– Алиса, ты уверена? Мы… не навредим? Еще раз такой взгляд – и меня не удержишь.
– Врач даже рекомендовал мне и даже настаивал. Собирался строго даже поставить тебе на вид, между прочим. Срок у нас подходящий. Пошли в душ, ты просто не представляешь себе, насколько он подходит для этих самых вот лечебных процедур.
В ответ на недоуменный взгляд мужа рассмеялась:
– Это я «Нору» отделывала. Лер сказал: «Делай что хочешь», я и оттянулась. Вот сейчас я как раз именно этого и хочу. Очень хочу, муж мой. Готов ли ты исполнить долг свой супружеский?
Глаза ее смеялись, изгиб тела весьма недвусмысленно подтверждал все ей сказанное. Развернулась спиной у него на коленях, поймав поцелуй, очень медленно и чувственно потерлась ягодицами о колено мужа. Ощутив вдруг горячее прямо за ухом:
– Всегда, любовь моя. Всегда.
Подхватил ее на руки, смеющуюся, счастливую. В душ – так в душ. Нет никакой разницы. Главное – они в вместе. На кровати, ковре, столе, подоконнике. Лер сам все затеял, пусть пеняет на себя и не сетует. Сегодня ночью его «Нора» – их мир. Мир страсти и любви, мир волшебства примирения.
Им удалось невероятное. Они оба теперь точно понимали, что едва не совершили величайшую ошибку в своей жизни. И пусть это был злой умысел, пусть они были жертвами, жить с этим дальше предстояло им. Счастье, что успели остановиться. Победили морок, сняли проклятие навета и предательства.
Еще в постели, разом очнувшись, посмотрев друг на друга и трезво оценив произошедшее с ними, супруги приняли решение, к которому должны были прийти уже давно.
Что их останавливало? Странное. Кто им сказал, что «личное жизненное пространство» так необходимо любящим супругам? Возлюбленным? Что ментальное единение для супружеских пар – ненужная условность? «Меньше знаешь – крепче спишь»? Знай они мысли друг друга, разве попались бы в эту ловушку? Слишком лакомым кусочком они оба были для этого мира. Слишком уязвимым.
Ритуал полного слияния мыслей и чувств. Алиса, блестя лучисто-серыми глазами, протерла ладонями столешницу журнального столика в гостиной. Макс даже не удивился увиденному: толстое стекло его поверхности было покрыто золотистыми инкрустациями. Звезды и созвездия, руны и рунический став. Разве могла ведьма обойтись без этого?
Сосредоточенная и прекрасная, темноволосая и белокожая – его вечно-юная Белоснежка. Беременность Алисе шла необыкновенно. Черты лица словно налились соком чувственности и силой. Движения стали плавными – она точно постоянно танцевала под музыку, слышную лишь ей. Куда подевалась Алиса – Аленка, порывистая и резкая?
Тяжелая грудь, крутой изгиб бедер. Вместо вечной девочки-подростка, когда-то попавшей под вал его мужского обаяния и давшей неожиданно сокрушительный отпор самому Максимилиану-великолепному, сегодня перед ним стояла прекрасная женщина, знающая твердо, что любима. Жена, сейчас готовившая, вероятно, самое важное событие в его жизни.
Ритуал абсолютного единения мыслей и чувств, величайшего в мире слияния. Уровень, доступный лишь для глубоко и искренне любящих супругов. Открывающий обоим их прошлое и позволяющий заглянуть в будущее.
Ей было так страшно. Что если он в ней разочаруется, узнав о том ужасе, что ее преследовал до сих пор? О том, что снилось и сейчас, уродуя кошмарами ее жизнь? Как шрам, как увечье.
Но муж оказался именно тем, кого она знала и любила. В его воспоминаниях, захлестнувших сознание Алисы, тоже было много грязи и боли. Он – воин. Не белый и пушистый котенок. Максимиллиан, видавший кровь и многократно убивавший. Страдавший, терявший. А сколько боли причинила ему она сама? Хотелось кричать от стыда и беспомощности. Как он смог ее простить?
А в ответ – лишь его любовь. Как могучая река, омывающая ее в своих теплых водах. Искрящаяся, как лунная дорожка, согревающая, как весеннее солнце после метели.
Макс смотрел на жену расширившимися от ужаса глазами. Ему было жутко. Ему. Не мальчику – видавшему смерть мужчине. Боевому офицеру. Тигру.
Его стальная девочка. Маленький солдат большой войны. Как смогла она выжить? Как не сломалась? От увиденного в ее мыслях душу тигра выворачивало наизнанку. Окровавленная, растерзанная, униженная и растоптанная. Погибающая в муках. Разорванная в клочья. Ее реальность, ставшая кошмарами. Ее тоска, его мнимое предательство. Никогда и никому он не позволит больше ее обидеть.
Пафос?
Цель жизни.
Лер, друг. Макс не просто обязан был жизнью ему и знакомством с Алисой. Он обязан теперь ему всем. Хвостатый – их ангел-хранитель. Кровавая картина в Сумерках, где Гуло отнял эту хрупкую девушку из лап ее мучивших, где нес ее тайными тропами, пряча и спасая, будучи ранен и сам. А сутками после – потом – уговаривал на простое и такое мучительно-трудное: жить. Жить и двигаться вперед, не оглядываясь на потери, на страх и увечья.
Вытащивший на себе из ужаса смерти его жену, поднявший из вечного сна его самого. Он опять стал их спасителем. На этот раз Гуло спас не просто их обоих – он защитил всех троих. Ведь их теперь – трое. Трое. И они все теперь были вместе. До самого конца, каким бы он ни был.
