Я думал, это лишь бред, вызванный лихорадкой.
«Перестань так говорить, сестра. С тобой все будет хорошо».
«Обещай мне, Джейс, не клади меня туда. Только не в гробницу. Пожалуйста, пообещай мне».
Но я не пообещал. Ее губы шелушились, стали бледными, глаза запали, кожа покрылась испариной, голос стал призрачным – все признаки того, что она покидала наш мир. Но я отказывался это видеть. Я не готов был смириться, что Белленджер мог умереть. Особенно Сильви.
«Спи, сестра. Спи. Утром ты будешь в порядке».
Тогда она расслабилась в моих объятиях. Я думал, что она спала. Мама вышла из комнаты всего на несколько минут, чтобы проведать моих братьев и сестру, которые тоже болели. Когда она вернулась, Сильви лежала мертвой у меня на руках.
Мама вытерла лоб Кази салфеткой.
– Ты был с ней резок, – сказала она.
– Я лишь пытался получить ответы.
– Я знаю. – Она пододвинула табурет ближе к кровати. – И ты испугался. Я посижу с ней. Иди и найди свои ответы.
Воздух был промозглым, как всегда, словно холодное дыхание мертвецов все еще висело во тьме, не в силах вырваться наружу. Туннели представляли собой убежище, тюрьму, душную, как гробница, от которой Сильви умоляла ее спасти. Я слушал тишину, одинокий звук сапог, шаркающих по булыжникам, и представлял, как Кази незаметно проскользнула внутрь. Сейчас туннель опустел, если не считать стражников у входа, но днем здесь должны быть десятки рабочих, и никто ее не остановил?
Я посмотрел на расставленные по периметру повозки, на поддоны и тени – все это давало возможность спрятаться, если быть осторожным. Кроме того, от этого места до т-образного туннеля, откуда ответвлялись другие проходы, было рукой подать. Я остановился у выцветшего герба, едва освещенного светом фонаря, – единственного, что указывало на расположенное здесь хранилище.
«Ты был резок с ней».
Я вспомнил, как кричал, чувствуя гнев. В одну минуту я думал о танце, а в следующую разматывал окровавленную ткань, пока Кази корчилась от боли. У меня под носом что-то происходило, а я этого не замечал. «Я боялась сказать». Неужели я отказывался это видеть? Я подумал о ее влажной спине. Заметил бусинки пота на лбу. Но решил, что ей стало жарко, хотя вечер был не таким уж и теплым и дул легкий ветерок. Но я принял ее объяснение и позволил себе отвлечься на другие мысли.
Я миновал вход в хранилище и направился туда, куда она сегодня попала, – в стороне от основной дороги. Свернув за угол, я рявкнул команду собакам, которых не было видно. Они вышли из ниш, скулили и фырчали, виляя задами в надежде, что их почешут за ушами. Ашти выглядели так же, как и другие собаки, хотя по размеру были ближе к лесному волку. Эти звери отличались хитростью и запросто могли убить. Они убивали и раньше. Чтобы спастись, Кази должна была действовать быстро.
Собаки отпугивали незваных гостей, однако большинство нарушителей больше боялись умереть от их ядовитых укусов, чем быть разорванными на куски. Их яд вызывал страшные муки, а противоядие имелось не у всех. Оно поступило к нам с далекого севера, откуда собаки были родом. Торговцы из Кбааки подарили их нам несколько поколений назад, после того как мы предоставили им убежище во время зимней бури. Противоядие не росло на наших землях, но торговцы привозили его раз в год, когда совершали путешествие на юг.
Я наклонился, держа факел ближе к полу. Пятно. Размазанное пятно. Она потратила время, чтобы отмыть кровь и замести следы. Но зачем?
Слова Мэйсона жалили меня снова и снова, как оса, которая никак не хотела умирать.
«Ей нельзя доверять».
Я приблизился к двери, проверил замок. Похоже, его не тронули. Потом повернулся, почесал каждую собаку за ухом, а те заскулили в знак благодарности.
Хранилище действительно не было отмечено табличкой. Требовалось знать, куда повернуть. Но что заставило ее пройти мимо двух других проходов и проделать весь этот путь? Одно лишь любопытство? Я рассказал ей о хранилище в первые дни нашего путешествия. Кази была очарована идеей убежища, высеченного в гранитной горе, историей и рассказами, которые были связаны с этим местом. Хотя я знал, что она не верила, но был счастлив, что она проявила искренний интерес. Не удивительно, что она захотела побывать здесь, и мне следовало знать, что Кази ни на что не спрашивала разрешений.
«Не забудь оставить время для экскурсии, Джейс. Кази хочет увидеть хранилище». Джалейн пыталась сказать мне это, когда уходила на биржу. В ее тоне сквозила гордость. Кази была венданкой, чужестранкой, и она желала увидеть хранилище. Для нас это был знак уважения. Джалейн, как я догадался, тоже хотела ввести Кази в наш круг. Хранилище являлось местом, где начиналось наше обучение и наша история.
