– П-павлинов? – поперхнулся он. – Откуда? Зачем? – Из Галилеи… я просила его выяснить кое-что.
– Он бандит! Вор! Ты не поняла? Он промышляет угоном машин!
Лаврова охватило такое возмущение, что он пропустил мимо ушей слово «Галилея».
– Ты забыла об осторожности! Забыла, что здесь хранится…
Он хотел напомнить ей о золотом диске, но вовремя спохватился и сжал губы. Глория все поняла.
– Павлинову нет дела до этого, – уверенно заявила она. – Он просто маскируется. Навешал тебе лапши… а ты и уши развесила.
В минуты эмоционального всплеска Лавров пренебрегал субординацией и вежливостью.
– Это знакомый Агафона, – сказала Глория, как будто подобной рекомендации было достаточно.
– Проклятый колдун! – вырвалось у начальника охраны. – Даже мертвый, он продолжает влиять на тебя…
Его тираду прервал оглушительный грохот. От неожиданности Лавров подскочил, не сразу сообразив, что упали с подставки кованые принадлежности для камина – щипцы и совок. Звук падения многократно усилила акустика зала.
– Ему не понравились твои слова, – усмехнулась Глория.
– Скажи Санте, пусть получше вешает эти штуки на подставку. Не то плитка побьется. Убыток!
В запальчивости молодой человек не обратил внимания на холодок страха, ползущий к сердцу. Он не верил в призраков, но, как большинство людей, боялся их.
– Агафон – не колдун, – возразила Глория. – Он знает больше других… и умеет видеть сквозь время. Он пытается постичь жизнь до самой сути.
– Знал! Умел! Пытался! – злобно поправил ее Лавров. – И то не факт. Он был обыкновенным фокусником. Мастером иллюзий! Как ему удалось втянуть тебя в свои игры?
Вопреки его ожиданиям Глория рассмеялась. Удар не достиг цели. Она не пошла в атаку, а увернулась. У нее появилась мудрость, которой не было раньше.
– К вам гость пожаловал! – с порога возвестил Санта, наслаждаясь ролью дворецкого. – Господин Павлинов! Просить?
– Проси…
Лавров не поленился подскочить к окну и раздвинуть шторы. Во дворе, в свете лампочки над гаражом, виднелись очертания большого авто.
– На чем же дорогой гость пожаловал? – обернулся он к Санте.
– На том, что и в прошлый раз…
Слуга удалился, а начальник охраны подошел к Глории, наклонился и зашептал, поглядывая на дверь:
– «Ниссан-Армада» Павлинова в розыске… ты понимаешь, чем это пахнет?
– Агафон – не колдун, – повторила она. – А Павлинов – не вор.
– Кто же он тогда, если разъезжает на угнанной машине?
– Джинн…
– Ну, с меня хватит! – вспыхнул Лавров. – Не надоело дурака валять?
Глория не успела ответить, потому что дверь распахнулась, и в зал важной поступью вошел «угонщик». От его разноцветного наряда пестрило в глазах, а каждый шаг сопровождался позвякиванием ожерелья из сотен перстней.
«Чучело!» – с неприязнью подумал начальник охраны, вежливо кивая гостю.
Что еще ему оставалось делать? Дом не его, гость тоже. Глория заварила кашу, ей и расхлебывать.
– Привет честной компании, – развязно произнес Павлинов, усаживаясь за стол и потягивая длинным, как птичий клюв, носом. – Я голоден! В этом доме всех кормят мясом?
Не дожидаясь приглашения, он придвинул к себе тарелку с нарезанными ломтями буженины, недоеденной Лавровым, и принялся жевать. Буженина в мгновение ока исчезла, за ней последовало печенье.
– Иннокентий, – обратилась к нему хозяйка, – вам еще чего-нибудь подать?
– Можно просто Кеша…
– Хорошо, Кеша. Вы наелись?
– Заморил червячка…
Лавров с растущим раздражением наблюдал за этой дешевой сценой. У него на языке крутился вопрос о машине Павлинова.
– Я узнал все, что ты просила, – сообщил тот Глории. – Ты была права насчет Саломеи. Она кое-что потеряла во время танца! И даже не подумала искать…
– Простите, а где вы побывали? – вмешался Лавров. Ему не терпелось вывести жулика на чистую воду. Павлинов повернулся к хозяйке дома.
– Ты ему не сказала?
– Сказала, но…
– Ты чего, парень? – Гость вперился в Лаврова маленькими блестящими глазками. – Белены объелся?
Хохолок на его макушке вздыбился торчком, рот скривился в недоумении.
– Я, видимо, не понял… – пробормотал начальник охраны. От пронзительного взгляда Павлинова ему стало не по себе.
– В Галилее все по-прежнему, – смягчился гость. – Там правит Ирод. Я застал его за пиршественным столом, в окружении слуг и сановников. Рядом сидела его развратная жена, Иродиада, раскрашенная, как деревянная кукла, в золоте с головы до пят. Ты это хотел спросить?
– Д-да…
– Зачем тебе? Тоже сохнешь по Саломее? Брось, парень… найди девушку попроще. Такая красавица, как Саломея, погубит любого мужчину. У нее вместо языка – змеиное жало. А вместо сердца – камень алмаз.
– Почему алмаз? – опешил Лавров.
– Светит, но не греет. Ха-ха-ха-ха! Красота, брат, страшная сила. Страшная! – повторил Павлинов.
