"Нельзя пренебрегать даже слабыми и малообещающими зацепками, когда блуждаешь в полной темноте". (Анна Кэтрин Грин)
За свою бесконечно долгую жизнь бессмертной и великой Ди тысячи раз приходила в себя. Раненная, изломанная, почти убитая, растерзанная и раздавленная. И каждый раз был особенным. Сознание словно поворачивало стеклышки в калейдоскопе.
Сегодня это был нырок в бездну, откуда ее выволакивала чья-то рука. Сильная, уверенная – мужская. Молча. Больно. За горло – наверх, жить.
Она села, рывком, хватая ртом воздух, ощущая пересохшие до трещин губы, хватая руками гладкие простыни под собой.
– Тихо, тихо. Еще головой об потолок побейся, глупая. Выпей вот и ляг. Расслабься, сейчас приведу тебя в норму.
Секунды спустя, судорожно выпив горькую жидкость из стакана, едва не расколовшегося о ее судорожно клацающие зубы, Ди поняла, что лежит на кровати в номере Паши. Совершенно обнаженная. На теле медленно гасли сияющие зеленоватым светом руны, дорожками тянувшиеся от пальцев ног к животу. Пересекаясь в районе солнечного сплетения и выше, на плечи, они снова спускаясь к запястьям. Это произведение светилось в сумерках комнаты завораживающе-красиво.
На совершенно голой Ди.
Прекрасно. Просто прекрасно.
Она снова резко села, пытаясь прикрыться краем простыни, и наткнулась на изумленный взгляд Павла.
– Ого. Я читал, что после снятия «проклятия Минервы» жрицы богини часто умирали. Тебе это, конечно, не грозит, но гормональная перестройка в организме авеморфа – настоящая буря. Куда тебя несет? Ушла бы в Москву и отлежалась.
Ворча и негодуя, Павел рылся в рюкзаке рядом с кроватью. Подумав, достал оттуда длинную футболку, ухмыльнулся, достал мужские шорты. Покачал головой – вернул их не место.
– Держи. Ты с перепугу обернулась на берегу, пришлось целый ритуал проводить по возвращению неблагоразумной девицы, по недоразумению считающей себя боевым магом-морфом, от края жизни.
– Угу. Я не такая. Это другое.
– Вещи твои остались там. На те твои вещи, что оставались в номере, я наложил ряд охранных заклинаний, когда мы уходили, и полчаса еще придется подождать. Как-то мокро получилось, уж прости.
– Спасибо. Мокрое охранное заклинание Канина – звучит многообещающе.
Ди быстро накинула спасительную футболку, краем глаза успев заметить неодобрительно поджавшего губы Павла.
Для надежности завернулась в простыню. Показала язык. А что? Когда у девушки нет аргументов, можно развеять обстановку и так.
– Ну хорошо. Уговорила. Дин, уже через десять минут твои вещи будут готовы, а еще через десять мы должны спуститься в ресторан. Ты не успеешь привести себя в порядок. И даже не спорь.
– Не спорю. Даже. Можно, я тут полежу?
– Тебе цензурно ответить? Тогда промолчу. Ты инквизитор, Дин. И твои эти все половые пляски никого не интересуют. Корвуса я отправил отметить начало следа в Артеке. Он будет через двадцать минут и знать о том, что с тобой происходит, ему категорически не стоит.
– Что мне делать?
Канин вздохнул, посмотрел на нее, как на младенца, который вдруг подал голос и пытается качать свои права на выбор марки памперсов.
– Проще всего закрыть глаза. И можно, я не буду вокруг тебя плясать – обездвиживать, память стирать, успокоительные зелья вливать?
– А чем ты меня расписал, кстати?
– Все расскажу потом, если будет желание. А сейчас закрой глаза и расслабься. И нечего так пошло ухмыляться. Девственницам такие похабные рожицы по статусу не положены.
Послушно закрыла. Павел взял ее за руку, потянул с кровати, она послушно встала, оставшись в одной футболке длиной чуть ниже линии бедра. Едва успела порадоваться спасительной длине, как лишилась последней защиты. Она просто растаяла. Ди мужественно зажмурилась.
– Застенчивый оборотень, прости Господи, – это нечто. Достойное занесения в летопись необъяснимых чудес от бессмертных, – проворчал Канин.
– Я птица.
– Ты мультиморф. Даже не пытающийся освоить собственные таланты и способности. Нет, я согласен: семь веков проторчать в образе совы в храме этой надменной пустышки Минервы – такое всякого заставит отстать в развитии. Но о чем ты думала дальше, мудрая ты наша? Целомудренно хранила все резервы?
Тем временем с Ди происходили странные вещи: кожа сначала болезненно горела, потом стала мокрой вместе с волосами, затем подул теплый ветер, мгновенно ее высушив. Очень хотелось открыть хоть один глаз, одним только краешком глянуть на происходящее, но Павел бы сразу ее раскусил, а его праведного гнева боялись даже демоны.
– Пошляк, ты, Павел, – она пожала плечами.
– Ведун я. Мужчина, достигший высот в таком исконно женском ремесле, не может не быть циником. Гинекологи тоже такие. Ты не ответила.
Он стоял рядом практически вплотную. Мужчина, крепкий, зрелый, горячий. Рядом с ней, обнаженной. Но неизбежного, казалось бы, флера мужественности от него совершенно не исходило. Ощущения – как от теплой стены. Забавно.
