Девушки заливисто рассмеялись. Очередной поцелуй затянулся, и они ещё долго прижимались друг к другу разгорячёнными телами. В их близости пока что превалировало именно физическое влечение. И жёны хана Хаттори брали от жизни всё.
– Кровь… – мечтательно произнесла Мэйли, отдышавшись и переворачиваясь на спину. Её тёмные глаза задумчиво блуждали по потолку. Девушка явно витала в облаках. – Ты всегда будешь ближе. Всегда будешь первой. И всё потому, что у тебя есть Кровь! Почему жизнь так несправедлива?! – В её голосе слышалась неподдельная зависть.
– Только посмотри, какая жадина! Всё ей мало! – звонко рассмеялась Бладштайнер. – Завидуешь Окаянной? Хочешь стать Проклятой? Я могла бы это устроить! Но представляешь ли ты, что будет там, за гранью? Готова к последствиям?!
– Разве это возможно? – Бросив на Алексу полный надежды взгляд, китаянка не увидела ожидаемого отказа и внутренне обмерла, боясь спугнуть робкую надежду. – Не молчи!
Вместо ответа Бладштайнер плавно перетекла по кровати, усаживаясь на колени. Тяжёлые полушария груди мерно колыхнулись, подхваченные и сжатые ладонями вампирши. Девушка намеренно дразнила китаянку, провоцировала… И это совершенно не укладывалось в её прежний образ.
– Что с тобой? Перестань, Алекса! Давай поговорим!
Вампирша тряхнула причёской, разметав жемчужные пряди в разные стороны. И ещё раз. И ещё. И ещё. Каждый раз пластично присаживаясь и привставая на колени, будто двигаясь в неком ритме. Завораживающе. Эротично. Она танцевала.
Сердце Мэйли тревожно откликнулось. В горле пересохло, глаза вспыхнули тем же алым огнём, что багрово пылал в зрачках Алексы.
– Я пойду на что угодно, лишь бы разделить с вами свою судьбу…
– Уверена, что хочешь стать одной из нас? – удивительно низким голосом произнесла вампирша, прерывая свой танец, и за долю секунды оказавшись вплотную к девушке, навалилась на китаянку сверху. – Ради мужчины?
– Ради семьи, – прошептала Мэйли, зачарованно всматриваясь в лицо любовницы, – и возможности быть с вами рядом. Всегда. С вами. С моей семьёй…
Девушки порывисто поцеловались. Наблюдая за этим зрелищем глазами Тени, бесшумно устроившейся в углу спальни, я с трудом преодолел желание вмешаться, принимая выбор своих женщин.
Алекса рассказывала мне про «обращение». Мэйли ждут нелёгкие годы трансформации дара. Привычный ей чистый Ветер изменится, обретая оттенки Крови. Перестанут работать техники, и всё придётся начинать заново. Всего этого она не знала. И пусть это послужит ей уроком.
Энергетика комнаты забурлила, сворачиваясь в тугую спираль вокруг семейного ложа. Незримое достигало такой концентрации, что эманации проникли в реальный мир, воплощаясь вихрем мельчайших кровавых капель. Алекса с видимой неохотой прервала поцелуй и, приподнявшись над любовницей, прокусила запястье. Закапала кровь, орошая раскрытые губы китаянки частым солёным дождём.
И зазвучали слова. Гортанные, грубые, шершавые. Каркающие. Жуткие. Повторяющиеся в странном и рваном ритме, они со скрежетом царапали слух, внушая страх и порождая безотчетную панику.
Алекса истово молилась. Молилась первому из Кровавых патриархов, что после смерти стал богом всех Проклятых. Мне стало не по себе. За это сжигали на костре. До сих пор.
Литания на языке валахов то срывалась на крик, заглушая все звуки, то едва слышно шептала со всех сторон, проникая глубоко в душу. Наблюдая за ритуалом обращения глазами фантома, я не мог избавиться от ощущения присутствия неведомого зла и леденящего мороза в кончиках пальцев. Воронка энергетического кровавого вихря, пульсируя, словно в такт биения сердца, уменьшилась в несколько раз, встраиваясь в кровавую капель из руки моей женщины…
Мэйли рванулась. Напрягшееся обнажённое тело выгнулось дугой, корчась в припадке. Я ждал этого момента. Ритуал не ведает двусмысленных формулировок: перерождение доступно лишь тем, кто уже умер. Мэйли закричала. И умерла.
Всё шло по плану. И мне предстояло попытаться помочь своей жене. Хоть как-то. Я закрыл глаза и мысленно позвал Мэйли обратно. Слова рикошетили многократным эхом, высекая образ ушедшей за грань души.
И зов не мог не достигнуть своей цели. Прямо передо мной буквально на несколько мгновений предстал полупрозрачный силуэт обнажённой наложницы. Сложенные в молитвенном жесте ладони, выбившиеся из-за ушек пряди тонких чёрных волос. И пустой бессмысленный взгляд.
«Вернись, Мэй… Вернись!!!»
Зов был услышан. Уголки её губ дрогнули слабой улыбкой, а в глазах промелькнули отблески пробудившейся души. Девушка шагнула вперёд, разорвав расстояние между нами, и исчезла. Растворилась в воздухе.
Возмущение туго скрученного вихря Силы вдребезги разметало обстановку спальни и исчезло. Бронированные стёкла окон застонали, покрываясь сеточкой тонких трещин. Наша роскошная кровать задрожала, рассыпаясь на составные детали, и шумно осела, а разлетевшиеся в стороны деревянные части гармонично дополнили получившийся хаос. И навалилась тишина.