Начальник охраны вдруг растерялся. Он не знал, что говорить, как вести себя. Под взглядом Павлинова ему стало неловко за свое недоверие и грубые слова в его адрес. Взял и огульно назвал человека вором. Может, тот не угонял вовсе злосчастный «Ниссан»… может, ему дали покататься.
– Когда Саломея танцевала, меня самого мороз пробрал, – признался Павлинов. – А потом в жар бросило. Когда она начала раздеваться… все, кто там был, оцепенели. Любовь, брат, «сильнее, чем тайны смерти». Не помнишь, кто сказал?
– Нет…
– Я тоже забыл. В общем, снимала она покрывало за покрывалом и разбрасывала по полу… а скреплялись они особыми застежками… из золота со знаком лилии. Лилия, брат, – символ власти. Короли властвуют над подданными, а женщины – над сердцами мужчин.
Павлинов обращался к Лаврову как к закадычному другу, подмигивая ему левым глазом.
– Знаешь, что такое любовный экстаз? А экстаз души – покруче будет… Похоть в теле разжечь – тоже искусство. Но им любой овладеть годен. Вот чем душу-то взять, не каждый разумеет. Тайна из тайн, брат!..
Павлинов замолчал, ища глазами, что бы выпить. От произнесенных слов он разгорячился, раскраснелся. Грудь его раздувалась со свистом, как кузнечный мех.
Глория налила ему остывшего чаю в стакан для воды. Напившись, гость воодушевленно продолжил свой рассказ:
– Застежка, скрепляющая последнее, седьмое покрывало Саломеи, от резкого движения оторвалась и упала. Охваченная греховным вожделением соблазнительница сего не заметила… Зато блеснувшую золотом лилию увидел раб, который прислуживал на пиру. Негодник осмелился посягнуть на вещицу самой принцессы! Он ведь тоже мужчина, – ухмыльнулся Павлинов. – И тоже загорелся преступной страстью.
– Отчего же преступной? – удивился Лавров.
– Непозволительно рабу желать госпожу свою! – назидательно произнес Павлинов.
Начальнику охраны послышался в его интонации оскорбительный намек. Как будто плутоватый гость догадался о его видах на Глорию.
Лавров вспыхнул. Павлинов, довольный произведенным эффектом, вернулся к занимательному повествованию:
– Раб с черным цветом кожи и такими же черными помыслами незаконно присвоил драгоценную застежку. Он кинулся собирать разбросанные вуали и тайком спрятал находку в складках набедренной повязки. Никто не заподозрил его в краже… Пропажу застежки обнаружили не скоро. Все были потрясены требованием Саломеи казнить пророка и принести ей отрубленную голову… Сам Ирод дрогнул и просил ее отказаться от подобной жестокости. Ни к чему, мол, будоражить народ. Может подняться восстание, которое пошатнет его царство. Но девица осталась неумолима. Она жаждала крови…
– Только крови? – осведомилась Глория.
– Зришь в корень, – одобрительно взглянул на нее Павлинов. – Никто и не сомневался, что Агафон сумеет подобрать себе достойную преемницу.
«Преемницу? – испугался Лавров. – Ну и заявочка! Что он имеет в виду?»
– Так вот… Саломею охватил сладострастный трепет, когда ее чудовищное требование было удовлетворено. Быть может, в ней затеплилась искра раскаяния. Бездна ее души разверзлась и поглотила присутствующих… Все онемели, погружаясь в ее экстаз. Быть может, Саломея испытала предчувствие настоящей любви…
– Ничего себе любовь…
– Луна побледнела на небосклоне, – замогильным голосом продолжал Павлинов. – Звезды посыпались вниз, в притихший дворцовый сад, словно огненный фейерверк. Ветер с запахом ночных цветов ласкал горячую кожу красавицы… Ирод задыхался. Иродиада лишилась чувств. С нее свалился тяжелый от жемчуга и драгоценных камней парик. Раб, спрятавший золотую лилию, корчился от мучительной боли. В том месте, где застежка касалась его тела, образовался ожог в виде трилистника. Тавро!
Павлинов вдруг замолчал. В тишине был слышен шорох песчинок. Словно не часы тикали, а столетия пересыпались в торжественной немоте мгновения.
– С тех пор лилии украшали королевские мантии и штандарты… – выдавил Лавров, стараясь сохранить самообладание. Голова его закружилась, сознание мутилось. – А также этим знаком клеймили проституток! – добавил он, борясь с наплывающим туманом.
– В этом мире все двойственно, – заключила Глория.
– Даже любовь? – продираясь сквозь сумерки, спросил Лавров.
– В бездну лучше не заглядывать…
– Она права! – обрадовался Павлинов и повернулся к начальнику охраны. – Ты слушай ее, парень. Не пожалеешь.
– Куда же подевалась застежка? – донеслось до Лаврова.
Он клевал носом и ничего не мог с собой поделать. Тогда как Глория и ее гость казались бодрыми и оживленными.
– Ее след теряется в веках, – изрек Павлинов. – Важно, что в конце концов лилия попала к Иде Рубинштейн. Какой-то заемщик оставил ее в уплату долга банкирскому дому «Роман Рубинштейн и сыновья». Не думаю, что случайно. Подобные реликвии сами выбирают себе хозяев…
Они о чем-то беседовали, что-то обсуждали. Лавров провалился в дрему, очнулся… опять провалился. Он потерял счет времени, забыл, где находится…
– Эй! – кто-то потрепал его по плечу. – Просыпайся, парень. Ты пропустил все самое интересное.