– Всё готово, – убеждал его Боуэн Марш. – Если одичалые выполнят условия сделки, всё пройдёт так, как вы и приказывали.
«А если нет, то всё может превратиться в кровавую бойню».
– Помните, – сказал Джон, – люди Тормунда голодные, замёрзшие и напуганные. Некоторые из них ненавидят чёрных братьев не меньше, чем кое-кто из вас ненавидит их. Мы идём по тонком льду. И мы, и они. Одна трещина – и все утонут. Если сегодня суждено пролиться крови, то пусть первый удар нанесём не мы, или, клянусь старыми и новыми богами, я отрублю голову тому, кто это сделает.
С ним согласились, покивали, ответили:
– Как прикажете, будет сделано, да-да, милорд. – А затем по очереди вышли на мороз, опоясавшись мечами и надев тёплые чёрные плащи.
Последним стол покинул Скорбный Эдд Толетт, приехавший ночью с шестью телегами из Долгого Кургана. Теперь чёрные братья называли эту крепость Дырой Шлюх. Эдда отправили, чтобы взять столько копьеносиц, сколько могли вместить телеги, а после того, как всё закончится, вернуть их обратно к их сёстрам по копью.
Джон смотрел, как тот подбирает куском хлеба растёкшийся желток. Странно, но он был рад вновь увидеть угрюмое лицо Эдда.
– Как идут восстановительные работы? – поинтересовался лорд-командующий у своего прежнего стюарда.
– Ещё лет на десять должно хватить, – как всегда мрачно ответил Толетт. – Сперва, когда мы только заселились, это место кишело крысами. Копьеносицы перебили мерзавок. Теперь оно кишит копьеносицами. Порой мне хочется, чтобы было наоборот.
– Как тебе служится под началом Железного Эммета? – спросил Джон.
– В основном под началом Эммета служит Чёрная Мерис. А у меня есть мулы. Крапива утверждает, что мы с ними родня. По правде, рожи-то у нас и в самом деле одинаково вытянутые, но мне до их упрямства далеко. В любом случае, на моё счастье, я не встречал их матерей, – он прикончил свою яичницу и вздохнул. – Люблю хорошую глазунью. Прошу, м’лорд, не дайте одичалым сожрать всех наших кур.
Снаружи небо на востоке только начало светлеть, и на нём не было ни облачка.
– Похоже, подходящий день для такого дела, – заметил Джон. – Ясный, тёплый и солнечный.
– Стена заплачет, и зима почти пришла. Это неестественно, м’лорд. Если хотите знать моё мнение, дурной знак.
Джон улыбнулся.
– А если бы шёл снег?
– Ещё хуже.
– А какая погода пришлась бы тебе по душе?
– Та, при которой я сидел бы внутри, – ответил Скорбный Эдд. – Если угодно м’лорду, мне нужно вернуться к моим мулам. Они без меня тоскуют. Не могу сказать того же о копьеносицах.
На том они и расстались: Толетт пошёл к восточной дороге, где его ожидали телеги, Джон Сноу – к конюшням. Атлас оседлал и взнуздал его коня – норовистого серого жеребца с чёрной и блестящей, точно мейстерские чернила, гривой. Джон не выбрал бы такого коня для похода, но этим утром для него важно выглядеть представительно, а для этой задачи жеребец подходил в самый раз.
Джону никогда не нравилось окружать себя охраной, но сегодня казалось разумным взять с собой несколько надёжных людей. Ожидавшие его спутники в кольчугах, стальных полушлемах и чёрных плащах, вооружённые длинными копьями и заткнутыми за пояс мечами и кинжалами, представляли собой мрачное зрелище. Выбирая людей для этой задачи, Джон отсеял всех стариков и зелёных мальчишек. Его выбор пал на восемь человек в самом расцвете сил: Тая и Малли, Лью-Левшу, Большого Лиддля, Рори, Фалка Блоху и Гаррета Зелёное Копьё. Вдобавок к ним он взял Кожаного – нового мастера над оружием Чёрного Замка, чтобы показать вольному народу, что даже тот, кто воевал на стороне Манса в битве под Стеной, может получить достойное место в Ночном Дозоре.
К тому времени, как они собрались у ворот, небо на востоке полыхало тёмно-красным румянцем. «Звёзды гаснут», – подумал Джон. Вновь взойдя на небосвод, они засияют над миром, который изменился навсегда. Несколько наблюдателей из числа людей королевы стояли у затухающего ночного костра леди Мелисандры. Взглянув на Королевскую Башню, Джон заметил за окном красную вспышку. Королевы Селисы не было видно.
Время пришло.
– Открыть ворота, – спокойно произнёс Джон Сноу.
– ОТКРЫТЬ ВОРОТА! – проревел Большой Лиддль громоподобным голосом.
Семьюстами футами выше его услышали стражники и поднесли к губам боевые рога. Отражаясь от Стены, звук заполнил весь окружающий мир: «Аху-у-у-у!» Один длинный сигнал, тысячу лет или даже больше возвещавший о том, что разведчики возвращаются домой. Сегодня он значил нечто иное. Сегодня рог звал вольный народ в их новые дома.
На обоих концах длинного туннеля распахнулись ворота и открылись железные решётки. Наверху на льду заиграли лучи восходящего солнца: розовым, золотым и лиловым. Скорбный Эдд прав, Стена скоро заплачет. «Боги, пусть она рыдает в одиночестве».