Звонкий шлепок по ягодицам разорвал тишину в клочья. Дом будто вздохнул, пробуждаясь от спячки. Послушался топот слуг и охраны, тревожно взвыла сигнализация. И на фоне этого шума уже никто не смог бы различить первый крик Перерождённой. Неуверенный, сдавленный, первый из многих. Полный желания жить дальше…
Фантом беззвучно и бесследно истаял, оставив меня в прежнем задумчивом положении. Закинув ногу на подлокотник кресла, я вытянулся поудобнее и, цапнув со столика офицерский планшет, меланхолично пролистал выведенный на дисплей документ. Доклад Эдогавы.
Судьба в очередной раз наглядно продемонстрировала, что у неё на меня планы. И уверенно доказывала: приоритет у этих планов повыше, чем у моих. С дисплея на меня угрюмо таращились сразу двое. Любой уроженец Островной империи безошибочно опознал бы в них своих соотечественников, а вот в России ребята успешно косили под бурятов. Во всяком случае, именно такая национальность значилась в их документах, что успел отыскать и приложить исполнительный контрразведчик.
Артур Григорьевич превзошёл сам себя. Доклад пестрел алым шрифтом вставок – выводы аналитиков и опытного наёмника органично вплетались в сухой, казённый текст Эдогавы, дополняя и раскрывая некоторые небезынтересные подробности.
Клан Такэда отправил за мной далеко не убийц, а приставил шпионов. Мои враги сделали это заблаговременно, и после моего возвращения из Японии в Сибирске уже разрасталась сеть осведомителей, явок и агентов влияния.
«Переиграли. – Флегматичный тон дедушки подлил масла в тусклый огонёк раздражения. – Как этого… Как говорят русские? Лох?»
«Не смешно», – беззубо парировал я, не чувствуя в себе сил на перепалку.
Стоило признать, Такэда обставили всё красиво. Если немедленно не взять сеть в разработку и дать ей ещё немного времени, ячейки агентов уйдут на дно, и всё потеряет смысл.
К моему счастью, доклад догадались перевести на русский. Поправив на ухе гарнитуру связи, я вооружился стилусом, вырезал из текста лишнее и начеркал в планшете несколько строчек. Пометив документы грифом ограниченного доступа, разослал его младшим командирам «Вьюна».
– Артур Григорьевич! Вы вовремя…
Рукоположённый лично мной главный и пока единственный «молчи-молчи» новообразованной службы безопасности рода Хаттори учтиво склонил голову и выжидательно замер у дверей. В каждом его движении и деталях одежды сквозила армейская выучка. Сквозила, напоминая о его прежних хозяевах. Этот пёс не раз сослужит верную службу, но преданности от него ждать не стоит. Меня утешал лишь тот факт, что незаменимых людей не существует.
«И как давно ты стал так рассуждать?» – иронично поинтересовался дедушка, предпочитая оставаться голосом в сознании.
«Ты. Мне. Мешаешь», – угрюмо выдавил я, осознав правоту замечания, и устало потёр виски.
Жестом указав эсбэшнику на стоявшее рядом кресло, я положил между нами планшет и, словно утопающий, вцепился в пузатый керамический чайник. Пустой чайник. Уловив разочарование, подчинённый воспринял всё правильно и, связавшись с помощником, вполголоса распорядился принести хану напитки.
– Впервые вижу дом аристо без надлежащего количества слуг, – то ли отметил, то ли упрекнул меня Кононов, самолично разливая принесённый чай через десяток минут молчания. Отпущенное время до отбытия на аэродром практически истекло. – Разрешите мне произвести набор?
– Этим займётся баронесса Бладштайнер. У неё свои методы проверки на лояльность.
Ответ не произвел на Артура ни малейшего впечатления. Мужчина всего лишь кивнул, аккуратно поднёс чашку к губам и отпил, не дрогнув ни единым мускулом на лице. Паранойя взвыла дурным голосом, а рассудок вкрадчиво зашептал, пытаясь объяснить всё мастерски подстроенной операцией внедрения и возлагая на Кононова подозрения. Даже мелькнула мысль попросить Алексу проверить этого человека. Но её я немедленно отогнал.
До определённого момента моя жизнь и моя семья представляют для Российской империи немалый интерес. Если Кононов на самом деле сохранил верность империи, то он будет отстаивать и защищать то, что мне дорого. А если нет…
«Уже лучше, – одобрительно прокряхтел дедушка, – и всё равно недостаточно хорошо. Уверен, что всё продумал?»
«Замена из Японии прибудет со дня на день. Кононов введёт нового сотрудника в курс дела. Произвести рокировку после моего возвращения не составит труда. – Мысленный посыл предку частично объяснял мой план действий. – Врага стоит держать как можно ближе».
Тем временем рекомый «враг» церемонно подлил чаю и наконец обратился ко мне с вопросом:
– В городе ещё неспокойно. «Профсоюз докеров» активно наводит порядок, но пока что не достиг желаемого. Ваш отъезд неизбежно приведёт к брожениям в умах. Какие распоряжения вы оставите на этот счёт?
И у меня уже был заготовлен подходящий ответ.
– Вы, правы, Артур Григорьевич. Вскоре после моего отъезда повылезают притаившиеся крысы. Далеко не все представители «Профсоюза» довольны сложившейся ситуацией. Смею полагать, что и остатки лихачевских активно взаимодействуют с покровителями из княжеской клики, а сам Константин Ильич не станет вмешиваться до тех пор, пока Левый берег не запылает. Его светлость изволит забавляться, наблюдая за нашей вознёй из Ледяного Пика. Остаётся «Артель», негодующая после моего подарка: голова Тараса до сих пор вызывает у них бурю негодования, и тех, кто взывает к мести, пока что заглушают голоса сохранивших разум.