Он выбрал ночь именно потому, что полицейский вертолет не мог летать. Точнее, технически никаких ограничений для этого не было, но у аппарата не было нужного свидетельства. Бюрократические проволочки играли ему на руку.
По крайней мере, пока не наступит рассвет.
— Ферма… — сказал он, заметив фасад в отдалении. — Здесь родился отец Иньяки, одного из моих товарищей на Вирхен де Бегонья. Но тебе-то что до этого? Ты никогда в жизни обо мне не заботилась, а теперь хочешь знать, с кем я вожу дружбу…
В одном из окон на верхнем этаже горел свет. День начинался для всех.
Он слегка отпустил педаль газа. Не стоит сильно шуметь. Хорошо еще, что те, кто встают так рано, слишком заняты сборами на работу, чтобы сидеть на подоконнике и смотреть в окно: фургон на грунтовой дороге в такую рань точно вызвал бы подозрения.
— Это все так сложно, ты и представить не можешь, — рассеянно пробормотал он.
Фермерский дом остался позади, и напряжение ушло. Теперь за окном мелькал лишь сосновый бор. Если верить спутниковой карте на телефоне, Бермео был уже близко. Первый этап пути, тот, где ему требовалось пересечь хитросплетения дорог Урдайбая, был окончен. Следующий будет менее укромным, хотя он надеялся избежать внимания полиции. Чем дальше от залива, тем спокойнее должно быть в округе.
— В этом ресторане женился мой двоюродный брат. Моя тетя, точнее говоря, моя ненастоящая тетя, всегда относилась ко мне лучше, чем эта ведьма, — пояснил он, когда фургон поравнялся со следующим домом.
Перед дверью что-то лежало, и он притормозил.
— Сейчас вернусь, — сказал он, выходя из фургона.
С собой он притащил холщовый мешок, из которого торчала добрая дюжина свежеиспеченных буханок хлеба. От них исходил такой аромат, что желудок тут же скрутило от голода.
— Ты же не хочешь? — спросил он, отломив себе кусочек.
Единственная реакция сзади — приглушенный храп.
Вкусно. На мгновение в памяти всплыл образ отца, который ругал его, когда он ребенком ел хлеб с пылу с жару. Сейчас он не мог вспомнить, правда ли у него после этого болел живот, как утверждали взрослые.
Что же, проверим.
Впереди показались жилые кварталы Бермео. По улице шли люди. Их было немного, но больше, чем он ожидал. Конечно, ведь уже семь утра. Тем лучше: чем больше движения, тем меньше шансов быть замеченным. Вид фургонов для доставки у разных магазинов также приободрил его. Его машина теперь не будет так бросаться в глаза.
Сзади послышалось какое-то движение. Сара очнулась и теперь пыталась освободиться. Ее заклеенный рот напрасно взывал о помощи.
— Тише, тише. Все хорошо. Мы почти на месте. Скоро для тебя все закончится.
Мучительные стоны стали интенсивнее, как и отчаянный стук по кузову. Если так будет продолжаться, придется снова дать ей снотворное.
Сколько раз можно вдыхать хлороформ без последствий? Ему не хотелось, чтобы она умерла из-за наркотика, иначе задуманный им финал пойдет насмарку.
Двухэтажные дома Бермео остались позади. Совсем скоро он свернет на перекрестке с главной дороги, которая ведет к мысу Мачичако, и снова начнет петлять по проселочным дорогам между одиноко стоящими фермерскими домами.
— Черт…
А вот и они.
Огни стробоскопа бросали синие отблески на окна близлежащих домов. Где-то можно было увидеть занимающийся рассвет, но большинство окон еще оставались погруженными во тьму.
Пульс участился. Посередине дороги вырисовывались силуэты полицейских. Один из них держал в руках желтый жезл, взмахом которого он остановил внедорожник впереди. За ним на очереди — фургон облицовочной фирмы. Он следующий.
Руки, сжимающие руль, задрожали, и он испугался. Он не может позволить себе расклеиться.
Может, ему развернуться?
Нет, слишком поздно. Это привлечет внимание полиции.
— Ммммммм!
— Заткнись! — приказал он, обернувшись.
Его накрыло чувством беспомощности и паники, которая вот-вот полностью захватит его разум. Его миссия под угрозой. Как он обманет патруль, когда эта женщина стучит в заднюю дверь?
Машина проехала чуть вперед. Теперь остановили фургон впереди. Время на исходе. Полицейский с фонариком осветил окна, заглядывая внутрь. Всего несколько секунд, и каменщиков отпустят.
— Ммммммм!
— Заткнись, черт тебя дери!
По его венам бежала тревога. Ему хотелось открыть дверь и сбежать. Но какой в этом толк? Нет, он не может сейчас сдаться. Он должен закончить свою работу.
Хлеб!
Он совсем про него забыл.
Включив аварийку, он притормозил на обочине и выхватил две буханки из мешка. Сердце стучало так, что он сам это слышал. Возможно, полицейские, которые находились всего в двадцати шагах от него, также почувствовали его тревожные пульсации.
Для начала ему нужно выйти из машины. Он сделал это как можно естественнее, но все равно ему казалось, что вся его походка буквально кричит о его вине. Затем он подошел к первому попавшемуся дому и положил буханки на подоконник у окна. Разве не так поступил бы доставщик из пекарни?