Атлас повёл их подо льдом, освещая сумрак туннеля железным фонарём. Джон шёл за юношей, ведя под уздцы своего коня. Следом шагала охрана, а за ними – Боуэн Марш с парой десятков стюардов, каждому из которых поручили своё задание. Наверху Ульмер из Королевского Леса охранял Стену. Рядом с ним стояли сорок лучших лучников Чёрного Замка, готовые ответить дождём стрел на любые неприятности внизу.
К северу от Стены верхом на низеньком мохнатом коньке, выглядевшем слишком хилым, чтобы выдержать вес своего ездока, поджидал Тормунд Великанья Смерть. Его сопровождали шестьдесят воинов и два уцелевших сына: высокий Торегг и молодой Дрин.
– Хар! – произнёс Тормунд. – Телохранители, что ли? А как же доверие, ворона?
– Ты привёл больше людей, чем я.
– И правда. Ступай сюда, парень. Я хочу, чтобы мой народ посмотрел на тебя. У меня тысячи тех, кто никогда не видел лорда-командующего. Взрослые люди, которых в детстве пугали, что твои разведчики съедят их, если те будут плохо себя вести. Они должны увидеть обычного длиннолицего парня в старом чёрном плаще. И понять: нечего бояться Ночного Дозора.
«Не хотел бы я, чтобы они усвоили этот урок». Джон стянул перчатку с обожжённой руки, сунул два пальца в рот и свистнул. Из ворот выбежал Призрак. Лошадь Тормунда шарахнулась в сторону, и одичалый едва не вылетел из седла.
– Нечего бояться? – повторил Джон. – Призрак, стоять.
– Ты ублюдок с чёрным сердцем, лорд Ворона.
Тормунд Трубящий-в-Рог поднял ко рту свой боевой рог. Звук, точно раскат грома, отразился ото льда, и первые представители вольного народа потянулись к воротам.
От рассвета до заката Джон смотрел, как проходят одичалые.
Сначала прошли заложники – сотня парней от восьми до шестнадцати лет.
– Твоя кровная плата, лорд Ворона, – объявил Тормунд. – Надеюсь, что плач их несчастных матерей не потревожит твои сны.
Некоторых мальчишек сопровождали к воротам родители или другие родичи, но большинство из них шли одни. Четырнадцатилетние и пятнадцатилетние были уже почти мужчинами и не хотели, чтобы их видели цепляющимися за женские юбки.
Двое стюардов пересчитывали проходивших мимо мальчишек, записывая имя каждого на длинных свитках пергамента. Третий собирал в качестве платы их ценности и тоже всё учитывал. Ребята шли в незнакомое место, чтобы служить тем, с кем тысячи лет враждовали их друзья и родные, но Джон не видел слёз, не слышал плач матерей. «Это – люди зимы, – напомнил он себе. – Там, откуда они родом, слёзы замерзают на щеках». Ни один заложник не задержался и не пытался ускользнуть, когда наступал его черёд войти в этот мрачный туннель.
Почти все мальчишки были худыми, некоторые на последней стадии истощения, с тощими ногами и руками-веточками. Джон и не ждал ничего иного. В остальном ребята отличались лишь телосложением, ростом и цветом волос. Он видел высоких и низких, шатенов и брюнетов, золотистых и рыжеватых блондинов, просто рыжих – поцелованных огнём, совсем как Игритт. Он видел парней со шрамами, хромых мальчишек, рябых мальчишек. У ребят постарше на щеках пробивался пушок, а над губой росли тонкие маленькие усики. Впрочем, попался один парень с такой же густой бородой, как у Тормунда. Кто-то из них был одет в прекрасные мягкие меха, кто-то – в вываренную кожу и разрозненные части доспехов, большинство – в шерсть и тюленьи шкуры, а кое-кто и вовсе в лохмотья. Один даже шёл голышом. У многих было оружие: заострённые деревянные копья, каменные молоты, ножи из кости, камня или драконьего стекла, палицы, сети, у некоторых попадались даже изъеденные ржавчиной старые мечи. Рогоногие весело шагали босиком по сугробам. Другие мальчишки привязали к сапогам «медвежьи лапы» и ступали по снегу, не проваливаясь сквозь наст. Шесть парней приехали на лошадях, два – на мулах. Двое братьев пришли с козлом. У самого высокого заложника, вымахавшего до шести с половиной футов роста, было совсем ещё детское лицо, а самым низким оказался коренастый мальчик, утверждавший, что ему девять, но выглядевший никак не старше шести.
Отдельно записывали сыновей известных одичалых. Тормунд называл их, когда те проходили мимо.
– Этот парень – сын Сорена Щитолома, – указал он на высокого мальчугана. – А тот, с рыжими волосами – Геррика Королевской Крови. Его послушать, так он потомок Реймунда Рыжебородого. Если хочешь знать правду – младшего брата Рыжебородого.
Два мальчика выглядели, как близнецы, но Тормунд уверял, что они кузены и между ними год разницы.
– Первый зачат от Харля-Охотника, второй – от Харля-Красавчика, обоих родила одна женщина. Отцы ненавидят друг друга. На твоём месте, я бы отправил одного в Восточный Дозор, а другого – в Сумеречную Башню.
Другие заложники, по его словам, были сыновьями Хоуда-Странника, Брогга, Девина Шкуродела, Кайлига Деревянное Ухо, Морны Белой Маски, Великого Моржа…
– Великий Морж? В самом деле?
– У них на Стылом Берегу странные имена.
Трое заложников оказались сыновьями Альфина Убийцы Ворон, печально известного разбойника, убитого Куореном Полуруким. По крайней мере, так утверждал Тормунд.