Как и прежде, иногда Мастеру удавалось её завести, но отвращение, которое Кирстин испытывала к себе и к его рукам, мгновенно убивало малейшие следы возбуждения.
– Тебе будет тяжело, если ты не примешь себя такой, какая ты есть, – говорил Мастер.
Кирстин решила не вступать с ним в диалог. Ей хватило опыта с Охотником, и теперь она понимала, что мужчина просто пытается вывести её на откровенность, которая затем помогла бы ему Кирстин дрессировать.
Через какое-то время Мастер решил, видимо, зайти с другой стороны.
В очередной раз остановившись у койки, на которой лежала Кирстин, он произнёс:
– Я освобожу тебя. Если попробуешь выкинуть какой-то трюк, получишь разряд.
Кирстин кивнула, не особо задумываясь о том, разглядит ли Мастер её жест.
Эластичные ленты сначала оказались сняты с её ног, а затем и с рук.
Кирстин попыталась сесть – но тело почти не слушалось.
– Если всё сделаешь хорошо, – сказал Мастер, пока Кирстин судорожно пыталась растереть непослушные кисти – не столько онемевшие, сколько одеревеневшие от долгой неподвижности, – я не стану привязывать тебя, когда уйду.
Кирстин вскинулась. Перспектива понять, наконец, где она, немного расширить границы своего мира, сводившегося теперь к одной только койке, придала ей сил.
– Что я должна делать? – внезапно охрипшим голосом спросила она.
– На колени, – прозвучал приказ.
Кирстин колебалась, но недолго. Дни – или недели – проведённые без движения в темноте – что-то в ней изменили. Всё происходящее казалось сном, и она уже не чувствовала себя собой – студенткой Эдинбургского Университета, которой нужно готовиться к семинару по античной драме, подрабатывать, чтобы накопить немного на каникулы, выбирать какие-то билеты и вообще что-либо думать, чтобы устроить свою жизнь.
Античная драма разворачивалась вокруг во всей красе. Любые естественные потребности справлялись за неё – но и мысли Кирстин явно никого не интересовали. Она стремительно тупела. Стеснение полностью оставило её.
Нащупав край кровати, Кирстин осторожно опустилась на колени. Гладкий кафель холодил кожу – теперь, когда Кирстин могла коснуться его руками, она была уверена, что это именно кафель.
– Держи руки за спиной, – прозвучал второй приказ.
Кирстин послушно убрала руки за спину.
Затем послышалось короткое «вжик», и в губы ткнулась горячая, пахнущая потом плоть.
Кирстин дёрнулась, её едва не вырвало, но рука Мастера тут же схватила её за подбородок и удержала в прежнем положении.
– Соси.
– Я никогда…
– Я знаю. Всё бывает в первый раз.
Ком подступил к горлу Кирстин. Она не могла заставить себя – даже обещание освобождения от пут не могло помочь.
– Я не могу, – выдавила она.
Вместо того, чтобы отвечать, Мастер поднёс шокер к её плечу и дал короткий разряд.
– Ты сделаешь это – сейчас или потом. Вопрос только в том, сколько боли перед этим ты перенесёшь.
– Я не смогу.
– Если ты не сможешь сделать этого сама – значит, ты не годишься для той работы, которую мы для тебя приготовили.
– Вы меня отпустите? – Кирстин и сама понимала, как наивен этот вопрос, но на всякий случай задала. – Или убьёте, чтобы я никому о вас не рассказала?
– Ни то, и ни то. Тебя отправят в бордель в Дубай. Там твоя добрая воля ни к чему. Ты всё равно будешь сосать и подставлять зад. В крайнем случае – без зубов.
Кирстин подавилась комом, подступившим к горлу, но всё же приоткрыла рот и попыталась обсосать комок плоти, который висел около её губ.
Член Мастера ещё не встал – мягкий, как коровье вымя, прикоснувшись к языку, он вызвал у Кирстин новый приступ тошноты.
Кирстин попыталась подавить его и чуть отстранилась, чтобы сглотнуть рвоту. Рука Мастера тут же за волосы попыталась притянуть её к себе.
– Не ломайся, девочка. Все твои друзья всегда знали, что тебе понравится обслуживать мужиков и сосать. Даже твой отец видел это в тебе. Я просто помогаю выйти наружу тому, что и в любом случае живёт внутри тебя.
Кирстин не расслышала последних слов. Она покачнулась, чувствуя себя Алисой, упавшей в кроличью нору.
Понимание пронзило болью грудь. Она рванулась вперёд, уже не обращая внимания на онемение в руках и ногах. Раньше, чем Мастер успел пустить в ход шокер, Кирстин толкнула его к стене и изо всех сил сдавила горло обеими руками.
– Дрянь! – выплюнула она. – Какое же ты дерьмо! Я верила тебе…
Последние секунды отозвались новым приступом боли в груди, и хватка Кирстин чуть ослабла, а в следующее мгновение дверь распахнулась, послышался грохот сапог. Кирстин сильней сдавила шею противника, не в состоянии думать о том, что будет дальше.
Кто-то рванул её, заломил за спину локоть. Кирстин ещё продолжала дёргаться и выкрикивать ругательства, когда одному из нападавших удалось воткнуть шприц ей в шею.