– Паш, ну это… как по реке плыть. Бесконечной. Пока плывешь – берегов не замечаешь: знай, греби, выплывай. А как к берегу прибило – тут она и жизнь. Обживайся, строй свой дом, учись правилам и законам. Куй судьбу, пока горячо.
– А сейчас тебя, значит, прибило?
Ди вдруг ощутила кожей ткань. Словно ее одевали, но сразу и со всех сторон, как новогоднюю елку наряжают детишки. В нечто мягкое, легкое, очень уютное.
Она очень далека была сейчас от прежней Венанди. Бесконечно далека.
Похоже, ее действительно «прибило к берегу». Непривычное состояние. Тревожное и приятное одновременно.
– Паш, а сам ты как ощущаешь вечность? Ты же тоже из Древних.
У высших азеркинов возраст считается не годами, а событиями и историей. В этом Канин был много старше Ди. Взрослый, мудрый, зрелый. Но в ответ он вдруг рассмеялся как мальчишка.
– Ощущаю? Как прорву работы впереди. А если серьезно, Дин: ты очень точно описала нашу жизнь. Бешено несущаяся река, в русле которой не остается времени на то, чтобы жить. Все так. Открывай глаза.
Открыла. В зеркале у стены отражалась стройная девушка с неправдоподобно белой копной волос, темными глазами, золотистой кожей. Яркая, юная. Ей очень шел бежевый брючный костюм из тонкого льна, безупречно сидевший на становящейся все более женственной фигуре.
– И как тебя на костре не сожгли ни разу, альбиноска ты наша?
– Жгли. Я огнеупорная.
Павел усмехнулся грустно, посмотрел на нее внимательно, потом развернулся и вышел, вернувшись буквально через пару минут.
– Вот, держи еще и это. И постарайся не снимать в ближайшее время. Обещаешь?
Ди кивнула. Он осторожно вдел ей в уши невесомые серьги – серебряные листочки, на которые были нанизаны красно-оранжевые бусины, загадочно переливающиеся под светом люстры. Потом протянул на ладони колечко: тонкое, с такими же, как и в сережках, прорезями-орнаментами, инкрустированное тремя небольшими сердоликами.
Девушка знала, что каждая завитушка, каждая дырочка, каждый карат этих магических камней были продуманы и выверены. Украшения – артефакты, украшения – могущественные защитники и столь же могущественное оружие. В их создании Павлу не было равных. Она молча надела кольцо на средний палец правой руки.
Он кивнул – все сделала правильно.
– Так, красотуля. Я очень надеюсь, что вместе с печатью безбрачия мудрейшей из падших24 с тебя не сняли последние остатки интеллекта. Хотя… у некоторых уже есть сомнения. Сосредоточься, дорогая Дин. Спускаемся в ресторан, там нас ждет ворон. Есть хочешь?
– Да. Очень.
Павел поморщился.
– Ладно. Сколько чего тебе надо?
– Кусок мяса и кофе. Может, не в ресторане? Там красиво и вкусно, но мы можем потерять прорву времени, ожидая заказ.
– Пошли, придумаем. Столовая в Артеке еще открыта? При упоминании мяса я и сам усомнился в своей сытости.
Выходя, Ди снова попыталась нащупать след эмоций у двери. Пусто.
В ресторане их действительно ждал ворон. Да не просто ждал, а за уже накрытым на троих горячим ужином. Это было так замечательно, что Ди сразу повысила молчаливого Корвуса в личном рейтинге. Быстро утолив голод, они ушли в Сумерки и дальше – в Артек, сэкономив кучу времени, но потратив немало сил.
– Хорошо вам – серым. Куда хочу – туда иду, что хочу – то делаю.
Ворон ворчал, внимательно осматривая камни берега. Увидя оставленную ими метку, махнул рукой, приглашая своих спутников.
– Я светлый. А тебе грех жаловаться, ворон. Я слышал, ты сам выбрал и сменил сторону не так давно. Разочарован?
– Ты тоже метался. Хотя из инквизиции в Дозоры никто не уходил. До тебя. Я вовсе не настолько оригинален.
Ди вдруг ощутила нахлынувший ужас. Точно ведро ледяной воды ей на голову. Пошатнулась настолько стремительно, что Павел, внимательно следивший за девушкой, едва успел ее подхватить.
– Хорошо, что поймала без браслета. Плохо – что еще не научилась себя контролировать. Я не всегда буду рядом. Больше чтобы никаких обмороков, поняла?
Она лишь кивнула. Легко было сказать: «контролировать». Когда чьи-то страхи падают на голову, как камни.
– Вот тут. Отсюда идет след страха. Негодование. Обида. Видимо, им начали угрожать. Те, от которого они не ожидали. Эмоций много, это значит – людей было много. Испуганы все, без исключения. Еще есть след… такой странный. Тонкий – удовольствия, он в стороне. Но этот человек тоже боится.
– Веди нас.
Вернувшийся ворон подал ей руку, и они медленно двинулись вдоль берега.
Это был самый настоящий след, она вела своих спутников по нему, как заправская легавая, быстро осваивая тонкости своего нового дара. Старалась держаться в эпицентре ощущений, там, где эмоции клубились, как холодный туман.
Они прошли около километра, вдруг наткнувшись на выступавшую в море скалу. Пути дальше не было, а след упирался туда, как в стену.
– Вверх? – Корвус был готов обернуться и проверить стену.