– Мария, ты испытываешь мое терпение. – Голос стал чуть суровее.
– Я действительно только что встала, можешь спросить у Долорес.
Опускаться до расспросов прислуги Костя не стал, но я физически ощутила недовольство своим поведением, а это означало только одно – ночью он будет груб, как животное. И пьян, как портовый грузчик. А я завтра, как следствие, вынуждена буду либо замазывать синяки на шее тональным кремом, либо надевать водолазку с высоким горлом, что в такую жару просто катастрофа. Но я ничего не могла поделать с собой – слишком уж много я про него знаю, чтобы спокойно относиться к притязаниям на мое тело. Вот уже долгое время я тщательно искала повода и момента для бегства и уже почти все устроила, почти… Но для того чтобы все удалось, мне нужно быть более мягкой и более сговорчивой – иначе у Кости возникнут ненужные подозрения и вопросы, а вот это мне и ни к чему.
Сделав над собой нечеловеческое усилие – в буквальном смысле, кстати, – я поднялась из кресла и подошла к мужу, курившему, облокотившись о перила террасы. Положила руки на плечи, прижалась, чувствуя знакомый, но теперь почему-то отталкивающий аромат туалетной воды:
– Костя… прости меня, я, видимо, перегрелась… такая жара… – Мои руки скользили в расстегнутый ворот белой рубашки, и я еле сдерживалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в грудь.
Он перехватил меня за запястья, развернулся и привлек к себе:
– Почему ты всегда заставляешь меня злиться, Мария?
– А ты злишься? – Я смотрела ему в глаза и в них читала – убил бы.
– Я? – Он провел пальцем по моей щеке, спустился по шее в вырез сарафана. – Я тебя люблю. И хочу, чтобы ты не забывала, кому принадлежишь.
Как можно забыть об этом…
Потом мы лежали в прохладной спальне, Костя прикурил две сигареты, одну из них сунул мне и проговорил:
– Через неделю мы едем в Питер.
Это было сказано небрежным тоном, словно невзначай, случайно, но я-то чувствовала – он ждет от меня реакции, ждет, что я запрыгаю до потолка, брошусь ему на шею с благодарностями, но я молчала.
Молчала – хотя внутри все переворачивалось от счастья. Поездка в Питер – что могло быть лучше? Единственная помеха – Костя. Он мне в этом городе был абсолютно не нужен. Питер принадлежал нам с Марго, именно она впервые утащила меня туда, хотя и прежде мне доводилось бывать в Питере на различных конкурсах. Правда, это было давно, еще когда я танцевала и участвовала в соревнованиях разного ранга. Но такого Питера, как подарила мне Марго, я никогда не знала.
– Что ты молчишь?
– А что я должна сказать? Ну поедем.
– Ты какая-то странная, Мария. В последнее время мне все чаще кажется, что ты скрываешь от меня что-то. – О-па, а вот это лишнее… Потому что – да, скрываю.
Я перевернулась на живот и уперлась в грудь Кости подбородком:
– Ну что ты… Что мне скрывать? Прыщик на лбу? Глупости такие… Я нигде не бываю, ни с кем не общаюсь – ты ведь сам видишь, я даже из дома не выхожу почти, разве что с тобой.
Он внимательно изучал мое лицо, и я в душе благодарила бога за актерские способности, презентованные мне авансом. Я никогда не хотела реализовывать их на сцене, зато очень часто вынуждена была делать это в жизни – как сейчас.
– Я везу тебя туда не просто так… – выдержав многозначительную паузу, Костя продолжил, словно не замечая, что я сделалась каменной от этих слов. – Ты поможешь нам с Ариком.
– Мы договаривались… – начала было я с металлом в голосе, но это был явно не тот момент.
Костя накрыл мой рот рукой и продолжил:
– О чем мы договаривались, я помню. Но сейчас ситуация сложилась так, что мне нужны деньги – много и сразу. И взять их я могу только одним способом. И для этого мне нужна ты.
– Костя… – прогнусила я сквозь его пальцы, по-прежнему закрывавшие половину моего лица. – Ты обещал… Продай мою машину, мне все равно некуда ездить на ней…
– Помолчи. Тебе ничего не угрожает. Ты ведь понимаешь, надеюсь, что я не стану рисковать тобой – ты моя жена, я тебя люблю. Но сейчас ты должна помочь мне. Все. Мы больше не будем обсуждать эту тему. Через неделю улетаем, продумай свой гардероб. Ты должна быть яркой и броской, чтобы прохожие сворачивали шею и пускали слюну.
