Тирион не стал с ним спорить. Самым коварным в оковах было то, как быстро к ним привыкаешь. На его взгляд, жизнь большинства рабов не отличалась от жизни прислуги в Кастерли Рок. Правда, некоторые рабовладельцы и надсмотрщики грубы и жестоки, но тоже самое можно сказать и о некоторых лордах Вестероса, об их стюардах и управляющих. Большинство юнкайцев обращались со своей собственностью довольно прилично, пока те выполняли свою работу и не доставляли хлопот… и этот старик в своём ржавом ошейнике с его отчаянной преданностью лорду-щекотрясу не был чем-то из ряда вон выходящим.
– Газдор Великодушный? – льстиво произнёс Тирион. – Наш хозяин рассказывал о его уме.
Йеззан на самом деле сказал, что в его левой ягодице ума больше, чем у Газдора и его братьев вместе взятых. Однако Тирион рассудил, что разумнее не приводить сказанное дословно.
Полдень пришёл и ушёл, пока они с Пенни добрались до колодца. Зачерпывавший воду тощий одноногий раб подозрительно зыркнул на них.
– Нянька всегда сам приезжает за водой для Йеззана с четырьмя рабами и повозкой, запряжённой мулом.
Он вновь закинул ведро в колодец. Послышался лёгкий всплеск. Одноногий подождал, пока ведро наполнится, а затем потащил его наверх. Его тощие, на первый взгляд, но жилистые руки обгорели на солнце и облезали.
– Мул сдох, – объяснил Тирион. – И Нянька тоже, бедолага. А теперь и сам Йеззан оседлал бледную кобылицу, и ещё шестеро его воинов исходят на дерьмо. Можно мне два полных ведра?
– Как скажешь. – На этом разговор закончился.
«Опа, уж не услышал ли ты стук копыт?» – Ложь насчёт воинов заставила одноногого шевелиться гораздо быстрее.
Они двинулись назад. Каждый из карликов тащил два ведра, полных до краёв чудной водичкой, а сир Джорах нёс по два ведра в каждой руке. Становилось жарче, воздух был плотным и влажным, как мокрая шерсть, и с каждым шагом ноша становились всё тяжелее. Долгая прогулка для коротких ног. Вода выплёскивалась из вёдер при каждом шаге, обливая ноги, покуда колокольчики вызванивали походный марш.
«Если б я только знал, отец, что всё обернётся вот так, то, может, сохранил тебе жизнь».
В полумиле к востоку, в том месте, где подожгли палатку, в небо поднимался тёмный шлейф дыма. Жгут умерших прошлой ночью.
– Сюда, – сказал Тирион, мотнув головой направо.
– Мы не так шли, – удивлённо взглянула на него Пенни.
– Не стоит нам дышать этим дымом, полным зловредных испарений. – Это не было ложью. Не совсем.
Пенни вскоре запыхтела, сгибаясь под тяжестью своих вёдер.
– Мне нужно передохнуть.
– Как скажешь. – Радуясь остановке, Тирион поставил ношу на землю. Ноги свело жуткой судорогой, поэтому он нашёл подходящий камень и уселся на него растереть ляжки.
– Я могу помассировать, – предложила Пенни. – Я знаю, где расположены узлы.
Несмотря на зародившуюся в нём привязанность к этой девушке, ему всё ещё становилось не по себе от её прикосновений.
Он обернулся к сиру Джораху.
– Если тебя изобьют ещё пару раз, ты станешь уродливее меня, Мормонт. Скажи, у тебя хоть какие-то силёнки остались?
Большой рыцарь поднял чёрные глаза и посмотрел на него, как на недоразумение.
– Достаточно, чтобы свернуть тебе шею, Бес.
– Это хорошо, – Тирион взялся за вёдра. – В таком случае, нам сюда.
Пенни наморщила лоб:
– Нет. Нужно налево, – указала она пальцем. – Вон она, Ведьма.
– А вон то – Злая Сестра, – мотнул головой Тирион в обратном направлении. – Верь мне. Так, как я говорю, быстрее.
Карлик зашагал, звеня колокольчиками, не сомневаясь, что Пенни идёт следом.
Иногда он завидовал глупеньким мечтам этой девушки. Она напоминала ему Сансу Старк, девочку-невесту, на которой он женился, а потом потерял. Несмотря на все ужасы, которые пришлось пережить Пенни, она каким-то образом осталась доверчивой. Ей нужно поумнеть. Она старше Сансы и, к тому же, карлица, а ведёт себя, словно благородная дама и писаная красавица, а не рабыня в труппе уродцев. По ночам Тирион часто слышал, как она молится. Напрасная трата слов.
«Если и есть боги, которые могли бы её услышать, то это как раз те чудовища, что мучают нас себе на потеху. Кто ещё создал бы такой мир, полный неволи, крови и боли? Кто ещё сотворил бы нас такими?»
Иногда ему хотелось отвесить ей пощёчину, встряхнуть, наорать – что угодно, лишь бы она очнулась от своих грёз. «Никто нас не спасёт! – хотелось ему крикнуть ей. – Худшее впереди!» И всё же, по какой-то причине, он не мог произнести этих слов. Вместо того чтобы хорошенько двинуть по её уродливому лицу, чтобы сбить шоры с её глаз, он всякий раз обнаруживал, что сжимает её плечи или обнимает её. Каждое прикосновение – ложь.
«Я расплачивался с ней таким количеством фальшивой монеты, что она почти уверена, что богата».
Он скрыл от неё даже правду о Яме Дазнака.