Девушка мгновенно обмякла, растворилась в ставшей постоянной спутницей темноте.
– Ненавижу тебя, – только и успела прошептать она.
Глава 9. И снова гнев
Кирстин не знала, через сколько времени снова пришла в себя. Мысли возвращались постепенно и были путанными. Но как только они обрели достаточную отчётливость, чтобы Кирстин вспомнила своё последнее открытие, она застонала.
Отвратительно было осознавать, что этот человек, теперь дрессировавший её, использовавший как вещь – что этот человек был тем, к кому она стремилась все последние месяцы, о ком думала целыми днями и о ком мечтала по ночам.
Снова накрыла её острая жалость к самой себе.
Кирстин зажмурилась, чтобы не заплакать – на сей раз это ей удалось, потому что повязки не было.
Она стиснула зубы, но рыдания всё равно сотрясли плечи и грудь.
Кирстин не понимала, как могла так обмануться.
Не знала, что делать теперь. Казалось, впереди нет ничего кроме унижения и темноты – и все обещания Мастера не имели для неё никакой цены.
Кирстин было всё равно, есть ли деньги у того, кто её получит, будет ли этот человек к ней добр. Сейчас её мир, и без того расколовшийся на части, рассыпался осколками и стремительно превращался в прах.
Она не хотела и не могла собирать саму себя, потому что не видела смысла в том, чтобы продолжать существовать вот так – на свободе или нет, не в состоянии поверить никому, кроме себя.
Кирстин предавалась этим мыслям уже несколько минут, когда в отдалении вспыхнул слабый свет.
В первое мгновение ей захотелось зажмуриться – свет резал глаза.
Но постепенно те стали привыкать, и на экране, висевшем на стене перед ней, Кирстин увидела переплетённые между собой обнажённые тела.
К горлу Кирстин подступила тошнота.
Хрупкая девушка на экране, как казалось Кирстин – ничем не похожая на неё – лежала на кровати лицом вниз, а мужчина с широкими плечами, присевший над ней, толчками бёдер вбивал её тело в матрас.
– Нет… – выдохнула Кирстин и попыталась отвернуться, но тут же обнаружила, что тугие прорезиненные повязки сдерживают не только её руки, но и обхватывают виски, прижимая затылок к койке. Кирстин могла разве что закрыть глаза, но за время, проведённое здесь, она так устала от темноты, что предпочла всё же взглянуть на экран.
Один ролик сменил другой, и тот, на котором был обыкновенный секс, уже казался Кирстин детскими игрушками.
Теперь проигрывалась запись видеокамер, демонстрировавшая какой-то бордель. Девушку, только что отказавшую здоровенному мужику, избивали двое парней.
К горлу Кирстин подступила тошнота.
На третьем ролике она всё-таки закрыла глаза: здесь такую же, очевидно, провинившуюся девушку с размалёванным и заплаканным лицом обматывали тряпкой, чтобы затем поджечь.
Сердце Кирстин глухо билось о рёбра.
Ролик подошёл к концу – и снова начал крутиться тот, с которого всё началось.
Теперь уже запыхавшееся, покрытое испариной лицо жертвы на сбившихся простынях не казалось Кирстин настолько исполненным страданий, как несколько минут назад. Она смотрела, невольно вглядываясь в каждую деталь и пытаясь понять: было ли добровольным то, что происходило на экране, или эта девушка – такая же жертва похищения, как она.
Хуже всего было осознание того, что когда ролик подойдёт к концу – снова начнётся второй, а за ним третий. Так и произошло.
Перед глазами Кирстин крутился бесконечный цикл вариаций того, что её ждёт – как будто кто-то, возможно, Мастер, или же у них был для этого кто-то ещё – предлагал ей в насмешку выбор.
В конце концов бесконечная череда однообразных кадров утомила Кирстин настолько, что девушкапогрузилась в тревожный, неглубокий сон. Даже во сне она продолжала видеть горящие тела корчащихся на полу замученных людей и секс – бесконечный, тошнотворный, в котором теперь, во сне, участвовала и она сама.
Кирстин разбудил привычный шум металлических колёс. Оказалось, что «фильм», поставленный для неё, наконец закончился, и глаза Кирстин снова стянул тугой бинт.
Кирстин напряглась, внимательно вслушиваясь в знакомый перезвон. За время, проведённое в темноте, она почти научилась понимать и предсказывать каждый шаг входивших сюда, даже не глядя на них.
Нянечка остановила коляску около её головы. Отошла и принялась освобождать правую щиколотку, чтобы затем начать разминать.
Кирстин судорожно соображала. Она не могла оставаться здесь больше. Ей было всё равно, что они сделают с ней потом – даже если утопят, как с самого начала обещал Мастер. Даже если сожгут – это будет лишь краткий миг по сравнению с тем, во что они собирались превратить её жизнь.
Кирстин ждала.
Нянечка закончила работать с её ногой и взялась за другую ступню.
– Здесь сильно затекло? – спросила она, нащупав что-то в её икре.
– Да, – сказала Кирстин. Девушка боялась, что если та недостаточно тщательно разомнёт её ноги сейчас, она не сможет бежать.
Сиделка закончила со второй ногой и, обойдя кровать, подошла к изголовью.