Без хранилища никто из нас не был бы здесь. Хотя со временем оно превратилось в пыльную, заброшенную реликвию. Нэш и Лидия все еще делали здесь расшифровки, как когда-то все мы, но я не заходил сюда уже несколько месяцев. Несмотря на сломанную, обветшавшую мебель, оно все еще оставалось замечательным во многих отношениях местом. Сюда поступали свежий горный воздух и вода, но в остальном оно было непригодно для жизни, как и задумывалось. Оно должно было остаться в памяти таким, каким было когда-то.
«Это Джейс виноват».
Я вернулся в дом. Слуги убирали сады после вечеринки, а гости уже уехали или удалились в Грейкасл. Рен и Синове почти вырвали Кази из моих рук, когда ворвались в гостиную и увидели ее. Они не доверяли мне и предполагали худшее, пока не увидели целителя и зашитые раны. Тогда их охватило чувство вины. Они знали, что ее укусили собаки, но ничего не сказали. Конечно, они не могли знать, что укусы вызывали смерть. Убедившись, что с ней все будет в порядке, они позволили страже проводить их обратно в гостиницу.
Я открыл дверь в комнату Кази. Мать по-прежнему сидела на табурете, а Олиз – в кресле по другую сторону кровати. Я заметил, что Кази переодели в ночную рубашку, а ее волосы были распущены и рассыпались по подушке свободными волнами.
– Я посижу с ней, – сказал я. – Вы можете идти.
Когда они ушли, я подошел и посмотрел на Кази, все еще потерянную в мире снов. Ее грудь спокойно вздымалась.
«Ты смотрел на мою грудь?»
Я вспомнил, как она поймала меня, как я смутился и пытался объясниться, будто мне было лет двенадцать. Тогда мы не доверяли друг другу. Казалось, что все это случилось сто лет назад.
Я скинул ботинки, опустился на кровать рядом с ней и обнял. Она прижалась ко мне с нежным шелестом, а ее рука сомкнулась вокруг моей.
«Ты заразил меня ядом, который я не хочу смывать».
Я лежал рядом с ней, и, хотя целительница заверила, что с ней все будет хорошо, прижал пальцы к запястью, чтобы слышать биение пульса.
«Я не могу обещать тебе завтрашний день».
А это все, чего я хотел.
Глава тридцатая. Кази
Я очнулась в предрассветные часы от теплого воспоминания, знакомого запаха, нежного прикосновения. Джейс. Он целовал мою шею; мы танцевали под луной; он прижимал стебель желания к моей лодыжке; шептал о завтрашнем дне. Но когда я открыла глаза, чтобы потянуться к нему, его не оказалось рядом, и кошмар прошедшей ночи снова нахлынул волной. Неужели мне все это приснилось?
Ужасная боль прошла, но стоило мне пошевелить пальцами, как появилось тянущее ощущение. Я вспомнила гнев Джейса и его обвиняющие вопросы, а когда через несколько минут он вошел с завтраком, то приготовилась к худшему. Но вместо злости и допросов он поставил поднос на столик и даже не упомянул о последней части прошлой ночи, хотя скованные движения выдавали его напряжение.
– Джейс, насчет прошлой ночи…
– Прости, что накричал, – сказал он, – тем более что тебе было больно. Следовало предупредить тебя о собаках. Может, тогда бы ты не проскользнула мимо стражи.
Ах, вот оно что. Обвинение, облеченное в извинение.
– Я не проскальзывала мимо стражи, Джейс. Я прошла мимо, и они меня не остановили. Думаю, из-за подготовки к празднику они меня не заметили. Я не знала, что для посещения хранилища мне потребуется разрешение.
В его глазах вертелась тысяча вопросов. Джейс перевел взгляд на поднос, налил мне горячий чай.
– Я отведу тебя в хранилище. Ты готова?
Что? Прямо сейчас? Но я понимала, что в данном случае возможен лишь утвердительный ответ. Поспешно проглотила завтрак, и мы отправились в хранилище. Я по-прежнему хромала, но чувствовала себя гораздо лучше. Джейс замедлил шаг, пока мы шли.
Мы свернули в первый проход и остановились примерно в двадцати ярдах от огромной стальной двери. Джейс покрутил колесо в центре, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем раздался громкий стук, звон и лязг. Будто сотня замков соскочила со своих мест.
– Лучше отойди, – посоветовал он.
Дверь казалась слишком большой, чтобы он мог отодвинуть ее сам, – вдвое выше его и достаточно широкая, чтобы сквозь нее прошли две повозки, – но она легко сдвинулась от его прикосновения. Она распахнулась, точно пасть древнего голодного зверя, и за ней открылась темная пещера. Я ощутила затхлый запах вековой истории, и меня охватило предвкушение. Если призраки и бродили где-то, то точно в этом хранилище.
– Подожди, – велел Джейс, проскользнув внутрь.
До моих ушей донесся шорох, а затем мерцание света сменилось вспышкой, озарившей всю пещеру жутковатым желтым свечением.
Джейс махнул мне рукой, приглашая войти, а потом объяснил, как с помощью тысячи зеркал работала система освещения. Один фонарь мог осветить целую комнату!
Перед нами открылся зал, вытесанный из гранитной горы. По обе стороны тянулись пустые стальные полки. По крайней мере половина из них была сломана; торчащие ржавые балки напоминали сломанные кости.
– Семейные помещения в лучшем состоянии. Сюда, – позвал он.
– А там что? – спросила я, указывая на другую стальную дверь.