Когда противников осталось чуть больше десятка, Айр выкрикнул новый приказ, и ребята с фланга выдвинулись вперёд, беря поредевшую стаю в полукольцо. Это было не похоже на войсковой бой или сражение со Свежевателями — всё же последние действовали разумно. А эти жалкие отродья были просто хищными зверями, наполненными лишь одним неутолимым желанием — убивать. Но сейчас они наткнулись не на необученных крестьян и разбились о строй щитов, как волны о каменный пирс. Спустя несколько минут последнего воющего от ярости и боли мутанта два гвардейца подняли на копья и вздели над головой. Живучая тварь побарахталась пару секунд, прежде чем издохнуть, а на деревню наконец опустилась приятная тишина, прерываемая лишь звуком дыхания, тихими матами раненых, да хрустом мяса и костей, что доносились со двора старосты.
Бойцы споро бинтовали лёгкие раны — тяжёлых, к счастью, среди его ребят не было. Острые когти пробивали кольчуги в сочленениях, но вязли потом в поддоспешнике, оставляя глубокие, неприятные, но царапины. Убедившись, что всем будет оказана помощь, сотник первым делом решил проверить, как дела у собачек, и выглянул из-за забора. Милейшее семейство весело пировало — им привалило сытное парное мясо. Заметив лицо сотника, они вскинули головы и молча уставились на него, весело скаля залитые кровью пасти.
— Не-не, я не претендую, приятного аппетита, — быстро пробормотал Айр и отошёл.
Наконец-то высыпали деревенские, благоразумно решившие дождаться окончания боя по домам. Мужики первым делом бросились тушить дом на окраине, который уже жарко пылал. Айр с парнями направились им помогать, передавая по цепочке воду из глубокого колодца, что был в центре деревни. Работа спорилась знатно — привычные к жизни на Севере крестьяне не жаловались на судьбу, не причитали. Лишь крепко сжимали челюсти и кулаки, когда, наконец, посчитали потери. Две семьи, что жили на окраине, растерзали на части — всего девять человек. Монстры не знали жалости и никого не щадили.
Староста к этому времени уже спустился с горы и, первым делом заскочив к себе в дом, затем принялся благодарить рыцаря и служивых людей, практически бросившись в ноги:
— Милсдарь, век за ваше здоровье богов молить буду! Спасибо, что моих спас!
— Пёсиков своих благодари. Они и без меня справились отлично, — смущённо ответил Айр. Хотелось поднять старика с земли, но на глазах крестьян и бойцов он этого сделать не мог — приходилось держать лицо кирпичом, как у благородного аристократа.
— Дык… Здеся все ведь мои. Мы один хлеб едим, одну воду пьём, — староста огляделся; остальные деревенские тоже глубоко кланялись, благодаря за спасение.
— Всё. Довольно! — не выдержав, рявкнул Айр. — Люди, не дело это. Мы — солдаты. Вы нас кормите именно для того, чтобы мы сражались за вас! Это наш долг и воля!
***
Уже ближе к рассвету, после того как бойцы отдохнули и подкрепились припасами благодарных крестьян, сотник дождался, когда они построятся на окраине деревни. К этому времени, привлечённые заревом пожара, от основных сил прибыл ещё десяток конных. Айр отправил их прочесать окрестности, а сам медленно прошёлся мимо строя солдат, сурово раздувая ноздри и хмурясь.
— Жёлтый, рот твой под носом! Кто дозволял покидать пост? Какого дьявола повёл бойцов геройствовать без приказа, оставив своего командира?! — наконец зло проревел он, пугая деревенских собак, птиц и детей.
Рослый, но худощавый, вытянутый как жердь десятник, с кожей в тон прозвищу и странными, раскосыми глазами, вздрогнул на миг, но затем выкатил грудь колесом и отчеканил:
— Сэр Лотеринг, вина моя. Как есть скажу — людей стало жалко, нужно было спасать. А про вас в гвардии до сих пор анекдоты ходят, так что я не волновался.
— Это какие ещё, а? — опешил Айр. — А ну, доложи!
— Так точно! — звонко щёлкнув каблуками, рявкнул солдат и, с абсолютно серьёзной миной, начал:
— Рассказывают, было дело в заброшенной крепости, которую вы вдвоём с каким-то бароном обороняли. Посреди ночи, высовываетесь, значит, вы из окна и орёте: «Эй, три сотни свежевателей, айда биться!» Ну те собрались и пошли. Час нету, два нету... Потом вы снова из окна выглядываете и кричите: «Эй, три сотни свежевателей, айда биться!» Те попёрли — и опять как в воду канули. Оставшиеся твари уже волнуются, нихрена не понимают, но тут из крепости выползает один недобиток и, из последних сил верещит: «Не ходите! Это засада — их там двое!»
Бойцы дружно хрюкнули, пытаясь подавить ржачь. На командира они смотрели с явным уважением, да и сам Айр едва не покатился со смеху. С трудом сохранив суровую морду лица, он рявкнул:
— А ну отставить! Херня это всё! Во-первых, свежеватели не разговаривают. А во-вторых… это как раз мой товарищ кричал, а я сидел в засаде.
Глава 10. Конец вечности
Глава 10. Конец вечности
— Рассказывай, — прогрохотал барон Хардебальд, Хранитель Севера и властитель окрестных земель.
