Ведьмочка была воспитанной и культурной, так что, вместо того чтобы рыдать как крестьянка, осторожно промокнула уголки красных глазок возникшим из пустоты платочком, неуверенно улыбнулась и кивнула:
— Идём.
***
Ветер, северный, злой и холодный, выл волком, срывая листву и заставляя её танцевать. Едва они покинули уютную долину между двумя холмами, где был домик ведьмы, как погода мгновенно переменилась: грозовые тучи заволокли горизонт, а толстые, многовековые деревья трещали от яростных порывов. Лана и Ульма, связавшись верёвкой, перебегали от одного укрытия к другому, местами им приходилось вовсе ложиться и ползти по холодной земле, чтобы их не унесло в небеса. Вой и треск стояли такие, что было невозможно различить голоса, а когда вдали, в сторону возвышающегося над лесом холма, ударила ветвистая, фиолетовая молния, Лана впервые по-настоящему почувствовала удар Чащи Леса.
Крепкие дубы в несколько десятков обхватов задрожали и стали призрачными, белыми силуэтами, отпечатанными на сетчатке глаз. Зов, рвущий и терзающий волю, обрушился на разум переливами знакомых голосов. Призрачные, далёкие крики сестры, умоляющей о спасении, смешались с мстительным, зловещим хохотом отца. А над всем этим довлела могучая, переполняющая душу страсть. Она жила в каждом движении, каждом вдохе, агонизирующим мучением напоминая о себе, возвещая каждый успешный шаг вверх по холму — вспышкой ослепляющего наслаждения, от которого ноги слабли и хотелось стонать. Дух, потерянным наблюдателем, взирал на собственное тело со стороны расколотых аметистовых небес и одновременно страдал от оков смертной плоти.
Ульма, двигаясь немного позади своей спутницы, тревожно крикнула. Грохот беснующейся Воли заглушил её голос, но Лана среагировала сама. Разум за телом уже не успевал, ошеломлённый эмоциональной перегрузкой, но тренированные мышцы с рефлексами и без него справлялись неплохо. К ним из ближайшего кустарника бросились пятеро низкорослых, на пару голов меньше баронессы, но плотных карликов. Они были абсолютно обнажены, а на широких, сплющенных лицах застыла тупая гримаса злобы, похоти и наслаждения. Примитивное копьё с наконечником из камня, бегущий впереди мутант бросил в Лану почти в упор, а после того как она лёгким движением длинного меча отбила снаряд в сторону, до него, кажется, дошло, что он остался без оружия. Оформиться и настояться эта простая мысль в голове не успела — её сдуло лазурной волной, сребровласка перепрыгнула на бегу через его труп и с тихим, кровожадным урчанием бросилась на четырёх оставшихся.
Остановиться было уже невозможно, её подхватил ураган насилия, страха и возбуждения. Она разрубала тела на части, неэкономно тратя энергию, словно какая-то дикарка или же Айр, и чувствовала от этого окрыляющее наслаждение. Но первичная директива, накрепко врезанная в сознание, оставалась для неё неизменной — защитить Ульму, что тряслась, как осиновый лист от порывов ветра у неё за спиной. Двумя могучими взмахами клинка, наполненными Волей, она прикончила жалких противников и, окрылённая победой, бросилась назад — за похвалой. Но ещё по пути струящийся в жилах фиолетовый яд, мучительный и приятный одновременно, на пару мгновений растворился в бесцветном дыхании пустоты.
— Ты… сказала, что я устойчива? — прохрипела она, закрыв ведьму спиной и вглядываясь в тени Чащи. — Но крышу мне рвёт как никогда прежде. Ещё немного — и я сама брошусь в чащу, пока не знаю, правда, с какой целью — то ли убивать, то ли… кхм.
— Определённо убивать, у тебя пока других альтернатив нету, — мерцая фиолетовым отблеском в глубине зелёных глаз, откликнулась Ульма. — Поверь, будь на твоём месте любой другой человек — он бы уже высмаркивал содержимое головы через нос. Мы проникли в древний Домен, веками служащий укрытием и тюрьмой этой сущности. И она тебя хочет и жаждет. Как часть себя. Твой отец был здесь… много лет назад. Ты была зачата ради этой встречи. Но я ей тебя не отдам — вместо этого мы подчиним эту тварь и посадим на цепь!
Лана ответила на это хриплым рычанием. Кажется, только что она слышала что-то важное, но было уже безразлично. Из кустарника ударил град стрел — с нелепыми, но острыми каменными наконечниками. Она их смела банальным взрывом своей воли, отчего на несколько секунд осталась без прикрытия ауры. Мелких уродцев было вокруг слишком много, она чувствовала, как те копошатся во тьме, словно жалкие черви, желая причаститься их плоти, выпить их крови, насладиться их воплями. На большее местные были уже не способны — в отличие от Свежевателей ими не управлял чей-то разум, а лишь чистый инстинкт. Жрать. Убивать. Размножаться.
Перехватив подругу за талию, Лана закинула её себе на плечо и длинным прыжком избежала нескольких выстрелов, а затем направила Волю в ноги и побежала, прорываясь сквозь встречные потоки ветра словно таран. Десять минут сумасшедшего бега — и среброволосая почувствовала, что недоросли отстали, короткие мускулистые лапы не могли их нести с той же скоростью. Гортанные крики раздавались всё ниже по холму, когда запыхавшаяся баронесса остановилась и спустила с плеча красную до корней волос ведьму.
— Это и есть твои стражи? — встряхнув подругу за плечи, чтобы привести в чувства, спросила блондинка. Ульма покрылась потом и тяжело дышала.
