– Он был высоким, как ты! Но худой, костлявый, бледный, с длинными прядями сальных черных волос. Его глаза горели, как черные бусины оникса. Помнишь мужа новой кухарки? За исключением глаз, он очень на него похож. Думаю, сейчас ему около тридцати пяти. А его руки… Когда он заталкивал вещество в горло моей матери, я заметила темные волосы на костяшках пальцев и большую родинку на правом запястье! Как тебе такие подробности?
Он не ответил, будто уже копался в воспоминаниях.
– Тогда ты тоже был ребенком, но сейчас ты хорошо с ними знаком. Есть ли кучер, подходящий под мое описание?
– Нет! – закричал он, вскидывая руки. Он отвернулся, зашагал по комнате. – Таких нет!
– Как можно…
В дверь постучали.
Я повернулась, проглотив следующие слова. Мы оба уставились на вход. Еще одно легкое постукивание. Я пересекла комнату и открыла.
Лидия и Нэш стояли бок о бок с распахнутыми от волнения глазами.
– Нэш. Лидия. – Я не знала, что сказать.
– Вы ссорились? – спросил Нэш нежным, невинным голосом.
Я заглянула в его испуганные глаза. Он выглядел так, будто его ударили кулаком в живот. Меня ужасала мысль, как легко можно было лишить их беззаботности. Как быстро ребенок мог перейти от игры со стеблями желаний на берегу пруда к краже хлеба.
Я опустилась на колени так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
– Нет, конечно, нет. – Я заставила себя улыбнуться. – Просто громко общались.
– Но… ты плакала. – Лидия, протянув руку, вытерла слезу под моим глазом.
– А, это. – Я быстро провела руками по щекам. – Пыль в глазах после долгой дороги, – солгала я. – А это что? – Я хмуро потянулась к детским ушам. – Вы, похоже, забыли умыться?
Они удивленно заулыбались, когда я вытащила по монете из-за каждого уха и вложила их в детские ладошки.
– Что вы хотели? – спросил Джейс.
– Мама ждет Кази пораньше, чтобы поговорить о еде.
– О той, которую любит королева! – добавила Лидия.
Джейс пообещал им, что мы скоро спустимся. Я наблюдала, как они бежали по коридору, смеясь, забыв о криках, о слезах. Как же мне хотелось, чтобы все воспоминания можно было так легко стереть.
Глава сорок пятая. Джейс
Нэш распределил крем-суп на три зеленых кружка. Я смотрел на его маленькие пальцы, на ложку. Он играл с едой точно так же, как и я, когда мне было шесть лет. Лидия разложила вокруг тарелки куски мяса в виде солнечных лучей.
«Я оказалась на улице в шесть лет».
Я не мог представить, что Нэш или Лидия стали бы себя обеспечивать. Что было бы, если бы они остались одни? Какой ужас они бы испытали? Возможно, они бы не выжили.
«Посмотри на мои пальцы, Джейс! Посмотри внимательно».
Образ длинных красивых пальцев Кази с отсутствующими кончиками все время проникал в мое сознание. Почему она не рассказала раньше? Я столько раз спрашивал…
«Я росла не так, как ты».
Я никогда не видел слез в глазах Кази. Ни тогда, когда она бежала по раскаленному песку. Ни тогда, когда охотник бил ее по лицу. Ни тогда, когда налетчик чуть не отнял у нее жизнь. Но воспоминание одиннадцатилетней давности вызвало слезы. Я наблюдал, как она пыталась сдержаться, отделить чувства от фактов.
Когда Лидия и Нэш подошли к двери, она взяла себя в руки и стала кем-то другим. «Как тебе это удается? – спросил я, когда мы шли на ужин. – Как ты переходишь от страданий к вытягиванию монет из ушей?»
«Это приобретенный навык, Джейс. То, чему учатся воры».
Я услышал сарказм. Видимо, ей казалось, что я посчитал ее слезы чем-то несерьезным. Но все было как раз наоборот. Я знал, что она жертвовала частью себя ради них, прятала свою боль и делала вид, что все хорошо.
– Джейс, ты не ешь, – заметила Прая, помахивая вилкой. – Ты не голоден?
Я посмотрел на нетронутую тарелку.
«У меня не было слуги, который приносил бы еду».
«Никаких вечеринок в саду».
«Я носила лохмотья на лохмотьях, чтобы не замерзнуть зимой».
Я вспомнил, как в пустыне она чуть не съела сырую рыбу.
«Каждый гнилой кусок мне приходилось добывать».
Теперь я знал – есть вещи похуже сырых гольянов, и она их ела.
Мама посмотрела на мою полную тарелку.
– Я могу попросить Натию приготовить что-нибудь другое.
– Нет. Все в порядке. – Я отрезал кусок мяса и начал жевать.
Я старался сосредоточиться на разговорах. Сегодня они казались более оживленными и громкими. Возможно, это была попытка избежать неловкого молчания. Попытка скрыть отсутствие Джалейн. И избежать объяснения гнева Кази на бирже. Впрочем, доказательство на моей челюсти было трудно игнорировать. Лидия спросила меня, что случилось.
– Упал, – солгал я.
Я попросил Гарвина, чтобы эта информация осталась между нами, так что никто о прошлом Кази не узнал.
Возможно, какая-то ее часть не изменилась.
Она обманула короля.
Но что она взяла? И почему?
