— Первому отряду приготовиться, — скомандовал командир. — По моему сигналу выступаем.
Внезапно тишину разорвал звук мотора.
— Нас обнаружили, — сообщил кто-то. — Они уходят!
— Черт… — Чема вырвал бинокль из рук Хулии.
Главари выбежали с мельницы в сторону машины. Дальнейшие события потерялись в неразберихе выстрелов, визга тормозов, прожекторов, превративших ночь в день. Птицы внесли свою лепту в эту какофонию: стаи метались по небу, лихорадочно размахивая крыльями и издавая пронзительные крики. В довершение всего рация взорвалась непрерывными закодированными сообщениями, расшифровать которые были способны только тренированные агенты.
— Я их перехвачу, — заявила Хулия, увидев, что «Ауди» направляется к замку, откуда они с Чемой следили за операцией. Люди Мейраса не смогут миновать его, если хотят добраться до шоссе.
— Нет. Они вооружены до зубов, — остановил ее Чема. — Ты разве не слышала автоматные очереди? Ими займутся ребята.
Хулия высунула голову между зубцами. Машина приближалась. Ее никто не преследовал. Если она хочет помешать им, нельзя терять времени.
Чема кричал ей вслед, чтобы она остановилась, но Хулия уже мчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней. Она без колебаний распахнула дверь как раз в тот момент, когда «Ауди» неслась на полной скорости мимо замка.
— Стоять! — рявкнула Хулия. Она понимала, что они ее не слышат, но это не имело значения. Указательным пальцем она жала на курок до тех пор, пока в магазине не осталось ни одного патрона.
Машину занесло, а затем послышался звук удара о деревья вдоль дороги — она попала в цель. Две из четырех шин лопнули, и водитель не смог справиться с управлением.
— Ложись! — раздался крик сзади.
Не дожидаясь ее реакции, Чема сбил ее с ног.
Как раз вовремя. Вспышка — и из разбитого окна автомобиля раздался выстрел. Если бы не он, ее бы убили.
— Ты свихнулась, — заявил он.
Выстрелы продолжались, но к ним добавился приказ сдаться. Сюда прибыли бойцы подразделения особого реагирования со щитами и пуленепробиваемыми шлемами. Прошло несколько напряженных минут — они лежали, прижавшись лицом к земле, переполненные адреналином, — но в конце кто-то объявил по рации, что люди Мейраса арестованы.
30
Пятница, 26 октября 2018
От мокрых улиц исходила печаль, которой вторило пасмурное рассветное небо. Магазины вдоль портиков улицы Вилар были закрыты, как и большинство ресторанов, которые к полудню будут кишеть туристами и местными жителями.
Сантьяго-де-Компостела все еще спал. А она почти не спала, в ожидании новостей об операции против банды Мейраса.
На углу площади Платериас громко трудилась уборочная машина с вращающимися щетками, заглушая пение фонтана, который на протяжении сотен лет утолял жажду паломников. Сестеро подставила ладони под струю одной из четырех каменных лошадей. Во рту пересохло, и очень хотелось спать. Она встала ни свет ни заря, чтобы первым же автобусом добраться из Понтеведры до столицы Галисии. До возвращения в Гернику ей нужно закончить набросок жизни Исабель Отеро с помощью ее сестры.
Колокола собора пробили половину седьмого. Время встречи. Сестеро наблюдала за улицами, которые сходились на маленькой площади. Она насчитала не больше полдюжины человек. Один открывал ставни пекарни, другой разносил газеты, кто-то куда-то спешил — молчаливые тени, танцевавшие в той призрачной атмосфере, что создают первые лучи солнца, сталкиваясь с царством уличных фонарей. В этот ранний час все города объединяет отсутствие праздных гуляк: никто не выходит из дома с первыми петухами, если только не нужно спешить на работу.
— Bos días[14].
Приветствие раздалось сзади. Сестеро обернулась и увидела Пилар Отеро. Она с трудом узнала ее. Куда подевались слезящиеся глаза и это грустное лицо с кладбища? Сестра покойной стала просто другой женщиной. Макияж творит чудеса.
— Спасибо, что пришли, — сказала Сестеро, пожимая ей руку.
— Спасибо вам. Лейтенант знает, что вы здесь?
Сестеро прикусила пирсинг. Неправильный ответ может испортить всю встречу, но ложь — не лучший способ начать ее. Журчание фонтана заполняло повисшую тишину. Она не в состоянии привести убедительные аргументы. Ей срочно нужен кофеин, иначе ее разум не готов к допросам.
— Могу я угостить вас кофе? — спросила она.
Пилар Отеро посмотрела на наручные часы.
— У меня осталась четверть часа. Потом мне нужно открыть магазин. И давай перейдем на «ты», пожалуйста. Иначе я чувствую себя старухой.
Сестеро шла вслед за ней по улице Хельмирес. Каждая секунда, которая проходит без упоминания Помбо, — уже победа. И немало мгновений прошло в тишине, пока они шли мимо зевающих прохожих и камней, наполненных историей.
— Расскажи мне все, что помнишь о вашей жизни в Стране Басков, — попросила Сестеро.
— Значит, ты не считаешь, что моя сестра стала случайной жертвой? — уточнила Пилар. Ее певучая интонация прекрасно гармонировала с меланхоличностью улиц. — Мне хотелось бы верить, что лейтенант прав и что этот проклятый яд предназначался не конкретно Исабель, а любому участнику шествия. Жаль, что я больше в это не верю. Мне нужны ответы.
Перед пекарней начали разгружать фургон. Запах свежеиспеченного хлеба проник в утреннюю прохладу, и у Сестеро заурчало в желудке. Но сначала нужно выпить кофе.
— Это здесь. Не возражаешь, если мы возьмем навынос? Так я не опоздаю, — сказала Пилар.
Сестеро пожала плечами. Главное, чтобы в нем был кофеин, все остальное — неважно.
— Мне двойной эспрессо, — попросила она.
— А тебе с молоком, Пилар? — спросила продавщица.
— Да, Муксия. И помягче. Как твой Мануэль, поправляется?
Продавщица поморщилась.
— Лучше, но он этого не заслуживает. Разве с такой простудой можно курить? Я устала беспокоиться о нем, он-то о себе вообще не заботится.
От кофе на прилавке поднимался пар. Женщины быстро попрощались и вышли на улицу. Сестеро почувствовала себя лучше. Она едва сделала пару глотков из бумажного стаканчика, но резкий вкус уже пробудил вкусовые рецепторы и постепенно начал разливаться по всему телу.
— Мне этого не хватало. Спасибо, что зашли. Теперь мозг начинает работать. Начнем?
Пилар кивнула. Ее лицо, раньше казавшееся слегка оранжевым, стало мертвенно-бледным. Уличные фонари погасли, и вместе с их светом с улиц исчезли яркие краски.
— Что именно тебя интересует? Я не так уж много помню. Это было давно, и я была еще маленькой, когда мы уехали из Дуранго.
— Понимаю, но я уверена, что ты сможешь мне помочь. Вот увидишь. — Допив кофе одним глотком, Сестеро взяла в руки блокнот и ручку. — Что ты помнишь о смерти отца? Было ли какое-нибудь расследование случившегося?
— Нет. А если и было, то мама нам ничего не сказала. Это был несчастный случай. Рука попала под станок, и… — женщина поджала губы. — В общем, приятного было мало. Другие рабочие пытались его вытащить, но было уже поздно.
— Ты говорила, что компания выплатила компенсацию и устроила твою сестру на работу.
— Все верно. Она начала работать вскоре после смерти отца. Трудилась в конторе. Тогда женщины не делали ничего другого на подобных фабриках. Не знаю, нравилась ли ей работа. Вряд ли, потому что она никогда не говорила об этом. А потом она отправилась в монастырь. Значит, работа ей не нравилась… — Пилар поприветствовала мужчину с собакой, которая обнюхивала каждый угол. Чуть поодаль священник в рясе до пят открывал дверь церкви Святого Биейто. — Просто случившееся с папой стало тяжелым ударом.
Сестеро записывала каждое слово. Позже у нее будет время спокойно все проанализировать. Сейчас время для вопросов. И у нее сложилось впечатление, что одна тема заслуживает тщательного изучения.
— Что за монастырь? Она хотела стать монахиней?
— Не особенно. Она на некоторое время уехала волонтером в Лурд[15], помогала паломникам. Туда приезжает много стариков, это не похоже на путь святого Иакова[16]. Только старики и калеки ездят в Лурд.
— И что она рассказывала об этом времени?
Пилар покачала головой.
— Она не любила говорить об этом.
— Как так? Ни о фабрике, ни о Лурде?
Пилар не обратила внимания на это замечание.
— Она провела несколько месяцев с монахинями. Это монастырь в Гернике организовал пребывание во Франции. Я подумала, что моя сестра в конце концов станет монахиней. До сих пор помню, как обрадовалась, когда она вернулась.
— Ты помнишь название монастыря?
— Точно нет. Не уверена, что вообще когда-либо его знала. Это был орден затворниц, вот и все, что я помню.
— А что насчет работы на фабрике? Она туда вернулась?
— Нет, думаю, что она даже не пыталась. Ее отъезд был очень поспешным. Мне ничего не объясняли, я была соплячкой, но наверняка что-то случилось. Несчастная любовь, проблема на фабрике… — Пилар задумалась и замолчала. Покружив в небе, голубь уселся на карниз соседнего дома. — Все произошло за одну ночь. Однажды она вернулась с фабрики, они с мамой закрылись в комнате, а на следующий день уехали в Лурд. Помню, как тихо было в тот день за ужином и что у обеих были красные глаза.
Ручка Сестеро порхала по бумаге.
— У тебя есть догадки, что могло случиться?
— Нет, но я уверена, что это стало причиной отъезда Исабель в Лурд.
В голове у Сестеро сразу возникло несколько версий. Наиболее правдоподобной казалась та, где Исабель Отеро выступала жертвой домогательств, возможно, со стороны кого-то из руководства. В то время, когда права женщин были далекой утопией, решение уехать с монахинями могло быть совершенно нормальным.
— Ты никогда не говорила об этом с Исабель? Даже годы спустя? — Сестеро очень удивляло отсутствие диалога между сестрами. Хотя они с Андони тоже мало общаются, ей всегда хотелось верить, что будь у нее сестра, все было бы по-другому.