Чема также занимал ее мысли. С тех пор как она решила оставить дело, на ее мобильный пришло несколько сообщений от него. Он хотел поговорить с ней, подбодрить ее, быть рядом в этот сложный момент. Он предложил ей поужинать вместе, прогуляться… Но она не готова снова увидеть его вне работы. Она больше не хочет слышать его извинений. Ужин в казино в Мундаке до сих пор вызывал у нее слишком сильные чувства, и она хотела побыть одна.
Она открыла глаза. Сколько она уже лежит так, без движения, посреди моря? Холод, который постепенно охватил тело, подсказывал, что уже давно. Ей пора возвращаться. Поблизости виднелись огни Мундаки и силуэт церкви Санта-Мария. Она отплыла не так уж далеко. Внезапно кое-что ее насторожило: в окне спальни горел свет. Ей казалось, что она его выключала. Иногда она забывает, но после послания на двери гостиной подобные вещи вызывали неприятные ощущения.
— Никого там нет, — сказала она вслух, чтобы успокоить себя.
Но это не помогло. Она уставилась на окно, пытаясь разглядеть сквозь шторы, есть ли кто-нибудь внутри.
«Да что с тобой такое? Успокойся. Ты просто забыла погасить свет, — продолжала она про себя. — Ты больше не занимаешься этим делом, оно не должно влиять на твою жизнь».
Но, конечно, это было не просто дело. На этот раз все гораздо сложнее. Кто-то убивает женщин, которые могут быть ее родной матерью. Наталия, Арасели, Чаро… Что, если женщина, которая родила ее в той холодной белой комнате в монастыре, уже мертва?
Хулия прикусила левую щеку. Нельзя об этом думать. У нее столько вопросов к матери, которой она не знала… На самом деле, не так уж много. Все сводится к одному: любила ли она ее?
Она медленно поплыла к берегу, не желая нарушать спокойствия моря, которое возмущал дождь, хоть и не сильно. А может, она так медленно гребет, чтобы никогда не попасть домой, где, как она опасается, мог затаиться злоумышленник?
Хулия ненавидела чувствовать себя подобным образом, ненавидела мысль, что кто-то может за ней наблюдать, ненавидела то, что на фотографиях жертв искала сходство с собой. Она устала от всего этого и боялась, что худшее еще впереди.
Мотив преступлений ускользал от нее. Хулия была уверена, что сестра Тереса скрывает какую-то информацию, которая может привести их к убийце. Ключи к делу в руках этой монахини. Жаль, что даже арест не сломил ее волю. Она тверда как камень, холодна как льдина. Криминалисты обнаружили частички ее кожи на подушке, и ей выдвинут обвинения в убийстве настоятельницы. Вскрытие также подтвердило, что смерть наступила в результате удушения.
Хулия добралась до берега. До дома было рукой подать. Всего несколько ступеней, вырезанных в скале, отделяли ее от того света, который нарушил ее ночное купание. Едва она вышла из моря, ее встретил ветер, и она поднялась по ступенькам, трясясь от холода. Раздвижная дверь, как обычно, была не заперта. Она так и не успела поставить там замок.
Ткань халата согревала, но только снаружи. Свет за окном слишком сильно выбивал из колеи. Она не желала в этом признаваться, но ей было страшно.
В гостиной было темно. Так было при каждом возвращении, но никогда раньше она не чувствовала паники при необходимости пересечь комнату, чтобы щелкнуть выключателем. В этот раз она не стала этого делать. Вытащив из ящика пистолет, она направилась вниз по коридору. В спальне горел свет.
«Ты оставила его включенным. Вот и все», — повторила она еще раз.
Тщетно. Она не успокоится, пока не осмотрит весь дом.
И тут в дверь позвонили. Она вздрогнула. Было совсем не поздно, стрелки часов еще даже не перевалили за восемь, но она никого не ждала.
Покалывание в животе усилилось. Ладонь крепче сжала рукоять пистолета. Указательный палец надавил на курок. Медленно тянулись секунды, в висках стучало.
Хулия тихонько подошла к двери, посмотрела в глазок и нахмурилась. Что она здесь делает в такое время? Необычный визит. Однако мышцы расслабились, когда она узнала коллегу.
— Привет, — сказала она, включив свет и открыв дверь.
— Вот как ты встречаешь гостей, — заметила Сестеро, кивнув на оружие в правой руке.
Хулия поморщилась.
— Ты застала меня врасплох. Я шла в душ, — попыталась оправдаться она.
Сестеро кивнула. Лицо ее было мокрым, как и волосы, которые перестали виться и спадали на плечи. С джинсовой куртки, которая плохо подходила для такого ливня, капало на коврик.
— Впустишь свою любовницу или собираешься оставить меня здесь навсегда? — весело спросила Сестеро.
— Конечно, извини, — Хулия посторонилась, пропуская ее, но перед этим бросила взгляд на улицу. Там никого не было.
— Как вода?
— Довольно прохладная, но неплохо. — Хулия не стала вдаваться в детали. Она знала, что это просто вежливый вопрос. Сестеро пришла к ней домой под покровом ночи не для того, чтобы спрашивать о температуре моря. — Подожди минутку, я принесу тебе что-нибудь переодеться.