Стоя в душе потом под струями теплой воды, они тихо наслаждались глубоким соприкосновением тел и душ. Единством чувств и мыслей. Ощущали тело супруга, как свое собственное. Необычно, чувственно, волшебно. Каждое касание – как мелодия. Каждый вздох – как ветер. Поцелуй – как сон. Объятия, проникновение, слияние. Движения древнего, как сама жизнь, танца чувств и блаженство восторга. Быстрее, сильнее, как удары в бубен, как стук сердца. Их тела – сплошная зона возбуждения. Прикосновения – как разряд тока, чувства – как раскаленные нити. Напряжение, приводящее к взрыву. Руки, губы. Алиса кричала, билась в руках мужа, державшего в руках ее, словно китайскую вазу эпохи великих. Его драгоценность, такую хрупкую и такую бесконечно прочную.
Упали в постель, уставшие, сонные. Он обнял ее сзади, словно закутав в себя, спрятал от всех опасностей этого мира их обоих, надежно. Уткнулся в темные волосы носом, вдохнул ее запах. Укрыл. И они все уснули. Счастливые, впервые за много месяцев боли и тревог – вместе. Чтобы больше не позволить себя разлучить. Никому. Чтобы противостоять всем врагам и завистникам. Теперь они не просто возлюбленные, теперь они – семья, отряд великих азеркинов, вооруженный до зубов. А это значит: победить их будет ох как непросто. Невозможно.
31. Это – нелюбовь
22 мая, ночь. 23 мая, утро, Гурзуф.
"Если женщина не сдаeтся, она побеждает, если сдаeтся – диктует условия победителю" (Карел Чапек).
– Лель, скажи мне, мир сошел с ума?
Они болтали, мысленно и словами, сидя на уютной маленькой веранде его дома с видом на море. Пили кофе, ели мороженое, «совершенно случайно» оказавшееся у Гуло в морозилке, запивали крепким сливочным бейлис. Спать не хотелось, несмотря на усталость. Небо сияло звездами, море было спокойно.
– Это просто май, Ветерок. В мае все отчего-то хотят любви, – он усмехнулся, пряча взгляд, – большой и… не обязательно чистой.
– Да. Меня саму… куда-то ведет. Скажи мне, а что тебе снится?
Он вдруг закрылся. Отвернулся, смотря на море. Возникло вдруг ощущение щемящей неловкости.
– Лер, прости. Я не лезу. Ты молодой мужчина, гормоны, все такое. Я понимаю, – она окончательно смутилась, словно неловко зашла в чужую спальню в самый неподходящий момент.
Но самое неприятное – это вдруг уколовшее ее доселе неизвестное чувство. Досада? Ревность? Болезненно и неприятно. Словно маленькое, но предательство.
Лер резко обернулся, внимательно посмотрел на стремительно краснеющую Ди и одним движением крупного хищного тела вдруг оказался рядом. Близко, очень близко, нависнув над ней всей своей горячей мускулистой массой. Пахнуло лесом, он всегда пах лесом. Сосновым, солнечным, с мхами и ветром в вершинах вековых деревьев.
– Что. Ты. Понимаешь? – Он вдруг осип, твердо впечатывая в ее сознание слова, произнесенные почти шепотом.
– Ну… Тебя. Наверное? – Ди вжалась в кожаное кресло, словно пытаясь спрятаться.
Очарование милого дружеского вечера вдруг разом улетучилось.
– Ветерок. Посмотри на меня.
Она несмело послушалась, встретившись с его глазами. Его взгляд – как костер в лесу: яркое пламя в кругу изумрудной зелени. Утонула в нем. Разом, с головой. Увидела там то, что сейчас видеть ей совсем не стоило.
– Лель! – успела прошептать, когда почувствовала огонь ладоней его рук на своей спине. Взлетела навстречу, закрыла глаза и погибла.
Все было как тогда. В кабинете у Ипполита. Нежные прикосновения шершавых пальцев на щеке.
Еще касание губами – ниже, к подбородку. Лишь краешек губ. Дорожка из легких прикосновений. Пальцы остановились на подбородке. Его дыхание становится все тяжелее. Снова касание губами, нос к носу. Слегка потерся своим выдающимся горбатым носом о ее щеку.
Держит рукой подбородок. А Венди забыла, что нужно дышать. И думать забыла, лишь в мыслях пульсировал зов: «Лель, Лель, Гуло!».
Горячие, сухие, обветренные губы осторожно, будто боясь спугнуть, нашли ее рот.
Касание, словно стук в дверь. Можно? Ее мир неотвратимо и окончательно переворачивался. Их мир.
«Да!» Она сама потянулась навстречу поцелую. Сама. Снова сама. Опять. Тот самый поцелуй. Реальный, как день и ночь, как весь этот мир. Горячий, как летнее солнце. Выворачивающий всю душу на поверхность, так, что видно самые дальние уголки ее, как на ладони. Что же ты делаешь, Лель?
– Просто… люблю.
Поцелуй как костер, разгорается страстью. Глубже, глубже, горячее. Словно пламя спаяло дыхания. Его руки раскрывались на ее лопатках, будто могучие крылья. Обжигая, согревая, окрыляя. Никогда еще Ди никого не хотела. Не ощущала потребности слиться воедино, чтобы дышать одной грудью и биться в одно сердце. Никогда. А сейчас вдруг готова была с себя и с него кожу снять, чтобы стать этим вот – единым целым. Ничего не боясь, никого не слыша. Забралась руками ему под футболку, пробегая перекаты каменных мышц тонкими пальцами, царапая кожу коготками. Вжалась в Лера, ощутив движение руки на своей груди, и выгнулась дугой от нахлынувшего возбуждения.