– Я люблю свою жену, – объяснил Павлинов. – Мы вместе уже…
Он начал загибать пальцы, потом махнул рукой и потянулся за тортом.
Санта, который будто воды в рот набрал, услужливо подал ему большой кусок. Глория, поджав губы, наблюдала за всеми троими. Одного Санту, казалось, не смущал Павлинов. Лавров, явно шокированный, сидел истуканом и моргал.
Пестро одетый господин разговорился. Очевидно, он не только проголодался, но и соскучился по хорошей компании.
– Вероятно, вы слышали о царе Шахрияре и его распутной жене Зобеиде, – продолжал он. – Она устраивала оргии в серале![13] После того как царь застал ее на ложе с рабом, он хотел убить ее. Но не смог! Любовь… Сердце его дрогнуло, и Зобеида назло мужу сама зарезалась. Прямо у него на глазах. Бедный Шахрияр чуть не потерял рассудок. Он поделился горем со своим братом. Но у того жена оказалась сущей бестией, еще более похотливой и развратной, чем Зобеида. Приди братья ко мне, я бы показал им это ожерелье…
– И они бы утешились? – усмехнулся Лавров.
– Всегда приятно видеть, что кому-то еще хуже, чем тебе…
Начальник охраны задумался над сей философской сентенцией.
– Царю и его брату не повезло, – вздохнул Павлинов. – С тех пор Шахрияр каждую ночь брал себе новую жену-девственницу, а на рассвете следующего дня казнил. Он приказывал удушить ее, чтобы та не успела ему изменить. Если бы не Шехерезада, в стране истребили бы всех красивых девственниц. Для правителя выбирали лучших. Шехерезада была дочерью визиря – юная и прелестная, она сама вызвалась стать очередной женой и рискнуть жизнью ради спасения остальных девушек. Дочь визиря рассказывала мужу забавные истории, останавливаясь перед рассветом на самом интересном месте… и царь откладывал ее казнь со дня на день, желая услышать продолжение. Пока не одумался.
– Об этом написано в сказках…
– Тысяча и одна ночь прошла, прежде чем к Шахрияру вернулось здравомыслие, – подтвердил Павлинов.
«Дешевый приемчик, – отметил про себя Лавров. – Пересказывать сказки. За кого меня принимают?»
– Пока существуют луна и звезды, одни люди будут рассказывать, а другие – слушать, – заключил Павлинов. – Хотите, я поведаю вам, как…
– Чуть позже! – взмолился Лавров. – У меня дело к хозяйке дома.
– Простите, Иннокентий, – вмешалась Глория. – Я оставлю вас на полчасика? Нам нужно обсудить кое-что…
– Я привез отчет, – сообщил начальник охраны, едва они уединились в восточной комнате.
– Хорошо, давай…
– Я следил за Олениным, правда, совсем немного. Колбин просто достал! Трезвонит каждый час, вызывает меня в офис.
– А ты что?
– Не беру трубку. Вчера он грозился выгнать меня. Даже подготовил приказ о моем увольнении. Но потом передумал. Я ему заявил, что при таком исходе ты обещала взять меня личным охранником в дом. Он сразу перестал ругаться и спрятал приказ в ящик стола. Сказал, что дает мне шанс исправиться. Если он тебя спросит…
– Я поняла. Буду тебе поддакивать, – улыбнулась Глория.
– Так вот… Оленин ведет себя по меньшей мере странно. Хотя думаю, он напуган, этим и обусловлено его поведение. Он ездит на работу в такси и таскает с собой большую дорожную сумку.
– Каждый раз?
– Я видел его с сумкой два раза, утром и вечером. У меня нет возможности следовать за ним повсюду. И так чудом время выкраиваю. Ценой нервов.
– У него есть машина?
– Конечно есть. Стоит в гараже. Доктор ее не берет. Наверное, с таксистом ему спокойнее.
– Сумка тяжелая?
Лавров хмыкнул и пожал плечами.
– Черт его знает. Наверное. Потому что оба раза ее нес водитель. Похоже, Оленин просит его подниматься в квартиру. Боится нападения.
– Ты выяснил, кто его избил?
– Кажется, да. Прочитаешь в отчете… Насчет Карташина с Моховым тоже.
– Кто такой Мохов?
– Приятель Карташина. Оказывается, он встречался с убитой Мариной Стешко, бывшей ассистенткой доктора. Там не все чисто. Мохов мог сам убить девушку, а теперь мстит Оленину за то, что Марина была в него влюблена… или между ними что-то намечалось.
– Тогда бы Оленин ее не увольнял.
– Скорее наоборот. Уволил, чтобы не грешить на работе. А Мохов не простил. В общем, старо как мир. Ревность, обида, зависть и прочий джентльменский набор.
– Запоздалая месть…
– В чужую душу не влезешь. Мохов парень ушлый, решил выждать, пока стихнет шумиха с расследованием, опера снимут наблюдение. Он не дурак за решетку попадать. Убил сначала изменницу, потом наказал ее хахаля. Одно меня смущает. К пропавшей Серковой он не имеет отношения. Так же, как и Карташин.
– Ты с ним познакомился?
– Да. Теперь они с Моховым – товарищи по несчастью. У Карташина возникла похожая ситуация. Он следит то ли за своей Симой, то ли за доктором – толком не поймешь. Но если пойдет по стопам Мохова, то отмаз у него уже готов. Маньяк убивает очередную жертву, а друзья-приятели как бы ни при чем. Стрелки переведут на Оленина – тем более он уже был под подозрением.