«Львы. Они собирались натравить на нас львов. Да уж, вот была бы ирония». – Может у него хватило бы времени на короткий, горький смешок прежде, чем его разорвали бы на части.
Никто никогда не рассказывал ему о том, какой конец им уготован, во всяком случае, вслух, но догадаться было не сложно. Под кирпичами Ямы Дазнака, в мире, скрытом под местами для зрителей, в тёмном царстве гладиаторов и обслуживавшей их, живых и мёртвых, прислуги – кормивших их поваров, вооружавших их торговцев железом, пускавших им кровь, бривших и перевязывавших им раны цирюльников, ублажавших их до и после битв шлюх и трупоносов, утаскивавших проигравших с песка баграми и цепями.
Первым сигналом Тириону послужило выражение лица Няньки. После их представления они с Пенни вернулись в освещённую факелами камеру, где бойцы собирались до и после поединков. Кто-то точил оружие, кто-то приносил жертвы странным богам или успокаивал нервы маковым молочком, прежде чем отправиться на смерть. Те, кто уже сразился и победил, играли в углу в кости, смеясь так, как могут смеяться только те, кто только что смотрел в лицо смерти и выжил.
Нянька расплачивался с кем-то из работников Ямы за проигранную ставку, когда краем глаза заметил Пенни, ведущую Хрустика. Замешательство в его глазах исчезло в одно мгновение, но Тирион успел понять, что оно означало.
«Нянька не ждал нас обратно. – Он оглядел лица других. – Никто из них не думал, что мы вернёмся. Мы должны были там умереть».
Мозаика сложилась, когда Тирион услышал, как укротитель зверей громко пожаловался устроителю боёв.
– Львы голодны. Уже два дня не ели. Мне сказали их не кормить, я и не кормил. Королева должна оплатить расходы на мясо.
– Скажи ей об этом в следующий раз, когда она соберёт двор, – огрызнулся устроитель боёв.
Даже теперь Пенни ни о чём не подозревала. Вспоминая Яму, она в основном переживала за то, что не все зрители смеялись. «Они бы обоссались от смеха, если бы спустили львов», – чуть не сказал ей Тирион, но вместо этого сжал её плечо.
Пенни внезапно остановилась.
– Мы идём не туда.
– Нет, туда, – Тирион опустил вёдра на землю. Ручки оставили глубокие борозды на его пальцах. – Нам вот к тем палаткам.
– Младшие Сыновья? – странная улыбка рассекла лицо сира Джораха. – Если надеешься найти там помощь, то ты не знаешь Бурого Бена Пламма.
– О, ещё как знаю. Мы с Пламмом сыграли пять партий в кайвассу. Бурый Бен ушлый, упрямый, нельзя сказать, что глупый… но очень осторожный. Предпочитающий, чтобы рисковал его противник, а он в это время будет выжидать, выбирая, что ему предпринять по ходу сражения.
– Сражения? Какого сражения? – отпрянула Пенни. – Мы должны вернуться обратно. Хозяину нужна чистая вода. Если нас не будет слишком долго, нас выпорют. И Милашка с Хрустиком там остались.
– Сладость о них позаботится, – солгал Тирион. Скорее всего, Шрам и его друзья скоро закатят пир с ветчиной, беконом и острой тушёной собачатиной, но Пенни не нужно об этом знать. – Нянька мёртв, а Йеззан умирает. Пока нас хватятся, уже стемнеет. Лучшего шанса, чем сейчас, у нас не будет.
– Нет. Ты же знаешь, как они поступают с беглыми рабами. Ты знаешь. Пожалуйста. Они не позволят нам бежать из лагеря.
– А мы и не бежим из лагеря. – Тирион поднял свои вёдра и, не оглядываясь, быстро заковылял прочь.
Мормонт шагал рядом. Через мгновение Тирион услышал, как вслед за ними вниз по песчаному склону к стоящим кругом рваным палаткам торопится Пенни.
Когда они приблизились к коновязям, появился первый охранник – стройный копейщик с малиновой бородой, выдающей в нём тирошийца.
– Кто это у нас тут? И что у вас в вёдрах?
– Вода, – ответил Тирион, – если вам угодно.
– Я бы предпочел пиво. – Тириону в спину упёрся наконечник копья – второй охранник подобрался к ним сзади, и в его голосе он услышал речь Королевской Гавани. Мразь с Блошиного Конца. – Потерялся, карлик? – требовательно спросил охранник.
– Мы хотим присоединиться к вашему отряду.
Выскользнувшее из рук Пенни ведро опрокинулось, и половина воды пролилась, прежде чем она успела его поднять.
– У нас в отряде и так предостаточно шутов. Зачем нам ещё трое? – Тирошиец поддел кончиком копья ошейник Тириона, звякнув золотым колокольчиком. – Я вижу беглого раба. Трёх беглых рабов. Чей ошейник?
– Жёлтого Кита. – Это был уже третий охранник, привлечённый их голосами, тощий, заросший щетиной субъект, с красными от кислолиста зубами.
«Сержант, – сообразил Тирион по тому, как двое других пред тем отступили. На месте правой кисти у него торчал крюк. – Бледная ублюдочная тень Бронна, или я Бейелор Благословенный».
– Это те самые карлики, которых пытался купить Бен, – косясь, сказал сержант копейщикам. – А вот здоровяк… ладно, его тоже ведите. Всех троих.
Тирошиец махнул копьём. Тирион направился вперёд. Другой наёмник – юноша, по сути, ещё мальчик, с пушком на щеках и волосами цвета грязной соломы, подхватил Пенни под руку: