Монахиня перебила ее:
— У вас ничего нет! Ничего! Несколько писем с пожертвованиями? Какое это доказательство!
— И именно поэтому вы убили ее? — в игру вступила Сестеро. — Вы боялись, что она проболтается. В нормальном состоянии она бы ни за что этого не сделала, но настоятельница стала уже не той, что прежде.
Сестра Тереса ответила не сразу.
— Чушь собачья! Это вы убили ее. Ее слабое здоровье не выдержало давления, которое вы вчера на нее оказали.
Ее слова не имели значения. У Сестеро было все, что нужно. Она знала, что старуха виновна в убийстве. Пусть говорит, что хочет, ее выдает ее тело. То, как она скривилась, едва ощутив зловоние в келье, то, как упорно она отводила взгляд от покойницы. Сестра Тереса боялась встретиться взглядом с этими усталыми глазами, которых она лишила красок жизни.
— Чема, — позвал кто-то из дверей. Это был один из новеньких из полицейского управления Эрандио. Они с коллегами обыскивали монастырь в поисках возможных улик. — Думаю, вы должны срочно это увидеть.
50
Вторник, 30 октября 2018
Белая плитка сантиметров в двадцать шириной покрывала стены без окон и вентиляционных отверстий. Мерцающая люминесцентная лампа на потолке придавала всему вокруг холодный белый свет. От нее исходил постоянный раздражающий гул. Здесь пахло какой-то химией от многочисленных банок на полке.
— Бедные женщины, — услышала Хулия над правым ухом. Сестеро подошла к акушерскому столу и поправила ремни, которыми связывали рожениц. — Похоже на пыточную. — Обернувшись к коллеге, она тут же хлопнула себя по губам. — Прости! Я не подумала.
Хулия ответила, что все в порядке, не стоит волноваться, хотя все понимали, что она врет. Но это не имело значения.
Вот место, где все началось. Сердце разрывалось, когда она представила свою мать — черты ее лица пропадали в густом тумане, который она надеялась однажды рассеять, — привязанной к твердой металлической поверхности. Сколько женщин прошли через этот кошмар? Сколько их лежало в этой холодной комнате, с обездвиженными руками и ногами, давая жизнь младенцам, которых они никогда не смогут назвать своими?
Здесь было отвратительно и очень холодно. Без намека на человечность. Хулия вздрогнула при виде жестяного ведра у подножия стола. За столько лет алые пятна крови на нем выцвели. Возможно, если ее коллеги из лаборатории сделают анализ, они обнаружат там ее ДНК.
— Интересно, кто принимал роды, доктор или сами монахини? — сказала Сестеро, глядя на ржавый стул. На нем в потрепанной жестяной коробке из-под печенья лежали пинцет и скальпель.
— Они сами, — ответила Хулия. Это был единственный вариант.
— Бедные женщины, — повторила Сестеро.
Хулия кивнула. Она чувствовала ненависть к сестре Тересе, к мертвой женщине с голубыми глазами и их пособницам. Она осмотрелась в поисках чего-нибудь приятного, но в этой ужасной комнате ничего подобного не было. Даже огромное распятие на стене не внушало спокойствия — скорее наоборот.
— А что насчет этой двери? — Сестеро потянула за ручку, но та не поддалась. Дверь была расположена в боковой части комнаты, рядом с двумя покрытыми пылью колыбельками.
— Заперта на ключ, — объяснил полицейский, который и сообщил им о том, что они обнаружили родильное отделение.
— Я приведу сестру Тересу. Пусть откроет, — заявил Айтор.
Как только он вышел, Сестеро нанесла удар по замку. Хулия дернула ее за руку прежде, чем она ударила снова.
— Можно мне?
Это было ей необходимо. Или она выместит свой гнев на чем-то, или он останется внутри. Сестеро отступила в сторону, чтобы Хулия могла изо всех сил наброситься на деревянную дверь. Скрип, еще один — и дверь резко распахнулась, с грохотом ударившись о стену темного коридора внутри.
— Вы сошли с ума, — заметил Айтор, включив фонарик. Он вернулся, заслышав удары.
Луч света выхватил коридор, который вел в четыре комнаты. Настенный выключатель не работал, значит, придется работать с фонариком.
В нос ударил такой сильный запах сырости, что Хулия сморщила нос.
— Сколько же лет они сюда не заходили?
— Вы обратили внимание на двери? — спросила Сестеро, толкнув одну из них. Та открылась с едва слышным скрипом. Двери здесь были очень прочные, сделанные из массива дерева. Но хуже всего были задвижки — судя по их расположению, запереть дверь можно было только снаружи.
Четыре клетки, в которые они вели, были куда меньше, чем кельи монахинь этажом выше, и очень просто обставлены. Здесь стояли койка, умывальник и простой письменный стол. Где-то часть стен покрывала черная плесень, от которой тянуло влажностью. В других плесени не было, но во всех четырех стоял спертый воздух, кислорода не хватало.
— Это тюрьма, — осознала Хулия. И без того израненное сердце заболело еще сильнее. — Тюрьма для беременных. Вот почему их не было в списках из Лурда. Их запирали в этом подвале, пока не подходило время родов.
— Как жестоко, здесь невозможно дышать, — пробормотал Айтор, стоя внутри одной из комнат.