— Не волнуйся, мне и так нормально.
Хулия только отмахнулась. Единственное, что занимало ее мысли, — необходимость как можно скорее приступить к осмотру квартиры. Первая остановка — ее спальня. Пистолет придавал ей уверенности, но мысль о том, что Сестеро рядом, успокаивала сильнее.
Она посмотрела под кроватью, за шторой… Никого.
Хулия вздохнула с облегчением.
Ванная комната, комната для гостей, кухня… Все в порядке. Никто сюда не заходил. Это радовало, но она также чувствовала досаду на собственную паранойю.
В конце концов, в опасности находится не она, а женщина, которая родила ее, — если только она уже не мертва.
Она вернулась в гостиную с толстовкой с эмблемой Федерации серфинга Страны Басков.
— Посмотри, подойдет ли. — Она протянула ее Сестеро. — Хочешь пива? Кажется, у меня есть в холодильнике.
— Нет, спасибо. Я за рулем.
— Не волнуйся, можешь переночевать у меня, если хочешь.
Сестеро покачала головой, снимая куртку.
— Только этого еще не хватало. Представь, как это порадует этого мерзавца с «Радио Герника»? Такой подарок.
Хулия улыбнулась, представив заголовок, и фыркнула.
— Он просто придурок. Но теперь, когда я больше не часть команды, поживиться ему тут нечем.
Сестеро села на белый кожаный диван, и Хулия села рядом. Ей было холодно. Она нуждалась в горячем душе, который помогал ей каждый вечер восстанавливать температуру тела после купания в море. Она попросила бы Сестеро подождать ее несколько минут, но она была слишком заинтригована этим визитом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила ее Сестеро.
— Я в порядке, — ответила Хулия, но ее глаза говорили другое.
Сестеро молча наблюдала за ней несколько секунд, а потом протянула ей белую папку.
— Ни одна из убитых не была твоей матерью.
— Как…? — заикаясь, пробормотала Хулия. Ее голос дрожал, и холод внезапно куда-то исчез.
— Я запросила тест на сравнение ДНК убитых женщин и твоей. Это все неофициально, но это меньшее, что я могу сделать для тебя. Ты заслуживаешь знать правду.
Глаза Хулии наполнились слезами. Она была не в силах говорить.
— Спасибо, — пробормотала она в конце концов.
— Не благодари. Ты не можешь жить в напряжении, не зная, мертва она или нет. Надеюсь, ты скоро ее найдешь.
— Живой.
— Уверена, что так и будет. Мы не допустим еще одного убийства. Айтор закончил изучать переписку монастыря. У нас есть восемь пар, которые заплатили за детей в семьдесят девятом. — Сестеро помедлила и откашлялась. — Восемь украденных детей.
— Четыре из восьми матерей были убиты. Нужно найти других. Это будет нелегко. Он слишком сильно нас опережает, — заметила Хулия.
— Но теперь у нас есть имена их семей. Нам просто нужно сопоставить эти данные с переписью населения, и мы сможем защитить их.
В глазах Хулии промелькнула надежда.
— У нас есть все их имена?
— Не их, но их родителей, которые вели переписку с монастырем. А также адрес, по которому они жили в то время. Нам не хватает данных только об одной семье.
— Почему?
— Только семь семей прислали свои пожертвования в монастырь с письмом. Мы ничего не знаем о восьмой. Может, они не стали платить, а может, сделали это лично.
Хулия сглотнула. Ей была отвратительна политика этих монахинь, которые собирали деньги с обеих сторон, будто новорожденные дети — это товар.
— Ты очень сильная. Это наверняка очень трудно, — заметила Сестеро, погладив ее по щеке. Утешительное тепло отвлекло Хулию, заставляя ее осознать, как одиноко ей было в последние дни. Серфинг и плавание помогали ей держаться, но морские просторы — не то же самое, что дружеское участие. А Сестеро только что доказала, что она настоящий друг.
— Как твои отношения с родителями? — спросила Сестеро, запнувшись на последнем слове. — Я имею в виду…
— Все верно, родители. Они мои родители, — сказала Хулия. — Они раздавлены. Я заходила к ним сегодня. Это не их вина, они просто хотели иметь детей, но природа была не на их стороне. Они действовали по велению сердца, а средство им подсказали другие.
Сестеро кивнула, прикусив губу. Хулия снова прочла гордость в ее глазах.
— Ты простила их.
— Мне не стоило злиться на них. Они этого не заслужили. Сегодня они рассказали мне, как все было. Как я и предполагала, им сообщили, что от нас отказались. Что мы никому не нужны. День рождения, который указан в моем удостоверении личности и свидетельстве о рождении, — на самом деле дата моего удочерения. Монахини подделали бумаги. Вернее, монахиня. Все это провернула настоятельница, та самая, которую вчера убили.
— А сестра Тереса?
— Они никогда о ней не слышали. Наверное, тогда она просто была одной из монахинь. Сколько ей было, когда меня удочерили?
— Двадцать два или двадцать три, — быстро подсчитала Сестеро. — А они знали твою настоящую мать?
Хулия покачала головой.
— Никогда. Они даже не знают, когда я действительно родилась. Мама считает, что мне было пару месяцев от роду, когда меня привезли домой.