«Её волосы загорелись. Она держала в руке кнут и кричала, а потом очутилась на спине дракона и улетела». Песок, поднятый в воздух взмахом крыльев Дрогона, запорошил сиру Барристану глаза, но сквозь пелену слёз старый рыцарь увидел, как чудовище вылетает из ямы и его огромные крылья бьют по плечам бронзовых воинов у ворот.
Остальное он узнал уже потом. За воротами началась сильная давка. Внизу обезумевшие от запаха дракона лошади в ужасе вставали на дыбы, молотя подкованными железом копытами. Повсюду раскиданы прилавки с едой и паланкины, упавших людей нещадно топтали ногами. В дракона стреляли из арбалетов и метали копья. Некоторые достигли цели. Разъяренный дракон метался по воздуху, его раны дымились, а девушка цеплялась за его спину. И тогда Дрогон выдохнул пламя.
Медные Твари собирали тела весь остаток дня и большую часть ночи. Всего они насчитали двести четырнадцать погибших и втрое больше раненых и обожжённых. К тому времени Дрогон покинул город – в последний раз, когда его видели, дракон летел над Скахазадханом на север. Никто не нашел ни следа Дейенерис Таргариен. Некоторые клялись, что видели, как она упала. Другие уверяли, что дракон унес её, чтобы сожрать. «Они ошибаются».
Сир Барристан знал о драконах только то, что говорилось в известных всем с детства сказках, но также он знал Таргариенов. Дейенерис летела на драконе верхом – точно так же, как в древности Эйегон летал на Балерионе.
– Быть может, она летит домой, – произнёс он вслух, обращаясь к самому себе.
– Нет, – прошептал позади голосок. – Она не поступила бы так, сир. Она не отправилась бы домой без нас.
Сир Барристан обернулся:
– Миссандея. Дитя. Как долго ты тут стоишь?
– Недолго. Недостойная просит извинить её, если побеспокоила вас, – Миссандея заколебалась. – Скахаз мо Кандак хочет побеседовать с вами.
– Бритоголовый? Ты с ним говорила?
Что за безрассудство? Между Скахазом и королём старая вражда, а девочка достаточно умна, чтобы это понимать. Скахаз высказывался категорически против замужества королевы, и Хиздар не мог этого забыть.
– Он здесь? В пирамиде?
– Он приходит и уходит, когда пожелает, сир.
«Да, это он может».
– Кто тебе сказал, что Скахаз хочет со мной поговорить?
– Медная Тварь в маске совы.
«Он был в маске совы, когда говорил с тобой. Сейчас он может быть шакалом, тигром, ленивцем». Сиру Барристану с самого начала не понравились эти маски, а теперь он возненавидел их как никогда прежде. Честным людям незачем скрывать свои лица. А Бритоголовый...
«О чём он только думает?» После того, как Хиздар передал командование Медными Тварями своему кузену Маргазу зо Лораку, Скахаза назначили Хранителем Реки, управляющим всеми паромами, канализацией и оросительными каналами по Скахазадхану на пятьдесят лиг. Однако Бритоголовый отверг эту древнюю и почётную должность – как её назвал Хиздар – и предпочёл удалиться в скромную пирамиду Кандаков. «Теперь, когда его не защищает королева, приходя сюда, он подвергает себя большой опасности». А если кто-то увидит, как сир Барристан разговаривает с Скахазом, под подозрение попадет и сам рыцарь.
Не нравилось ему эта затея. Она попахивала коварством, обманом и заговором – всем тем, о чём он надеялся забыть вместе с Пауком, лордом Мизинцем и им подобными. Барристана Селми нельзя было назвать книгочеем, но он нередко просматривал страницы Белой Книги с записями деяний его предшественников. Некоторые были героями, другие – слабаками, подлецами и трусами. Большинство же было обычными людьми, просто быстрее и сильнее других, и лучше владеющих мечом и щитом, но так же легко поддающимися гордыне, честолюбию, похоти, любви, гневу, зависти, алчности, властолюбию и всем прочим слабостям, которым подвержены остальные смертные. Лучшие из белых рыцарей преодолели свои слабости, исполнили свой долг и умерли с оружием в руках. Худшие же...
«Худшие – те, кто играл в игру престолов».
– Ты сможешь снова найти эту сову? – спросил он Миссандею.
– Недостойная может попробовать, сир.
– Скажи ему, что я встречусь с... с нашим другом... после заката, в конюшнях.
После захода солнца главные ворота пирамиды закрывали и запирали на засов. В конюшнях в это время было безлюдно.
– Только убедись, что это та самая сова. – Будет худо, если об этом услышит не та Медная Тварь.
– Недостойная понимает.
Миссандея повернулась, собираясь уйти, помедлила мгновение и сказала:
– Говорят, юнкайцы окружили город скорпионами, чтобы стрелять железными стрелами в небо, если Дрогон вернется.
Сир Барристан тоже об этом слышал.
– Не так-то просто убить дракона в небесах. В Вестеросе многие пытались сбить Эйегона и его сестёр, и никому это не удалось.
Миссандея кивнула. Трудно сказать, обнадежила её эта весть или нет.
– Сир, как вы думаете, они её найдут? Степи такие огромные, а драконы не оставляют следов на небе.
– Агго и Ракхаро – кровь её крови... и кому знать Дотракийское море лучше, чем самим дотракийцам? – Он сжал плечо наатийки. – Если такое вообще возможно, они её найдут.
«Если она еще жива». По степным травам рыскали и другие кхалы, конные владыки с кхаласарами из десятков тысяч всадников. Но не стоило говорить об этом девочке.