Старик удобно расположился на высокой завалинке и прицельно метал полена в стоявшего напротив Айра, вооружённого топором. Быстрый бросок заканчивался сухим треском, и разрубленная надвое деревяшка завершала свой полёт около двух больших куч заготовленной древесины по бокам от гвардейского сотника.
— А чё тут рассказывать? Ваши соседи в край охренели, с ними не договариваться, а резать всех через одного надо. Королевский приказ им не приказ, а сомнительная рекомендация, которую можно выполнять, а можно нахер послать, — зло произнёс Айр и быстро дёрнул головой, едва разминувшись с летевшим в лоб, по хитрой траектории, поленом.
— Сквернословить при старших не моги! — недовольно предупредил старик, растрепав длинную кустистую и совершенно седую бороду, которая ему доходила до середины могучей груди, одетой только в простое холщовое рубище. Барон не гнался никогда за комфортом и своих многочисленных учеников от этого отучал.
— Приношу извинения. Вырвалось, — искренне произнёс Айр и машинально прижал правую руку к груди. На миг его равновесие сместилось, и следующий бросок старика угодил ему в брешь обороны, больно стукнув в плечо. Он мгновенно вернул равновесие и следующие два снаряда лихо разрубил один за другим. — Но я бы не стал рассчитывать на их помощь, если случится что-то серьёзное. Они мало того что друг на друга клыки точат, так ещё их баронства и сами пострадали от набегов зверей из Чащи.
— Нихрена их жизнь не учит! Словно не бароны, а стадо баранов. Я ж слал им письма, когда там засверкало, предупреждал, что жареным пахнет, — зло сплюнул в сторону старик, окинул взглядом внушительных размеров горку порубленных брёвен и по-свойски кивнул. — Пойдём в баню. Ты дрова хватай и воду потом натаскай, а я пока печь затоплю.
— Так точно! — резво козырнул парень.
— Да расслабься ты. Чего такой напряжённый? Лесные твари — это всё же беда куда меньшего калибра, чем вторжение свежевателей. Так что считай, что приехал на отдых в деревню, к любимому дедушке! — Хардебальд ловко соскочил с груды дров и поморщился — при приземлении сустав левой ноги у него неприятно хрустнул.
Айр кивнул и, взяв порубленные брёвна в охапку, направился к бане. Хранитель Севера направился следом, тепло глядя в спину юному великану.
Всё-таки, несмотря на железную волю, годы давали о себе знать. Старый рыцарь прекрасно понимал, что его время ушло. С каждым новым днём становилось всё тяжелее вставать по утрам, кости неприятно скрипели, застарелые раны ныли, а тяжёлый латный доспех, с которым за годы он сжился как со второй кожей и носил как пушинку, впервые начал давить на спину во время походов. И пусть вся его жизнь была звонкой, как бронзовые фанфары, гремящей легендой — сам Хардебальд прекрасно знал, что на самом деле за ней стоит пустота. В отличие от Байрна Грейсера — он никогда не был настоящим героем, а скорее осторожным и последовательным прагматиком, который избегал боёв, в которых нельзя победить. Именно поэтому смог дожить до столь преклонных годов.
Но настоящий герой, на которого он мог всегда опереться, уже покинул этот мир. Айр Лотаринг — очень напоминал старику этого парня, каким тот был очень давно, еще до начала проклятого похода на Север, три десятка лет назад. Такой же сильный, искренний и весёлый, с горящим от творящихся несправедливостей взглядом, и могучими кулаками способными защитить правду. Он шёл через эту жизнь словно таран, принимая все опасности и невзгоды на голую грудь. За что и поплатился, сразившись с силой, что сначала сломала его, а затем и всю его жизнь.
Последние годы перед смертью Байрна Грейсера они почти не общались — слишком раздражительным и параноидально подозрительным тот стал. Его железную волю долго подтачивал злой недуг, лишая сна, коверкая мысли и медленно, но неотвратимо ломая сознание. Ларийские маги лишь разводили руками, а вино, к которому он излишне пристрастился, лишь усугубляло проблему. Видя все это, Хардебальд поступил словно трус и отстранился, не в силах помочь и не желая наблюдать за падением своего лучшего и самого талантливого ученика и близкого друга.
Это было настоящим проклятием. Ценой, которую Байрну пришлось заплатить за обладание той женщиной. Слишком красивой для этого мира и слишком сломанной для того, чтобы жить. Её невозможно было спасти, но Грейсеру всегда было плевать на шансы — и он это сделал, отсрочив предрешённый конец на долгие десять лет. Всего десять лет счастья взамен на собственную душу и будущее. Стоило ли оно того? Байрн верил, что да, ведь он оставил наследие, что должно было его превзойти.
Пока Хардебальд задумчиво смотрел, как пылают в печи дрова, Айр успел принести две бочки, где в холодной воде студились несколько кувшинов с вином. Рухнув неподалёку на лавку, Лотаринг сначала протянул один старому наставнику, а затем уже сорвал восковую печать со своего и, вытащив пробку, с наслаждением напился.
— До меня доходили слухи, что Ланнард в столице угодил в переплёт, — гулко пробасил Хардебальд.
— Он зарубил графа Найруса и барона Гофарда, а затем сбежал из столицы. У меня приказ от Его Величества при встрече арестовать Грейсера на месте и доставить в столицу, — отрапортовал молодой рыцарь.