Глория пыталась собрать воедино все, что касалось Оленина и Симы, но натыкалась на «Танец семи вуалей». Он не вписывался в общую картину. Выбивался из логического ряда. Следовательно, именно в нем кроется разгадка.
– Сказка ложь, да в ней намек… – вспомнила она пушкинскую строчку.
– Ты о чем? О Шехерезаде, что ли? – по-своему понял ее Лавров. – Дескать, обманутый повелитель убивает девственниц после первой ночи? И кто это? Оленин? Извини, но он на царя никак не тянет.
– Почему же? В своей области Юрий Павлович занимает высокую ступень.
– Но не царский трон!
– Согласна…
– Может, поговорить с ним начистоту?
– Рано…
– Кабы поздно не оказалось.
– Ты проследи за ним. Тщательно.
– А Колбин? Он же меня поедом ест.
– С ним я разберусь. В крайнем случае пойдешь ко мне личным охранником, – засмеялась Глория. – Хуже тебе не будет.
– Спасибо. Хочешь, чтобы Санта добавил мне в супчик какой-нибудь отравы?
– Боишься его?
– Это провокация…
Глория опустила глаза, стала серьезной.
– Предупреди Симу, чтобы была осторожней. Танец на диске несет в себе смерть.
– Смерть? Чью? Только не говори, что пророка. Оленин – шарлатан, а не мессия.
– Не спеши клеить ему ярлык шарлатана. Он хороший психоаналитик.
– Ему самому лечиться пора.
Глория чувствовала, что между убийствами и танцем существует связь. Нити, которыми вытканы узоры судьбы, порой тянутся издалека. Туда не просто заглянуть.
– Сима считает тебя пациентом? – спросила она.
– Конечно.
– Значит, пришло время раскрыть себя. Ассистентке, а не доктору! Поговори с ней… может, всплывет что-нибудь интересное.
– Вряд ли девушка согласится молчать. Едва за мной закроется дверь, она тут же все доложит «душке» Оленину.
– Скажи, что конфиденциальность в ее интересах… Ты же у нас неотразимый красавец и дамский угодник.
– Она втрескалась в этого эскулапа по уши! – с досадой произнес начальник охраны.
– Придумай убедительный довод.
Лавров скорчил скептическую гримасу. Влюбленная барышня – это ходячая катастрофа.
– А влюбленный мужчина?
Глория каким-то образом поймала его мысль. И заставила покраснеть. Вероятно, он глупо выглядит. Именно это она имеет в виду. Черт…
– Ты подозреваешь Айгюль? – спросил он, чтобы сгладить неловкость.
– Не мешало бы ее найти…
– Как? Без настоящего имени, без адреса, даже без телефона?
– Возможно, она придет на сеанс.
– Ты говорила, что Айгюль уехала на отдых…
– Говорила. Но жизнь не стоит на месте. Не навек же она уехала? Я вообще сомневаюсь, что Айгюль покинула город. Она в Москве.
– Откуда такая уверенность?
– Чувствую.
«По поводу Оленина она не ошиблась, – подумал Лавров. – Не ошибается и сейчас. Айгюль неспроста оставила диск в приемной. У нее есть план, и она следует этому плану. Каким будет ее следующий шаг?»
– Она должна появиться, – сказала Глория, словно отвечая ему.
Свет лампы падал на ее лицо, как на картинах старых мастеров, делая каждую подробность, каждую линию будто очерченной огненной кистью. Лавров залюбовался. Глория могла бы послужить моделью для самого Рембрандта…
«Что мы все о других да о других? – чуть не вырвалось у него. – Разве у нас нет более важной темы для беседы?»
– Тебе идет красный цвет, – заметил он. – Это для гостя? Кстати, что за чудак к тебе прикатил? Он назвал себя джинном, или я ослышался?
– Это знакомый Агафона, – шепотом ответила она. – Я сама первый раз его вижу.
– Вы меня разводите… – недоверчиво ухмыльнулся Лавров.
– Зачем?
– От скуки.
Она промолчала, не считая нужным оправдываться.
– Судя по его тачке, он крутой перец, – не унимался начальник охраны. – Оригинал! Вырядился попугаем! В таком прикиде на цирковой арене показаться не стыдно. О хлебе насущном ему думать не приходится. Как и тебе. Вот вы другим мозги и парите.
– Не люблю жаргона…
– Уши режет? С каких пор?
– С недавних. В моей жизни кое-что изменилось, если ты заметил.
– Еще бы не заметить! – все сильнее распалялся Лавров.
Он не понимал, что его больше взбесило – глупый розыгрыш богатых бездельников или собственная зависимость от этой женщины, которая использует его самым беззастенчивым образом. Позволяет себе потешаться над ним.
– Тише, – прошептала она, указывая на дверь. – У него тонкий слух…
Глава 17
– Еще двойной виски, – сказал Мохов официантке, уже плохо ворочая языком.
– Может, хватит? – рассердился Карташин. – У меня клуб, а не забегаловка. Напьешься, дебоширить начнешь. Иди отсюда! – прикрикнул он на официантку. – Вытаращилась!
Девушка послушно исчезла.
– Дрессируешь ты их, что ли? Как зверей, – осклабился Мохов.
– Не твое дело…