– Есть, лорд-командующий.
– Лорд Боуэн, вы должны будете собрать плату. Золото и серебро, янтарь, ожерелья и браслеты, цепочки. Рассортируйте это всё, сосчитайте и убедитесь, что всё в целости доставлено в Восточный Дозор.
– Да, лорд Сноу, – ответил Боуэн Марш.
И Джон подумал: «Лёд, сказала она, и кинжалы во тьме. Алая замёрзшая кровь и обнажённая сталь». Его правая рука сжалась в кулак. Поднимался ветер.
Глава 54. Серсея
Каждая новая ночь казалась холоднее предыдущей.
В камере не было ни очага, ни жаровни. Единственное окно находилось слишком высоко для глаз. К тому же оно было слишком маленькое, чтобы в него протиснуться, но достаточно большое, чтобы пропускать холод. Первую рубаху, которую ей дали, Серсея разорвала, требуя вернуть свою одежду, но в результате осталась голышом дрожать от холода. Когда принесли другую рубашку, она натянула её через голову и поблагодарила, давясь словами.
Окно пропускало и шум. Только так королева могла узнавать о том, что творилось в городе. Приносившие еду септы ничего ей не рассказывали.
Это бесило. Как же она узнает о возвращении Джейме, когда тот явится на помощь? Серсея лишь надеялась, что он не помчится вперед своей армии, как законченный глупец. Чтобы разобраться с оборванными ордами Нищих Братьев, окружавших Великую Септу, ему понадобится каждый воин. Она часто спрашивала о своём брате-близнеце, но тюремщицы не отвечали. Спрашивала она и о сире Лорасе. По последним донесениям, раненный при штурме Рыцарь Цветов умирал на Драконьем Камне. «Пусть сдохнет, – думала Серсея. – И поскорее». Смерть мальчишки освободит место в Королевской Гвардии, и это может её спасти. Но септы молчали о Лорасе Тирелле точно так же, как и о Джейме.
Лорд Квиберн оказался её первым и последним посетителем. Теперь вселенная Серсеи состояла из четырех человек: её самой и трёх набожных и непробиваемых тюремщиц. Ширококостная и мужеподобная сердитая септа Юнелла с мозолистыми руками и грубым лицом. Морщинистая септа Моэлла с жёсткими белыми волосами, маленькими подозрительно прищуренными глазками и острым, точно лезвие бритвы, взглядом. Низкорослая, толстая, с крупной грудью, оливковой кожей и пропахшая прокисшим молоком септа Сколерия.
Эти три женщины приносили ей пищу и воду, выносили ночной горшок и каждые несколько дней забирали постирать сорочку. Серсее оставалось лишь голой ютиться под одеялом, ожидая, пока не вернут одежду. Иногда Сколерия зачитывала ей отрывки из Семиконечной Звезды и молитвенника, но в остальное время никто из них с Серсеей не разговаривал и не отвечал на вопросы.
Она ненавидела и презирала всех трёх женщин почти так же сильно, как и предавших её мужчин.
Ложные друзья, коварные слуги, мужчины, что клялись в вечной любви, даже родня… Все они покинули её в трудную минуту. Этот слабак Осни Кеттлблэк, сломавшийся под ударами хлыста и открывший «его воробейству» тайны, которые должен был унести с собой в могилу. Его братья-голодранцы, всем ей обязанные, сидели сиднем и ничего не делали. Ауран Уотерс – её адмирал – удрал с построенными ею дромонами. Ортон Мерривезер сбежал в Длинный Стол, прихватив с собой Таэну – единственную, кто в эти тяжелые времена был для королевы истинным другом. Харрис Свифт и великий мейстер Пицель бросили её в плену и передали власть тому самому человеку, который сплел против неё заговор. Меррина Транта и Бороса Блаунта, поклявшихся защищать короля, не было видно. Даже когда-то клявшийся ей в любви кузен Лансель стал одним из обвинителей, а родной дядя отказался помочь ей править, когда она была готова сделать его Десницей короля.
И Джейме…
Нет, в это она не могла поверить, и не поверит. Джейме тут же примчался бы, знай он о её беде. «Приезжай немедля, – написала ему Серсея. – Спаси меня. Ты нужен мне как никогда прежде. Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Приезжай». Квиберн поклялся, что обязательно доставит письмо брату, стоявшему в Речных Землях со своей армией. Но Квиберн не вернулся. Не исключено, что он убит, а его насаженная на пику голова красуется на воротах замка. Или, быть может, он томится в каменном мешке под Красным Замком, а письмо так и не отправлено. Королева спрашивала о Квиберне сотню раз, но тюремщицы не отвечали. Наверняка она знала только одно: Джейме не пришёл.
«Пока не пришёл, – говорила она себе. – Но скоро придёт, и тогда «его воробейство» со своими сучками запоют по-другому».
Её бесила собственная беспомощность.
Она угрожала, но угрозы разбивались о каменные лица, а уши оставались к ним глухи. Она приказывала, но на приказы не обращали внимания. Она взывала к милосердию Матери, напирала на свойственное женщинам взаимопонимание, но, похоже, обеты сделали этих трёх сморщенных септ бесполыми. Серсея пыталась обаять их: разговаривала вежливо и кротко принимала каждое новое оскорбление. Они были непоколебимы. Она предлагала им награду, покровительство, почести, золото, места при дворе. От обещаний толку было не больше, чем от угроз.