— Да чёрта с два, у них даже Воли нет, потому мы не смогли их почувствовать издалека. Похоже, это остатки жителей Лангарда, что скрылись в этих лесах. Стражи дальше, ты сразу поймёшь, как только их увидишь. Ууу, синяки останутся! — раздосадованно ответила красноволосая, потирая аппетитную задницу в которую угодило несколько стрел, но ведьма смогла себя защитить хлипкой аурой Воли. — А тебе лишь бы меня потискать? Зачем схватила? Я и сама бегать умею.
— Мы оказались в окружении, времени не было объяснять. И вообще, прекрати скромничать и согласись — тебе понравилась эта небольшая поездка, — ухмыльнулась блондинка. Бесцветная вспышка прошла, её вновь наполняло безумие, а Ульма казалась до ужаса вкусной — настолько, что Лана с трудом подавляла желание её укусить.
Крики карликов снизу по холму всё ещё слышались, но они явно не спешили подниматься вверх вслед за беглецами. Баронесса нахмурилась — вряд ли это предвещало им что-то хорошее. К тому же даже сейчас был уже полдень — он чувствовал, как кровь просто кипит от неистового Зова, доносящегося отовсюду. Дыхание становилось жарким, а во рту чувствовался постоянный привкус крови. Девушка бросила взгляд на Ульму:
— Ты сможешь как-нибудь нас защитить? Боюсь тебя покусать, я серьёзно, а это… оно лишь крепчает.
— Я и так делаю всё, что могу, — хрипло, с какой-то истомой ответила ведьма, пряча глаза и стараясь не смотреть Лане в лицо. — Но мне приходится защищать нас обоих. Осталось немного, на вершине холма — руины старого храма. Артефакт наверняка там, я чувствую его. Да и ты тоже.
Её щёки алели, глаза блестели, Лана лишь усилием Воли смогла отвести от девушки свой взгляд и продолжить путь наверх. Тяжело дыша, Ульма пошла за ней следом.
— Так вот какие желания в женщинах пробуждает полуденный Зов… — задумчиво пробормотала баронесса, на что подруга лишь фыркнула.
— Ты уже взрослая девочка, пора бы узнать, откуда дети берутся. Но пойти к храму днём всё равно лучше, чем ночью — иначе бы мы не добрались. Давай, ещё один рывок, мы почти пришли.
— Не понукай — ещё не оседлала. Хотя потаскать тебя на руках я не против, — весело ответила Лана.
Её до предела напряжённая Аура бесцветным маревом окружала всё тело, дрожала и гнулась, ярко-синий слой оруженосца сносило мгновенно, на что уходило множество сил. Но этот способ позволял оставаться в сознании и не сделать ничего очень глупого. Пять минут бега — с одышкой и полной самоотдачей, хотя в обычной ситуации Лана бы даже не запыхалась. И вот, деревья расходятся в стороны, обнажая совершенно лысую вершину холма, где возвышаются древние руины. Никакого величия, розового мрамора или лепнины — когда его строили, чтобы запереть чудовище, люди ещё едва научились добывать огонь. Но он всё равно подавлял ощущением чуждости и могущества.
Каменные мегалиты были водружены неведомой силой друг на друга и стояли кругом вокруг алтаря в центре. Просто и без украшений, и даже не залитого кровью. Но на нём было то, что Лана сперва не увидела. Её глаза отказывались воспринимать то, что видели, мозг не мог переварить поступающую информацию, плевался и молил, чтобы его усыпили. А могучие, размеренные удары, от которых вибрировал мир, — продолжались. Как и сто лет назад, как и тысячу. Упавшая на землю фиолетовая звезда искажала вокруг сам воздух, она парила над алтарём, меняя форму и переливаясь, сохраняя в своём хаосе лишь одно постоянство. Единственное, что мог осознать любой смотрящий: она никогда не была частью этого мира.
Защита Ауры треснула и разлетелась сотней осколков. Лана едва могла разобрать, что ей кричит ведьма:
— Когда мы доберёмся до артефакта, он пробудится. Мне потребуется… несколько минут, чтобы завладеть им. Не дай им добраться до меня в это время.
Утвердительный рык был ей ответом. Лана уже себя попросту не осознавала. Она стала просто воином, давшим клятву защитником. А впереди подступал враг. Её первичный инстинкт, основа и истинный якорь всего её существования, был обнажён, словно нерв, и приказывал ей лишь одно: хотя бы в этот раз не облажаться и спасти объект клятвы.
Издав дикий рёв, воин утратил остатки контроля над собой и побежал вперёд. Навстречу ему выступили фигуры, скрывавшиеся за каменными блоками. Воин с разбегу прыгнул к ближайшему из них: мощный старик, на две головы выше, был одет в истлевшие шкуры и имел голову орла. Он встретил удар жёстким блоком птичьих изогнутых когтей, взметнулась фиолетовая аура, воина откинуло назад. Но, приземлившись на ноги, он сразу же бросился обратно, когда услышал женский крик, предупреждающий об опасности.
Он заметил слева от себя серебристый отблеск и отпрыгнул в сторону, едва разминувшись с ударом второго стража: щуплый и быстрый, с головой богомола, он орудовал двумя ржавыми металлическими клинками. Старик ударил, целясь в голову, а богомол проскользнул назад, намереваясь вонзить кинжал в спину. Стражи сражались молча, но фиолетовая Воля, излучаемая ими, пульсировала всё чаще и чаще. Воин зарычал и бросился вперёд, намереваясь поднырнуть под удар старика, но когти оказались быстрее, они полоснули его по плечу, вызывая вспышку боли и ярости. Он направил их в собственную ауру и полоснул старика в бок, проскочив мимо него, после чего мгновенно обернулся и успел отбить клинки богомола, который бросился за ним следом.