В голове крутилось множество вопросов, которые я не успел задать. То, что я отчаянно хотел знать. Как осиротевший уличный вор стал главным рахтаном королевы? Где она была в те часы, когда я не мог ее найти?
После того как Лидия и Нэш ушли, Кази зашла в ванную и закрыла за собой дверь. Я слышал, как она открывала воду, брызгала себе на лицо. Когда она вышла, краснота в ее глазах прошла, но Кази по-прежнему держалась на грани, и я боялся ее снова расстроить. Так вопросы отступили. По крайней мере на некоторое время.
– Еще эля, патри? – Натия стояла рядом со мной, держа в руке кувшин.
Я кивнул.
– Благодарю.
Очевидно, я больше хотел пить, чем есть.
Синове всегда была болтлива, но сегодня – еще больше. Едва она заканчивала предложение, как начинала другое. Даже Рен, тихоня с горящими глазами, которая всегда внушала трепет, казалась более разговорчивой, чем обычно. Арам и Самюэль следили за каждым ее словом, пока она излагала историю тцэзе, оружия клана Меурази.
Кази с энтузиазмом рассказывала моей матери о любимых продуктах королевы, будто у нас не состоялось только что тяжелого разговора. Будто она не сломалась и не рыдала передо мной. Будто ничего вообще не было.
– Утром можно поговорить с поваром, – сказала Кази, – и обсудить, какие блюда она порекомендует. Я знаю, что королева неравнодушна к еде бродяг.
Мне все это казалось странным.
Неправильным.
Повариха и ее муж приходили несколько раз, чтобы пополнить запасы блюд или унести их. Каждый раз я пристально смотрел на мужа. Он был замкнутым, отстраненным, полной противоположностью жены. За время их пребывания в замке она несколько раз выражала свою благодарность за то, что я дал им работу. В первый день она похлопала себя по животу и заявила, что скоро их семью ждет пополнение, поэтому она особенно благодарна. Но он не проявлял никаких эмоций. Он просто продолжал заниматься работой на кухне, нарезая овощи быстрыми плавными движениями. Он явно хорошо владел ножом.
Кази оказалась права относительно его внешности. Всякий раз, когда он входил в дверь кухни, от его вида у меня сводило живот.
Я сказал правду: я не знал кучера, подходящего под ее описание.
Но раньше такой был.
Теперь он работал на нас.
Год назад его нанял отец.
«Она мучится чувством вины, Джейс. Я пыталась поговорить. Зайди к ней».
Мать перехватила меня после ужина и отвела в сторону.
«Поговори с ней».
Я наблюдал, как Кази уходила в свою комнату – в нашу комнату. Я хотел пойти за ней, но увидел беспокойство в глазах матери.
Я постучал в дверь Джалейн, позвал ее.
Она не ответила.
Я постучал чуть громче.
– Джалейн, открой. Нам нужно поговорить.
Патри никогда не извиняется за принятые решения. И мой отец не извинялся. Это было одно из его наставлений на смертном одре – сразу после того, как он сказал, что мне придется принимать бесчисленные решения. Я не жалел, что отправил Джалейн в отставку. Я не жалел о разговоре в кабинете и о том, что отчитал ее. Но во мне по-прежнему кипел гнев. Когда я увидел Кази, прижатую Фертигом к земле и залитую кровью, во мне прорвалось что-то яростное и отвратительное. Я хотел все и всех разорвать на куски. Я опозорил Джалейн перед всей семьей.
Ей было шестнадцать лет. Она совершила ошибку. Серьезную ошибку, которая чуть не стоила нам жизни. Но она все еще была моей сестрой. Частью семьи. Даже патри иногда мог совершить ошибку.
– Мне не стоило позорить тебя перед семьей, – прошептал я через дверь. – Прости.
Ответа не последовало.
«Если бы работа патри была легкой, я бы отдал ее кому-то другому».
Иногда я жалел, что он не выбрал другого. Мне приходилось жить не только со своими плохими решениями, но и с его решениями, даже с теми, которые казались правильными в то время, но теперь оказались ошибочными. Решениями, протухшими со временем, как забытые в кладовке яйца.
Я тихо ступал по коридору, стараясь никого не разбудить. Я по-новому понял отца. Он принимал решения, с которыми я был категорически не согласен. Некоторые из них он все же откладывал. Но были и те, которые он лелеял, а я не обращал на них никакого внимания. Например, кучера из Превизи.
«Ты смотришь сквозь пальцы. Почему?»
Но теперь я не мог. Кази описала Зейна, человека, координирующего поставки на биржу, и единственного, кому мы доверяли поставки Бофорту. Мы не хотели, чтобы кто-то узнал о нем и его людях. Зейну было тридцать три года – более взрослая версия мужа кухарки.
– Мэйсон, – прошептал я и толкнул его в плечо, чтобы разбудить.
Тот вскочил с ножом в руке и повалил меня на пол.
– С ума сошел? – крикнул он, поняв, кто перед ним. – Я мог тебя убить!
Да, толкать его все же не стоило. Мэйсон всегда спал с ножом под подушкой. Он был слишком мал, чтобы помнить подробности смерти родителей, но у него остались смутные воспоминания о той ночи. Их убили во сне – лига, которой больше не существовало. Мой отец их уничтожил. Наши родители близко дружили – Мэйсон стал частью нашей семьи.