И она молилась. Ах, как же она молилась! Раз уж они этого хотели, она ползала на коленях, словно какая-то уличная девка, а не дочь Утёса. Серсея молила о помощи, об избавлении, о Джейме. Вслух она просила богов защитить себя, невинную страдалицу, а в мыслях – покарать обвинителей внезапной, мучительной смертью. Серсея молилась так истово, что её колени покрылись ссадинами и начали кровоточить, а язык распух и настолько отяжелел, что она едва им не давилась. В своей камере Серсея вспомнила все молитвы, которым её учили в детстве, и придумала новые, взывая к Матери и Деве, Отцу и Воину, Старице и Кузнецу. Даже к Неведомому. «В ненастье любой бог пригодится». Семеро оказались столь же глухи, как и их земные слуги. Серсея рассказала им всё, что было у неё на душе, пошла на всё, кроме слёз. «Этого они никогда не дождутся», – твердила она себе.
Её бесила собственная слабость.
Если бы боги даровали ей силу, как Джейме и этому самодовольному дураку Роберту, она сумела бы сбежать сама. «Ах, будь у меня меч и умей я им владеть». В душе она была воином, но боги в своей слепой злобе дали ей слабое женское тело. Поначалу королева пыталась бороться, но септы одолели – их было больше, и они оказались сильнее. Со стороны септы выглядели просто уродливыми старухами, но молитвы, тяжёлая работа и порка послушниц сделали их твёрдыми как кремень.
И они не давали ей покоя ни днём, ни ночью. Стоило королеве сомкнуть глаза, как кто-нибудь из тюремщиц будил её и требовал исповедаться в своих грехах. Её обвиняли в супружеской неверности, блуде, государственной измене и даже в убийстве, поскольку Осни Кеттлблэк признался, что задушил верховного септона по её приказу.
– Покайтесь в убийствах и блуде, – обычно брюзжала септа Юнелла, тряся королеву.
Септа Моэлла уверяла Серсею, что спать ей не дают грехи:
– Только невинным дарован спокойный сон. Покайтесь в своих грехах и будете спать, как младенец.
Пробуждение, сон и вновь пробуждение. С каждым разом ночи становилось всё холоднее и мучительнее, и не было ни одной, которую не разорвали бы на куски грубые руки её тюремщиц. Час совы, час волка, час соловья, восход луны и заход, рассвет и закат проносились мимо, словно в пьяном бреду. Который теперь час? Какой день? Где она? Сон это или явь? Те урывки сна, что ей дозволялись, исполосовали мозг, словно бритва. Серсея слабела день ото дня и чувствовала себя всё более истощённой и больной. Она уже не понимала, как долго находится в этой камере, на вершине одной из семи башен Великой Септы Бейелора. «Я здесь состарюсь и умру», – думала она в отчаянии.
Этого допустить нельзя. Сын и королевство нуждаются в ней. Нужно выйти на свободу любой ценой. Пусть её мир сжался до клетушки в шесть квадратных футов, ночного горшка, продавленного тюфяка и тонкого, как её надежды, коричневого шерстяного кусачего одеяла, но она всё ещё оставалась наследницей лорда Тайвина и дочерью Утёса.
Вымотанная недосыпанием, дрожащая от холода, что каждую ночь прокрадывался в её камеру на вершине башни, терзаемая то лихорадкой, то голодом Серсея, наконец, поняла, что должна сознаться.
Той же ночью пришедшая чтобы её растормошить септа Юнелла обнаружила королеву стоящей на коленях.
– Я согрешила, – произнесла Серсея. Её язык распух, а губы потрескались и кровоточили. – Тяжко согрешила. Теперь я это понимаю. Как я могла так долго быть слепа? Мне явилась Старица с высоко поднятым светочем, и в его святом сиянии я узрела путь. Я хочу очиститься, искупить вину. Пожалуйста, милая септа, молю тебя, отведи меня к верховному септону, чтобы я могла сознаться в своих преступлениях и распутстве.
– Я передам ему, ваше величество, – ответила септа Юнелла. – Его святейшество будет очень доволен. Только исповедью и искренним раскаянием можно спасти наши бессмертные души.
Больше её не тревожили, и Серсея провела остаток долгой ночи в благословенном и ничем не прерываемом сне. В кои-то веки сова, волк и соловей незаметно сменили друг друга, а Серсее снился бесконечный и упоительный сон, в котором Джейме был её мужем, и их сын – жив и здоров.
С наступлением утра королева почувствовала себя почти прежней. Когда пришли тюремщицы, она вновь затянула ту же волынку, рассказывая о своем решении покаяться в грехах и получить прощение за всё, что сотворила.
– Мы рады это слышать, – произнесла септа Моэлла.
– С вашей души спадёт тяжкий груз, – уверила септа Сколерия. – После этого вы почувствуете себя намного лучше, ваше величество.
«Ваше величество». Эти два простых слова взволновали её. За долгое время плена тюремщицы нечасто утруждали себя даже такой простой любезностью.
– Его святейшество ждёт, – сказала септа Юнелла.
Серсея покорно склонила голову.
– Не позволите ли вы мне прежде принять ванну? Я не могу предстать перед ним в таком виде.
– Вы помоетесь позже, если позволит его святейшество, – ответила септа Юнелла. – Сейчас вас должна беспокоить чистота бессмертной души, а не пустые хлопоты о плоти.