— Ммммммм!
Призыв о помощи был ясно слышен даже на некотором расстоянии от автомобиля.
Его снова посетило желание бежать.
Полицейские, все еще занятые своими делами, кажется, его не услышали.
Снова стон, и на этот раз к нему прибавились удары по кузову.
— Hegoak ebaki banizkio, nerea izango zen. Ez zuen aldegingo…[31]
Он словно издалека слышал собственный дрожащий голос, срывающийся от страха. Но ему не пришло в голову ничего лучше, кроме как что-нибудь напевать, чтобы скрыть шум.
Полицейские посмотрели на него. Он улыбнулся и помахал им рукой. Что еще ему сделать?
— Мммммм!
— …ez zen gehiago txoria izango. Eta nik[32]…
Представление начинало выходить из-под контроля. Кто поверит, что доставщик будет громко петь в столь ранний час?
Он ощупал карман брюк. Флакон был на месте. Открыв заднюю дверь, он снова прижал пропитанный хлороформом платок к лицу женщины. Она сопротивлялась дольше, чем раньше, но несколько секунд спустя обмякла.
Какое облегчение. Все мышцы тут же расслабились. Но проблема по-прежнему не решена. В нескольких шагах от него двое полицейских. Ему придется продолжать игру, если он хочет выглядеть правдоподобно.
Достав еще одну буханку хлеба, он подошел к коттеджу через дорогу. На этот раз все казалось уже проще. Полиэтиленовый пакет с газетой, который какой-то курьер повесил на дверную ручку, вполне подойдет для хлеба.
— Что ты делаешь? — Кровь застыла в жилах.
Что ему ответить мужчине в халате, который следит за ним из окна кухни? Возможно, полицейские не услышат их разговор, но они все увидят. Он никак не может вернуться в фургон с хлебом в руках.
— Ээээ. Ну, в общем… Я принес вам буханку свежеиспеченного хлеба. Это из пекарни «Осинчу», мы только что открылись в Ицасбеги и хотим рассказать всем о нас.
Он сказал первое, что пришло ему на ум, но идея ему понравилась. Очень хорошо. Он наверняка спас ситуацию.
— С кем ты разговариваешь в такое время? — спросил женский голос откуда-то на кухне.
— Да хлеб принесли. Говорят, что открыли новую пекарню, и нам дарят буханку.
Почему он должен что-то объяснять этой идиотке? Неужели так трудно забрать подарок, пожелать ему удачи в бизнесе и вернуться к завтраку?
— Возьмите, пожалуйста. Вот увидите, какие вкусные будут бутерброды на завтрак. Весь секрет в закваске, — настаивал он, просовывая буханку сквозь оконную решетку. — Мы в «Осинчу» готовы поспорить, что стоит один раз попробовать, и вы уже не сможете есть другой хлеб.
Его бесило это настороженное лицо в окне. Если этот тип так ведет себя с человеком, который предлагает ему бесплатный хлеб, то как он реагирует на Свидетелей Иеговы?
— Да возьми ты уже хлеб, а то весь дом заморозишь, — сказала женщина.
Сработало. Мужчина в халате протянул руку, пробормотал благодарность и взял подарок.
— У вас тут газета, — сказал он на прощание и повернулся к фургону.
В ответ он услышал только скрип закрывающегося окна.
— … eta nik, txoria nuen maite…[33]
Хотя ему больше не нужно было петь, чтобы скрыть стоны, он все равно заставил себя это сделать. Его поведение должно быть последовательным. Хотя это было трудно. А кому легко петь, когда в горле застыл ком, а рот пересох от напряжения?
— Поехали, — объявил он, сев на водительское кресло, и завел двигатель.
Сердце снова ускорило ритм, руки задрожали. Поле зрения сузилось настолько, что он видел только взмахи желтого жезла в темноте. Все остальное сливалось в неопределенную дымку. Он прикрыл глаза, чтобы восстановить зрение. Бесполезно, сплошной желтый свет.
Но теперь к нему добавилось лицо полицейского, который держал жезл в руках. Он был молод и чисто выбрит. Полицейский что-то сказал, но он не расслышал. Наверное, попросил остановиться.
Он нажал на тормоз. Сейчас они посветят фонариками сквозь заднюю дверь и обнаружат одурманенную женщину. Он должен был развернуться, пока не стало слишком поздно.
— Egun on, — сказал он, опустив стекло. У него правда заплетается язык или ему так кажется?
Полицейский ответил на приветствие и высветил фонариком хлеб, торчавший из мешка.
— Доставляете завтрак?
Его напарник сидел в патрульной машине и что-то проверял в телефоне. Возможно, вызывал подкрепление.
— Хлеб. Я развожу хлеб в отдаленные уголки региона, — с трудом произнес он. Во рту так пересохло, что он едва мог что-то выговорить.
— Пахнет вкусно, — откликнулся полицейский, похлопав себя по животу.
Он явно тянул время. Что-то задумал. А его напарник по-прежнему держал в руках телефон.
В приступе вдохновения он протянул руку к пакету.
— Возьмите буханку. Я всегда вожу с собой про запас. Так хоть удастся заморить червячка, у вас же столько работы.