– Только… э-э… мисс, мне нужно ее вернуть. – Раф постукивает по нижней части лютни. – Я вроде как одолжил ее. Вы же не сказали, что она нужна вам насовсем. И… простите.
Видимо, он замечает выражение моего лица, потому что последние слова произносит уже тише. А я не в силах скрыть тоски и сожаления. Сжимаю и разжимаю пальцы вокруг лютни, убеждая себя, что смогу ее отдать. Нам было весело, пока длилась музыка, но это мгновение быстро закончилось. Как вскоре наступит конец и моему пребыванию в этом мире.
– Нет, – говорит Дэвиен. – Раф, где бы ты ее ни взял, скажи, я лично прослежу, чтобы у них появился новый инструмент.
– Э-э-э… в самом деле? А у вас получится?
– Получится.
– Все нормально. – Я возвращаю лютню Рафу. Я ведь не знаю ее истории. Возможно, для кого-то она значит так же много, как для меня лютня моей мамы. Такой прекрасный инструмент наверняка передается по наследству между членами семьи или друзьями. – Я счастлива, что просто смогла поиграть. Спасибо.
Раф берет инструмент и убегает, и это зрелище бередит мою душу. Впрочем, в человеческом мире у меня есть лютня, гораздо более прекрасная и значимая из всех, что я когда-либо смогу отыскать здесь.
– Наверное, так даже лучше. – Дэвиен подходит почти вплотную и, опустив руку на мое бедро, скользит пальцами по пояснице, а в другой сжимает мою ладонь. – Если бы ты держала лютню, я не смог бы с тобой потанцевать.
– Я не слишком хорошо танцую.
Откинув голову назад, он скептически оглядывает меня и прищуривается.
– Я тебе не верю.
– Ну и зря.
Подавшись вперед, Дэвиен склоняется прямо к моему уху.
– Я неделями наблюдал за тем, как ты двигаешься. – Он опускает руку ниже, сжимая мою плоть. – В тебе есть музыка и грация танцора.
– Я не… – Но закончить я не успеваю, поскольку Дэвиен увлекает меня за собой. Я лишь тихо вскрикиваю от удивления и наступаю пяткой ему на ногу. – Я же говорила, что не умею танцевать.
– Перестань так волноваться. Просто двигайся, Катрия. Вместе со мной.
Тембр его голоса… медленный и бархатистый – словно бы смычок извлекает из скрипки самую низкую ноту, – отдается у меня внутри, как и топот ног на площади. Я прижимаюсь к нему бедрами, чувствуя, как при каждом движении тело Дэвиена касается моего. Я отдаюсь инстинкту, не беспокоясь уже о том, что выставлю себя дурой, потому что, заглянув в его глаза, больше не вижу никого и ничего. Есть только он.
Я прижимаюсь к его груди, а Дэвиен обнимает меня рукой за талию. В низком вырезе его туники виднеется твердая грудь, которую я видела в лунном свете еще в лесу. На голове мерцает корона, напоминая о том, что для меня с моим человеческим происхождением этот мужчина под запретом. Я задыхаюсь, и не только от танца. Судорожно ловя ртом воздух, я едва сдерживаюсь, чтобы не попросить о большем. Ведь я хочу всего, в чем всегда себе отказывала.
Найти в себе смелость. И танцевать. Стать той, кем еще никогда не была, пусть даже всего на одну ночь.
Музыка смолкает, и вокруг раздаются радостные возгласы. Музыканты делают перерыв, а фейри расходятся с площади. Но Дэвиен, тяжело дыша, по-прежнему не сводит с меня глаз.
– Пойдем со мной.
– Куда угодно, – тихо выдыхаю я.
Оставляя гуляющих позади, Дэвиен ведет меня в главный дом Песнегрёза, где еще слоняются несколько фейри. Однако праздник уже охватил весь город, наполняя его радостью и песнями, окрашивая улицы в осенние и серо-зимние тона. Вслед за Дэвиеном я поднимаюсь по лестнице и направляюсь к двери в конце коридора.
В его спальню.
Здесь нет богато украшенной мебели, подходящей для королевских покоев. Лишь простая кровать с балдахином из темного дерева, прожилки которого отражают лунный свет, как течения в реке. За темно-синими бархатными занавесками скрывается больше подушек, чем я ожидала увидеть. Помимо кровати в комнате есть шкаф, письменный стол и зона отдыха, рядом с которой имеется дверь на небольшой балкон с видом на весь Песнегрёз.
Дэвиен ведет меня к креслу, стоящему возле самого выхода, и садится рядом со мной так, что наши бедра соприкасаются. Он так и не выпускает мою руку.
– Спой мне еще раз, – шепчет он.
– Что ты хочешь услышать? – выдыхаю я.
Сейчас я не смогу запеть, даже если попытаюсь. Горло слишком напряжено, а разум пуст.
– Что угодно. – Подняв руку, он касается моей щеки и лениво проводит большим пальцем по нижней губе. – Лишь бы я мог наблюдать за твоими губами.
– Мне на ум не приходит ни одной песни, – признаюсь я. Щеки уже пылают.
– Вот поэтому я не хотел, чтобы ты на меня смотрела, – медленно говорит Дэвиен, кривя губы в опасной ухмылке. Он выглядит так, будто готов меня сожрать. – Я ведь знал, что при виде меня ты потрясенно замолчишь. И не хотел, чтобы ты стала тихой.
