел...
– Лето отыщет деревню, – внезапно предложил Бран, выпустив в воздух облачко пара, и не дождавшись ответа Миры, закрыл глаза и выскользнул из искалеченного тела.
Нырнув в шкуру Лето, он почувствовал, как внезапно ожил мёртвый лес. Там, где раньше царила тишина, вдруг стали слышны звуки: воющий в деревьях ветер, дыхание Ходора, лось, бьющий копытом мёрзлую землю в поисках пропитания. Нос захлестнули знакомые ароматы: влажная опавшая листва, пожухлая трава, гниющий трупик белки в кустах, кислый человеческий пот, мускусный запах лося.
«Еда. Мясо».
Почувствовав его интерес, лось испуганно повернул голову к лютоволку и опустил огромные рога.
«Он не добыча, – шепнул мальчишка зверю, с которым делил тело. – Оставь его. Беги».
Лето побежал. Он промчался через озеро, взметая за собой снежные вихри. Деревья стояли плечом к плечу, словно закутанные в белые плащи солдаты в строю. Лютоволк нёсся по корням и камням, по старым сугробам, с треском разламывая наст. Лапы намокли и замёрзли. Следующий холм зарос соснами, и воздух благоухал острым запахом хвои. Взобравшись на вершину, Лето повертелся на месте, принюхался, а затем задрал голову и завыл.
Есть запахи. Человеческие запахи.
«Гарь, – уловил Бран, – старая и выветрившаяся вонь гари».
Пахло жжёным деревом, сажей и углём. Потухший костёр.