— Скажи мне, ты что — любишь его? — напрямик спросила она ее однажды, когда они сидели на берегу, свесив ноги в воду.
— Да нет, просто мне с ним хорошо.
— Я ведь не первый день тебя знаю, Люба. Так у тебя было с Валентином. Теперь тебе ни до кого, кроме Дэнни, нет дела.
— А он тебе не нравится?
— Да не в том дело «нравится — не нравится»! Он через неделю возвращается в Америку, а ты остаешься. Смотри, чтоб не вышло как тогда, с Валентином… Помнишь, как ты горевала?
— А, может, он возьмет меня с собой в Америку!
— Люба, это фантазии!
Люба смотрела, как под ее ногой в воде вздуваются и лопаются пузыри.
— Помнишь нашу пословицу: жизнь без фантазий — что пруд без рыбы?
— Я с тобой серьезно, а ты мне в ответ какую-то чушь несешь. Ой, смотри, Люба, ой, смотри, не обожгись еще раз!
В воскресенье Адолфо пригласил всю съемочную группу к себе на коктейль. Дэнни настойчиво звал с собой и Магду, но она сказала, что стесняется многолюдных сборищ, а потому осталась дома.
Нуно Адолфо радушно пригласил своих гостей к «Ьоа mesa», шведскому столу на португальский манер, где стояли бесчисленные блюда португальской кухни, а доминировало излюбленное национальное кушанье — запеченная треска. Киношники не заставили себя упрашивать и набросились на еду так, словно несколько дней голодали.
Дэнни хозяин обрядил в какую-то пурпурную хламиду, которую называл «кафтан», встав на цыпочки, расцеловал в обе щеки и шепнул на ухо:
— Любезный сосед, сахарку не угодно ли?
Дэнни засмеялся, бросив взгляд на слонявшегося из угла в угол Брюса Райана. Томясь без своих подлипал, он явно искал им замену. Дэнни собирался было подойти к нему, но тут актер подобрался к Любе и плотоядно похлопал ее по заду.
— Славная у тебя попочка, — услышал Дэнни. «Спятил он, что ли?» — подумал он, и тотчас до него донесся ответ:
— И у тебя недурна.
Дэнни отошел и вскоре оказался в той части дома, где по выбеленным стенам были развешаны необыкновенно яркие, странные и выразительные картины хозяина — слоны на тонких длинных ногах, морские пейзажи со смутными очертаниями человеческих фигур.
Дэнни так увлекся ими, что позабыл о времени и очнулся, лишь услышав за спиной голос Любы:
— Невероятно, а? Невозможно поверить, что все эти чудеса создал этот кругленький смешной человечек. Он — гений. Посмотри, — и, взяв его за руку, она подвела его к полотну, где были изображены ягнята и львы, причем первые были вдвое крупнее. — Какое у него бешеное воображение… Какое буйство цвета! А посмотри на это! — она потянула его к другой картине.
Люба ни за что не хотела уходить, пока вечеринка не кончилась, и сразу после этого вдруг как-то угасла и поникла, словно игрушка, у которой кончился завод.
Домой они возвращались молча — каждый думал о своем. Во тьме мерцал красный огонек любиной сигареты, становясь ярче при каждой затяжке и опять тускнея. Где-то вдалеке выл на полную луну пес. Люба прислушалась, остановилась.
— Что такое? — спросил Дэнни.
— Да нет, вдруг почудилось, что это Блю-Бой.
— Кто это?
— Блю-Бой, моя собака… Нам пришлось бросить его в Милане. Хотела взять с собой, да не вышло. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он бился о борт автобуса и выл, выл, выл… Потом автобус тронулся. Это была моя ошибка и мне урок: расставаться с тем, к кому привязался, — слишком больно, так что лучше уж ни к кому не привязываться…
— Ты поэтому отдала Магде пуделька?
Она кивнула. Он обнял ее.
— Вот ты вспомнила Милан, а заговорила о собаке. Что же, друзей из двуногих у тебя там не осталось?
— Почему же, осталось. Только у них был шанс, а Блю-Боя я обрекла.
— Вижу, ты любишь собак.
— Да. А теперь и Магда полюбила. Как она сердилась, когда я приручила Блю-Боя, а вот пришло время — и поняла меня. Твой подарок помог ей. — Люба жадно затянулась сигаретой. — А там, дома, в Калифорнии, у тебя есть собака?
— Нет.
— Заведи себе собачку, Дэнни. Они такие чудные. Всю свою жизнь они ждут, ждут, ждут тех, кого любят. Ждут, когда их выведут, ждут, когда впустят в дом, ждут, когда накормят, Ждут, когда погладят и приласкают. И как они умеют быть благодарными за все! И воздают за добро сторицей. И хотят они только, чтобы им разрешили любить. Ты их бьешь, а они все равно тебя любят.
В доме было темно. Магда уже спала. Они легли и некоторое время лежали неподвижно. Молчание нарушил Дэнни.
— Спишь?
— Нет.
— Знаешь… Мне нравится, когда ты размышляешь, и нравятся твои мысли.
— Правда? — она прижалась к нему теснее.
— Отличные мысли — о собаках, о сексе, о жизни…
Она хихикнула.
— Ничего смешного. Я очень многому научился у тебя, особенно в смысле секса. Каждый раз, когда я с тобой, — все, словно впервые.
— А ты помнишь, как это было впервые?
Он не отвечал.
— Ну, расскажи, расскажи мне…
— Уже поздно, Люба. Давай спать.
