— Ты использовала Волю… — ошеломлённо произнесла блондинка, разглядывая подругу.
— То, что ты называешь Волей, — это всего лишь часть целого, проявление мужского начала, которое есть в каждом из нас. Даже во мне, — задумчиво произнесла ведьма, открывая глаза и вглядываясь в далёкую чащу. — Ты это делаешь постоянно, но почему-то не слишком этому удивляешься. Безусловно, в женщине мужского начала меньше, и сформировать Волю, как и использовать её, намного сложнее. Но это вовсе не является невозможным. Или ты считала, что женщины вовсе лишены Эго?
— Это противоречит всему, что нам рассказывают о Воле. Она, как и Путь Меча, доступна лишь мужчинам знатного происхождения. Иногда ещё бастардам знатных родов. Но никак не женщинам, — горько воскликнула Лана, убрав клинок в ножны и присаживаясь на скамейку рядом.
— Это очень удобный способ удержать власть. Тебя учили управлять Волей. А вот крестьян этому не учат. И уж тем более этому не учат обычных девушек, которых, словно ценный скот, планируют выгодно выдать замуж. В каждом из нас есть мужское и женское начало. Эго — твоя решимость, гнев, воля идти до конца. Это мужское начало. Но есть и другое. Ид. Ты чувствуешь, когда я рядом, — мягкий голос, тепло в груди, страх за меня. Это тоже сила. Просто её не учат использовать в ваших землях, — ведьмочка, вдохновившись оказанным вниманием, вновь принялась читать лекцию, размахивая свободной правой рукой, оставив голову удобно лежать на плече более рослой подруги.
— Чёрт, это выглядит злой насмешкой. Тогда я окончательно отказываюсь понимать, ради чего я всё это пережила. Я владею Волей, потому что отец вылепил из меня…
— Мужчину? Я же объясняла, маги с работой не справились. Изменив твою плоть и покорёжив сознание, заперли в суперпозиции. Обмен веществ у тебя ближе к мужскому, что подстёгивает твоё Эго, сдержанную агрессию и самоуверенность, что питают Волю. Потому ты можешь сражаться так хорошо. Также частичным переменам подверглись внешние половые органы. Но внутри большая часть твоего тела — всё ещё женская. Немного подумав, я, кажется, поняла, почему всё так получилось. Ты помнишь тот день? — ведьма запросто прислонилась к Лане плечом, не открывая глаза, всем своим естеством излучая заботу и ласку. Блондинка прогнала прочь нахлынувшую волну паники, собралась и ответила:
— Их было трое. В балахонах, лысые и слепые. Я не запомнила их имена, да не уверена, что вообще их слышала. Мне было чуть больше восьми, а боль и страх были такими, словно тебя выворачивает наизнанку, — девушка вздрогнула, едва сумев подавить тошноту. Жёлчь, подступившая к горлу, жгла нёбо. — Я не хочу больше об этом. Ты… сможешь меня починить?
— Ты уже не малышка, не владеющая Волей, в моих силах освободить твой разум, но без Сердца плоть я исцелить не смогу. Я всю ночь размышляла, думаю, что ларийцы не смогли завершить твою трансформацию как раз потому, что ты пробудила своё Эго, что подавило их дальнейшие попытки воздействия на твоё физическое состояние. Это же сейчас мешает и мне, — хмуро ответила ведьма.
На пару мгновений Лане показалось, что это лишь часть правды. Ощущение, что красноволосая сгорает от чувства вины, только усиливалось. Ведьма отстранилась и, поднявшись на ноги, отряхнула платье, после чего поманила баронессу за собой:
— Ладно, хватит об умных вещах говорить, а то я вижу, что ты половину мимо ушей пропускаешь. Пойдём лучше покушаем. Обещаю, когда мы доберёмся до Сердца, я объясню, как именно собираюсь помочь.
***
Минуло ещё два долгих дня, прежде чем Лана смогла полностью оправиться от раны и вернуть себе силы. Всё это время она посвятила тренировкам, постоянно увеличивая нагрузку: пережитое на пути через Чащу укрепило её решимость идти до конца. Сейчас тело подчинялось ей почти так же хорошо, как и три года назад. Но вот Воля была нестабильна: прежде заглушенные мысли и чувства истощали самоуверенность, внутренние колебания могли привести к тому, что клинок подведёт в бою. Прежде чем идти дальше, с этим нужно было наконец разобраться.
Во время занятий она частенько ловила на себе скорбные взгляды хозяйки дома. Вот и сейчас она смотрела, но не как на диковинную зверушку или скот, ведомый на бойню. Скорее, словно на близкого человека, больного чем-то смертельным. Блондинка привыкла следовать своим инстинктам — иначе никогда бы не доверила Сэру даже Её Величеству, если бы не почувствовала решимость королевы выполнить своё обещание. И она буквально чуяла грядущие неприятности, хотя и не понимала даже приблизительно их масштабов. Но в любом случае собиралась выплатить долг: на собственную жизнь она давным-давно махнула рукой, и смерть совсем уже не страшила. Скорее, даже наоборот — обещала заслуженный отдых от долгих страданий.
— Ну и чего ты куксишься? Всё, я готова, можем уже отправляться, куда ты решила. Только сначала у меня к тебе тоже будет условие.
Лана взмахнула клинком — рассечённый крест-накрест воздух жалобно взвыл. Кисть и плечо уже слушались превосходно, а небольшой шрам, оставшийся от укуса, был совсем незаметен на её теле. Бросив клинок в ножны, она поправила рукав крепкого холщового кафтана, окрашенного в тёмно-синий цвет, и попыталась загадочно улыбнуться. Но была вынуждена признаться — у ведьмы это получалось определённо таинственней и лучше.
— Да? И какое же? Хорошенько подумай над тем, что ты скажешь дальше. Ставки очень высоки. Я ведь могу это твоё условие и принять… — дёрнув левым ушком и убрав сбившуюся в сторону прядь алых локонов, пропела колдунья.
Лана в очередной раз ею залюбовалась. Она встречала множество красивых женщин, но никого столь же грациозного, как эта лесная чаровница. Она была прекрасна, как мраморная скульптура, выполненная руками не иначе как самого Бога-Кузнеца. В немом обожании, что вызывала эта краса, не было ничего плотского — лишь эстетическое восхищение. Блондинке пришлось себя одёрнуть, чтобы ответить с небольшим запозданием:
— Прежде чем мы пойдём к Сердцу Леса, ты назовёшь мне своё имя, а я тебе назову своё. Если я собираюсь ставить свою жизнь на кон ради того, чтобы тебе помочь, я хочу, чтобы мы были товарищами по оружию, а не случайными незнакомцами. Давай совершим этот обмен. Тебе не следует меня бояться.
Ухмылка ведьмы стала самую капельку пугающей и нехорошей. Прищурившись, она медленно ответила, как будто чеканя каждое слово:
— Принцесса, ты сама себя закапываешь всё глубже и глубже. Что ты будешь делать с моим именем? Ты ничего не сможешь от него получить. А вот я, узнав твоё, стану способна на многое…
— Прекрати играть в злодейку, тебе это не идёт. Это вопрос доверия, Алая Ведьма. Признайся — ты ведь просто боишься. Вот и мне страшно. Надеяться на кого-то — это всегда страшно. Ты права, я понятия не имею, кто ты такая и на что способна. Но если уж наши жизни связаны, пусть и ненадолго, я хочу тебе доверять. И хочу, чтобы ты доверяла мне. Лишь так мы сможем сражаться, не жалея себя, и победить. Я выучила этот урок три года назад — у меня тогда был один такой человек. Можешь мне не объяснять свои тайны. Сейчас они не имеют значения. Важна только ты и то, что я желаю помочь.
Изумрудные глаза напротив на мгновение расширились в удивлении. А потом, откинувшись назад, женщина захохотала. Она долго смеялась, но в этих звуках было столько боли и одиночества, что сердце застыло в груди. Лана нахмурилась — она уже понимала, что ведьма откажется. Наконец, отсмеявшись, красноволосая вновь посмотрела на неё и смахнула с уголка глаз слезу.
— Я согласна. Это ты, всё же это именно ты… Пускай! Ко всем предельным владыкам осторожность! Я слишком устала быть одна. Но раз ты сама предложила вести в этом танце, тебе следует и начинать.
— Лана Грейсер, — склонившись в типично мужском полупоклоне и галантно приложив руку к груди, представилась сребровласка. — Я неудачница, лгунья и убийца, не нашедшая себя в мирной жизни. Умею только сражаться и есть. Много есть, в чём ты могла убедиться. Но не против расширить горизонт познания новыми навыками. Впрочем, нет, есть у меня ещё один настоящий талант — мне везёт на встречи с по-настоящему хорошими людьми.
Ведьма взмахнула рукой, преобразовав своё скромное домотканое платье в более приличествующий наряд. Белый шёлк заструился по коже, серебряное плетение образовывало загадочные узоры, а в центре груди была небольшая брошь — порванный изнутри клинком круг, обозначение завершённого цикла. Точно такие же знаки Лана встречала по пути в Чаще. Голос, нежный и шелковистый, зазвенел переливами далёкого ручейка — болезненно прекрасный и сейчас лишённый эмоций, словно всё показанное прежде было всего лишь спектаклем.
— Моё имя — Ульма Кроу. Я падшая королева забытого Харграна и всех его проклятых душ. В прошлом — рабыня владыки демонов. Ныне я иду путём Разрушения, желая разорвать круговорот страданий. Последняя из альвов, сгубившая свой народ, принимает твоё внешнее имя, баронесса, и дарует тебе своё!
Лана вздохнула, сделала шаг вперёд и крепко обняла колдунью, прижав её к груди. Как бы ни пыталась та казаться безразличной и даже зловещей, но болезненный надрыв в голосе, едва заметная дрожь её выдали. Девушка-рыцарь ничуть не сомневалась в том, что ведьма сказала ей сейчас правду. И была абсолютно уверена, что далеко не всю. Но привязанность и её боль были вполне настоящими. Блондинка достаточно долго вглядывалась во мглу, чтобы понимать: у тех, кто летит в бездну, есть лишь один только путь, если им кто-то не протянет руку. Пусть даже такой же несчастный, обречённый на скорбный конец.
— Долго репетировала? В нашем столичном театре тебе драматические роли играть бы не дали — ты, солнышко, переигрываешь. Все эти «Я зло! Я тьма! Я весь наш мир кусь!»... Меня этим не проймёшь и не обманешь. Так что переодевайся, возьми что-нибудь перекусить и потопали бить морду тому, кто тебя обижал. Похоже, у тебя это личное, — выдохнула на ухо замершей, почти окаменевшей ведьме Лана и усмехнулась, почувствовав, что плотина самоконтроля переполнена и прорвана волной благодарности и жарких, очищающих слёз, которым, к сожалению, не суждено было пролиться в её кафтан.