Хулия вошла в келью напротив. На столе лежала Библия, и Хулия протянула к ней руку. Возможно, ее мать прикасалась к ней почти сорок лет назад. Ей было больно представлять, как она провела взаперти несколько месяцев. Между страницами книги что-то белело — сложенный лист бумаги, написанный едва различимым шрифтом. Бедные женщины, им, конечно же, не разрешали писать.
Заглянув внутрь, Сестеро вздохнула и снова исчезла в коридоре.
— Гребаные чудовища, — бросила она. — Айтор, попроси Чему спуститься к сестре Тересе. Ей предстоит многое нам объяснить.
— Вы ничего не понимаете. Мы просто помогали. Именно этому мы посвятили всю жизнь — помощь ближнему.
Сестра Тереса сидела на табурете, на котором, вероятно, сидела много лет назад, участвуя в родах.
Хулия подавила желание схватить ее за рясу и трясти до тех пор, пока она во всем не признается.
— С каких это пор похищение новорожденных считается «помощью»? — бросила Сестеро. Она не отрывала взгляда от мобильного телефона в руках, словно не в силах оторваться от того, что видит на экране.
— Вы ровным счетом ничего не понимаете, — резко заявила сестра Тереса.
Больше всего Хулию раздражала надменность монахини. Впервые за всю ее карьеру задержанная держалась настолько уверенно. Обычно женщины ведут себя смирно.
— Может, вы поможете нам понять, — вмешался Айтор.
Хулия позавидовала спокойствию в его голосе.
Неспешно кивнув, сестра Тереса перевела взгляд на единственного полицейского, который, как она думала, ее понимал.
— Те годы ознаменовались настоящим упадком нравов в нашем регионе. Те немногие из нас, кто стали монахинями, спасли свои души, но многие поддались искушению. Строительство платформы «Гавиота» стало катастрофой. Сюда приехали все эти американцы. Они заявляли, что были опытными инженерами… Ха! Знаете, кем они были на самом деле? Мерзкими обманщиками, превратившими наши поселения в собственный гарем! Сколько девушек они заманили в свои сети, завлекая их экзотикой и любовными обещаниями, которые никогда не выполнялись?
Хулия обменялась взглядом с Сестеро. Она тоже различила боль за тирадой монахини. Значит, эта злоба привела сестру Тересу в монастырь. Трудно было представить ее молодой с распущенными волосами, флиртующей с одним из этих заезжих незнакомцев.
— Это было позором для их семей, — продолжала монахиня. — Как вы не понимаете? Достойные люди, уважающие христианскую мораль, — и вдруг их репутация оказалась под угрозой, потому что их дочери оказались беременными неизвестно от кого. — Сделав паузу, чтобы усилить свое послание, она продолжила: — К счастью, мы оказались рядом, чтобы помочь им.
Хулия сжала кулаки, сдерживая себя.
— Да вы просто лишили этих детей возможности вырасти со своими матерями, — бросила она гневно.
Монахиня покачала головой.
— Наоборот. Мы обеспечили им лучшую жизнь. Представь, что значит родиться в семье, которой ты не нужен, разрушив жизнь собственной матери?
— Какое право вы имели решать за этих девушек?
— Мы не решали. Они сами пришли к нам за помощью.
— Тогда зачем вы запирали их, будто животных? — возразила Хулия, указывая на темный коридор за дверью.
Секундная заминка.
— Некоторые были в смятении, они не понимали, что решение, которое приняли их семьи, — лучшее для них. Когда они покидали монастырь, никто даже не знал, что они беременны. Все считали, что они были в Лурде, где занимались общественно полезной работой.
— Это их семьи так решили. Не сами девушки, — сказала Хулия.
Сестра Тереса вздохнула снисходительно.
— Как могли эти бедняжки судить, что хорошо для них? Большинство из них даже не достигли совершеннолетия. Но годы спустя почти все они вернулись сюда, чтобы поблагодарить нас за то, что мы для них сделали.
Хулия открыла было рот, но Сестеро ее опередила.
— У нас будет время это выяснить. А сейчас убийца на свободе, и мы не можем терять ни секунды, — напомнила она, нежно схватив Хулию за предплечье.
Хулия смущенно кивнула: она позволила чувствам отодвинуть дело на задний план. Детектив попыталась вернуть инициативу:
— Сколько женщин родили здесь в семьдесят девятом?
Сестеро одобрительно посмотрела на нее. Сестра Тереса с мрачным видом покачала головой.
— Я не помню.
— Сколько? — с нажимом спросила Сестеро.
Презрительно поджав губы, монахиня пожала плечами. Такое упорство и холодность выводили из себя.
Хулия отвела взгляд, чтобы подавить гнев. Но это было невозможно: вся обстановка напоминала о несправедливости, которая творилась в этих четырех стенах. Акушерский стол, щипцы, ржавые скальпели, пятна…
Айтор ободряюще сжал ее плечо. Затем, присев рядом с сестрой Тересой, он положил руки на колени монахини и посмотрел ей прямо в глаза.
— Прошу вас, сестра. Убийца с тюльпаном лишает их жизни за то, что они совершили сомнительный грех, родив в этой комнате. Чаро Эчебесте стала уже четвертой жертвой. Помогите нам спасти остальных. Нам нужно знать, кто это, чтобы спасти их. Прошу вас.