— Так нечестно, я же тебе рассказала! Ну, Дэнни-и!.. Может, ты тоже всего лишь играл с большим пальцем?
— Да нет, — засмеялся он, — просто я боюсь, тебя шокирует то, что я тебе расскажу.
— Ты еще не усвоил, что меня шокировать невозможно?
— Ну, ладно. Моей первой женщиной была моя мать.
Ошеломленная Люба подняла голову:
— Не верю. Быть этого не может.
— Ну, я же говорил тебе, ты будешь шокирована. Только она была мне не родная мать, а приемная. Она усыновила меня после гибели моих родителей. Это было чудесно… чудесное знакомство с тем, что такое женщина… — Он отвернулся. — Никогда и никому я не рассказывал этого.
Люба крепче прильнула к нему.
— Дэнни… То, что ты сейчас сказал, очень важно для меня. Ты мне доверяешь. Я верю, что ты никогда и никому не говорил этого. А то, что ты узнал от меня, знаешь ты один.
ТРОЯ, ПОРТУГАЛИЯ.Когда до конца съемок осталось два дня и группа отправилась в Трою, Магда решила вернуться домой. Ей тут очень нравится, и она сказала, что поездка была незабываемой, но она волнуется о собачке.
Вечером, после обеда, который им подали на веранду их номера, Люба рассказала Дэнни, как она соблазнила Хаима на берегу реки.
— Похоже? — Дэнни показал туда, где текла река Садо, торопясь встретиться с водами Атлантики.
— Дэнни, для объятых страстью все берега всех рек неотличимы друг от друга. Но мы можем проверить, — рассмеялась Люба.
Она сбросила туфли и сбежала по каменным ступеням к реке. Дэнни следовал за ней с бокалом портвейна — лучшего в мире, по словам хозяина отеля.
— И что же предприняла Магда, когда накрыла вас на месте преступления? — спросил он, босиком бредя за нею по прибрежному песку.
— Ничего. Мы два дня не разговаривали, но никаких объяснений Хаима она слушать не стала.
Дэнни засмеялся, пригубил портвейн.
— Да что он мог ей объяснить? Все мужчины в таких случаях лепечут одно и то же: «Прости меня, я виноват, я не хотел; так вышло, она мне напоминала тебя». — Гораздо больше она злилась на меня. И правильно делала. Я же это сделала, чтобы причинить ей боль, а потом мне сразу стало ее жалко.
— И больше она с Хаимом… нет?
— Отчего же? Мы делали это втроем.
— О, Боже! Запущу-ка я первый в жизни порносериал на эту тему! Когда же это вы успели?
— Через неделю или чуть позже.
— И, конечно, по твоей инициативе?
— Пришлось взять все на себя — Хаим робел и стеснялся.
— Робел? — Дэнни швырнул пустой бокал в реку. — Ну да, конечно… Он же просто завел шашни с мамашей, а потом оказалось, что трахнуть надо и дочку.
— Ты будешь слушать, что было дальше?
— Буду, буду, извини, — сдерживая смех, сказал он. — Слушаю тебя в оба уха.
— Он хотел устроить обед по случаю нашей новой жизни…
— Тоже твоя затея?
— А вот и нет! Хаим хотел устроить обед, а я настояла, чтобы происходил он в нашей комнате.
— Нет, ты меня просто пугаешь. От тебя надо держаться подальше, — Дэнни отбежал за песчаную дюну.
Люба настигла его и нежно поцеловала:
— Нет, не надо!
Они сели рядом, на траву. Дэнни незаметно переводил дух — он запыхался.
— И что же Магда?
— Магда отказалась наотрез. Она все еще чувствовала себя оскорбленной. Но я сказала: «Мы уезжаем, Хаим любил тебя и хочет увидеть в последний раз».
— И она сдалась?
— Сдалась.
— И приготовила обед?
— Конечно. Но Хаим принес…
— Молчи! Я уже догадался — рыбу!
— Ну, разумеется, рыбу. Огромного окуня.
Дэнни вскочил на ноги и принялся с жаром импровизировать:
— Я так ясно все это вижу! Хаим пошел рыбачить на вечерней зорьке, на этот раз — один. Солнце садится. Хаим чувствует свою вину, корит себя: «Что же я за сволочь такая? Извращенец! Как я мог! Дочь той, которую я люблю! Это никогда не повторится…»
— Ты будешь слушать или нет?
— Буду, но с того момента, когда вы доели окуня. Итак, вторая серия!
— Тогда не перебивай! И вот, когда вино было допито…
— А Магда слегка охмелела… — Дэнни стал расхаживать по берегу взад-вперед. — Эх, если бы я мог завтра же приступить к съемкам!.. Ну все, молчу-молчу! Как же ты осуществила свой коварный план?
— Очень просто. Подошла и поцеловала Магду в губы.
— Отчего Хаим чуть не упал со стула?
— Кто-то, кажется, обещал заткнуться?
— Но неужели ты и впрямь поцеловала ее? По-настоящему?
— Да!
— А она?
— Она попыталась оттолкнуть меня.
— Но не слишком сильно.
— Да, она же выпила, и ей это нравилось.
— А Хаим смотрел?
— «Смотрел» — не то слово. Он не сводил с нас глаз.
Дэнни с размаху опустился на траву рядом с ней.
— А потом?
— Потом я его позвала.
— Нет, от тебя точно надо бежать! Тебе же было четырнадцать лет!
— Почти пятнадцать.
— И тебе нравилось, что все крутится по твоей воле. «Иди сюда», — передразнил он.