– Я знаю, что ты её очень любишь. Клянусь, я защищу её.
Слова, похоже, немного успокоили девочку.
«И всё же слова – ветер, – подумал сир Барристан. – Как я могу защитить королеву, когда меня нет рядом?»
Барристан Селми знавал многих королей. Он родился в беспокойные времена правления Эйегона Невероятного, любимого простым людом, и рыцарство получил из его рук. В двадцать три года Селми получил белый плащ из рук Джейехериса, сына Эйегона – после того, как сир Барристан убил Мейелиса Чудовище в Войне Девятигрошовых Королей. В этом же плаще он стоял у Железного Трона, когда безумие пожирало сына Джейехериса – Эйериса. «Стоял, смотрел, слушал – но ничего не делал».
Нет. Это несправедливо. Он исполнял свой долг. Но в иные ночи сир Барристан размышлял, что бы произошло, исполняй он свой долг не так хорошо? Он принёс свои обеты перед лицом богов и людей и не мог поступиться честью, нарушив их... но исполнять эти обеты в последние годы правления Эйериса стало тяжело. Он видел такое, что больно вспоминать, и не раз задумывался, сколько крови на его собственных руках. Не отправься он в Синий Дол, чтобы спасти Эйериса из темницы лорда Дарклина, король, вероятно, умер бы там, когда Тайвин Ланнистер разорял город. Потом на Железный Трон взошел бы принц Рейегар – возможно, ради того чтобы исцелить страну. Синий Дол был звёздным часом Барристана Селми, но воспоминания о нём отдавали горечью.
По ночам его преследовали прошлые неудачи. «Три мёртвых короля: Джейехерис, Эйерис, Роберт. Рейегар, который стал бы королем лучше любого из них. Принцесса Элия и её дети: Эйегон – всего лишь младенец, Рейенис и её котенок». Все они мертвы, а он, поклявшийся защищать их, всё ещё живет. Теперь и Дейенерис, его сияющая королева-дитя. «Нет. Она не умерла – я не поверю в это».
Во второй половине дня сир Барристан получил возможность ненадолго отвлечься от своих раздумий. Он проводил эти часы в зале для тренировок на третьем ярусе пирамиды, упражняясь со своими подопечными, обучая их искусству владения мечом и щитом, копьем и боевым конем... и рыцарству – тому самому кодексу чести, который делает рыцаря чем-то большим, чем раб-гладиатор. После его смерти Дейенерис понадобятся защитники её возраста, и сир Барристан твердо вознамерился предоставить королеве таковых.
Мальчикам, которых он учил, было от восьми до двадцати лет. На первых занятиях их было больше шестидесяти, но для многих тренировки оказались чересчур суровыми. Осталось меньше половины, однако некоторые подавали большие надежды. «Теперь, когда не надо охранять королеву, у меня больше времени на тренировки с ними, – понял он, переходя от пары к паре и наблюдая, как они сходятся друг с другом, вооружённые затупленными мечами и копьями. – Храбрые мальчики. Низкого происхождения, да, но кое-кто из них станет хорошим рыцарем, и они любят королеву. Если бы не она, все они закончили бы свои дни в бойцовых ямах. У короля Хиздара есть гладиаторы, но Дейенерис получит рыцарей».
– Щит не опускать! – прикрикнул он. – Покажи мне свои удары. Теперь вместе. Удар снизу, сверху, снизу, снизу, сверху, снизу...
В этот вечер Селми вынес на террасу свой нехитрый ужин и поел на закате. В лиловых сумерках на великих ступенчатых пирамидах один за другим загорались огни – разноцветные кирпичи Миэрина становились сначала серыми, а потом чёрными. Внизу на улицах и в переулках собирались тени, сливаясь в реки и озера. В сумерках город казался безмятежным, даже прекрасным. «Это мор, а не мир», – сказал себе старый рыцарь, допив последний глоток вина.
Он не хотел привлекать к себе внимание, поэтому после ужина снял свой придворный наряд и сменил белое облачение рыцаря Королевской Гвардии на бурый дорожный плащ с капюшоном, какой может носить любой простолюдин. Однако меч и кинжал Селми оставил при себе. «Это может оказаться ловушкой». Он не слишком доверял Хиздару, а Резнаку мо Резнаку – и того меньше. Надушенный сенешаль мог быть в этом замешан – он мог пытаться завлечь рыцаря на тайную встречу, поймать там его с Скахазом и обвинить обоих в заговоре против короля. «Если Бритоголовый замыслил измену, он не оставляет мне выбора, кроме как арестовать его. Пусть мне это и не нравится, но Хиздар – супруг моей королевы. Мой долг – служить ему, а не Скахазу».
Или всё-таки нет?
Первейшая обязанность рыцаря Королевской Гвардии – охранять короля от любого вреда и угрозы. Помимо этого, белые рыцари клянутся повиноваться приказам короля, хранить его тайны, давать совет, когда тот требуется, и держать рот на замке, когда у короля нет в нём нужды, угождать его прихотям и защищать его имя и честь. Строго говоря, только сам король решал, должны ли гвардейцы охранять кого-то ещё или нет, даже когда речь шла о членах королевской семьи. Некоторые короли считали в порядке вещей направлять Королевскую Гвардию на охрану своих жён, детей, братьев, сестёр, теток и дядьев, ближних и дальних родичей, а иногда даже любовниц и бастардов. Но другие предпочитали использовать для таких дел служилых рыцарей и дружинников, а свою семёрку всегда держать при себе как личную стражу.