Я смеюсь в ответ, ощущая, как возрастает во мне уверенность. Еще никто и никогда не говорил, что хочет меня слышать. И чувство, что я наконец-то перестала быть невидимкой, ударяет в голову посильнее медовухи.
– А я думала, что если ты посмотришь на меня, то никогда уже не сможешь отпустить.
Теперь уже он смеется.
– Значит, запомнила.
– Я в мучительных подробностях помню каждый вечер, который мы провели вместе. – Я двигаюсь, и наши бедра теснее прижимаются друг к другу.
– В самом деле?
– Да.
– Я тоже.
– Дэвиен… – Я ищу в его глазах ответ, но знаю, что смогу найти его, лишь задав вопрос. Ему. И себе. – Что я здесь делаю? Что между нами происходит?
Взяв меня за подбородок, Дэвиен приподнимает мое лицо и немного наклоняется вперед.
– Не знаю… но мне это нравится. А тебе?
– Я… не хочу страдать.
Слова, произнесенные тихим шепотом, больше похожи на крик. Дэвиен совсем рядом, я почти чувствую его дыхание. Простое движение, и наши губы сольются друг с другом. По позвоночнику пробегает дрожь, искушая меня проверить эту мысль.
– Я бы никогда не причинил тебе боль.
«Правда».
Глаза щиплет от подступающих слез. Как что-то может быть и правдой, и ложью в одно и то же время? Ведь он говорит совершенно искренне, и все же я знаю, что это неправда.
– Но все это принесет мне страдания.
– Что все?
– Все эти чувства. Я знаю, чем они заканчиваются.
Холодным домом и кабальным браком. Эмоциональной войной, где слова ранят острее любой стали.
– Тогда давай не будем о них тревожиться, – небрежно предлагает он.
На это все мои надежды.
– Неужели все может быть так просто?
– Когда я женился на тебе, то был убежден, что никогда не смогу полюбить человека.
– И я бы ни за что тебя не полюбила. – Или кого-либо еще.
– Хорошо, тогда мы на равных.
Дэвиен медленно наклоняется вперед, а я продолжаю откидываться назад и скоро распластаюсь, прижавшись к подлокотнику и дивану. А он окажется сверху. По телу разливается тепло.
– Значит, никаких чувств?
Мои веки тяжелеют, и моргать становится все труднее. Он изгибает губы на манер косы, как будто я уже готова к сбору урожая.
– Никакой любви. – Звучит как обещание. – Хотя, если ты позволишь, я заставлю тебя чувствовать.
– Чувствовать что? – дрожащим голосом уточняю я.
– Все.
Слово повисает в воздухе, он явно ждет моих возражений. Вот она, точка невозврата, приближение которой я предвидела несколько дней назад. Дэвиен для меня под запретом, все в нем кричит о душевной боли. Но я не повторю ошибку своего отца. Я смогу удовлетворять физические потребности, не влюбляясь при этом и не отдавая ему всю себя.
«Смогу, ведь правда?»
Но, не давая мне возможности еще раз все обдумать, Дэвиен приникает к моим губам.
Двадцать один
У него вкус пряного меда, а кожа пахнет древесной стружкой, напоминая о том, чем мы занимались весь день, и дымом от костров, освещающих площадь внизу. Его волосы, ниспадающие шелковой завесой, щекочут мне лицо и щеки, отгораживают нас от всех. Защищают этот сокровенный миг от жестокого мира, который слишком скоро обрушится на нас.
Я провожу кончиками пальцев по его бокам, поглаживаю широкую грудь. Надетая на нем рубашка призывно свисает вниз, открывая тело почти до пупка, и я касаюсь пальцами горячей плоти. С губ срывается стон, и Дэвиен резко вдыхает, словно пытаясь поглотить наслаждение, которое вызывает во мне само его существование.
Немного сдвинувшись, Дэвиен упирается одной рукой в диван возле моей головы, другую кладет мне на щеку, удерживая в нужном положении. Чуть надавив на челюсть, он проникает в мой рот языком.
Я уже целовалась раньше. Всего один раз, с сыном дворецкого – в те времена, когда мы еще могли позволить себе прислугу. Тогда мы оба были не более чем любопытными подростками – он на год старше меня, и тот поцелуй ничуть не походил на этот.
Дэвиен целуется как мужчина. Даже лучше, чем в любых откровенных мечтах и угодливых фантазиях, которые когда-нибудь приходили мне в голову. В принципе я представляла, как сочетаются друг с другом мужчина и женщина… но ничто не могло подготовить меня к шквалу родившихся при этом ощущений.
Он ласкает мой язык своим, и я выгибаюсь дугой. А Дэвиен снова ухмыляется, растягивая губы. Я тут же хмурюсь. Неужели его забавляет мое наслаждение? Да, конечно, я неопытна, а к его ногам, вероятно, бросались орды женщин.
Однако, несмотря на легкую обиду, я не готова оторваться от поцелуя. Может, все дело в магии фейри, о которой мне еще не рассказали? Как бы то ни было, я добровольно сдаюсь ему в плен. Скользнув пальцами под его рубашку, обвожу линии ключиц и обнимаю Дэвиена за плечи, притягивая к себе. Но в какой-то миг нам все же приходится оторваться друг от друга, чтобы глотнуть воздуха.
Завеса его волос все так же отделяет нас от мира, и в темноте зеленые глаза Дэвиена сами испускают свет. Я обвожу взглядом контур его губ, на которых еще сохранился след от поцелуя.
– Прости, я…
– За что тебе извиняться? – перебивает он.