Он встал и ушел в душ, зашумел там водой, а я, как была, вышла на террасу и опустилась в кресло. Солнце неприятно жгло кожу, слепило глаза, они начали слезиться, но я словно не замечала этого.
Я курила, глубоко вбирая дым в легкие, и чувствовала, как мне хочется плакать. Костя собирался провернуть какую-то очередную аферу, используя при этом меня, но не потрудился даже объяснить, что и как, лишний раз подчеркнув, насколько я зависима от него, до какой степени принадлежу ему. Это внезапно разозлило меня и заставило проглотить слезы и встать из кресла.
Всю ночь я, запершись на чердаке, стучала по клавиатуре компьютера, сбрасывая написанные куски текста в свой интернет-дневник и тут же уничтожая файлы в компьютере. Осторожность никогда не мешала, особенно если ты вдруг решила вывести своего собственного мужа на чистую воду. И вдвойне – если твоего мужа звали Костя Кавалерьянц.
Всю неделю у нас провел Арик, специально прилетевший из Бордо, где обосновался, оставив жену и трех дочерей в Сибири. Мать их тоже осталась там, и никакие Костины уговоры не заставили пожилую женщину изменить решение.
Я не принимала участия в обсуждениях – я вообще не была для их матери невесткой, Аревик Вартановна не замечала меня на семейных праздниках, проходила мимо, столкнувшись случайно в городе. Я была русская, Костя женился на мне без ее одобрения и даже вопреки ее бурному несогласию.
Мне дела не было до ее отношения, тем более что продолжать род Кавалерьянцев я ну никак не планировала, чем, кстати, еще сильнее настраивала против себя свекровь.
Арик чувствовал себя в нашем доме почти хозяином, то и дело указывал Долорес на какие-то мелочи вроде сдвинутого с места подсвечника или золы в камине.
Я злилась, но молчала, хотя ужасно хотела иной раз влепить деверю оплеуху – мне бы хватило характера для этого. Но приходилось терпеть, потому что я решила выдвинуть Косте встречное условие. Я сделаю то, что нужно ему, а он взамен разрешит мне поехать в Москву к Марго хотя бы на неделю.
Вечерами, когда они с Артуром запирались в кабинете, я приникала к двери и превращалась в слух, стараясь по крупицам, по обрывкам фраз сложить хоть какую-то картинку предстоящего. Но Костя, видимо, предусмотрел это, а потому говорили они исключительно по-армянски, и я не понимала ни слова, кроме не имевших аналога.
В такие моменты я очень жалела, что не могу записать хотя бы на диктофон, а потом спросить при случае у того же Алекса.
Мысль о Призраке стала посещать меня все чаще. Это забавно – я не видела человека вживую, но между нами установилась какая-то весьма прочная связь. А еще говорят, что так не бывает. Сама бы не переживала – не поверила бы.
– …и она просто встанет и выйдет с пакетом, понимаешь? – вдруг ворвался в мои мысли голос Арика, и я вздрогнула – он заговорил по-русски.
– Ты думаешь, они вот так спокойно дадут ей уйти? – В голосе Кости я уловила нотки сомнения, но Арик горячо убеждал его:
– Костя, это верная схема! Просто чем глупее кажется план, тем легче его исполнить, понимаешь?
– Ты забываешь, что это не твоя жена будет сидеть в квартире с тремя чужими мужиками!
– Я тебе голову могу прозакладывать – они Машку не заподозрят!
– Не зови ее Машкой, она не кошка! – огрызнулся Костя, не терпевший никаких уменьшительных форм моего имени – собственно, как и я сама. – А если что-то не так пойдет? Они ж ее порвут там втрояка!
– Костя! Ты мне не веришь? – с обидой отозвался Арик, а у меня внутри заныло: «Костя, не верь ему, не верь, он меня во что-то втравливает, и ты сам понимаешь, что закончиться это может весьма плачевно».
В эту секунду я готова была на коленях умолять мужа не брать меня с собой – и гори он, этот Питер. Но мой муж, когда речь шла о Игре и Деньгах, мог прозакладывать маму родную, и что уж говорить обо мне…
– Хорошо. Но смотри, Артур…
– Ай, молодец! Говорю тебе – все будет идеально, Мария им так глаза зальет, что они не сразу поймут, что вообще произошло, а остальное – дело техники, брат!
В ту ночь я не могла уснуть, рядом кошмарно храпел Костя, выпивший за ужином довольно много. Мне же не помогало ни снотворное, ни коньяк – только в голове шумело, а сон не шел.
Я выбралась из постели и вышла на террасу. Ночь оказалась приятно-прохладной, свежей, как будто и не было душного зноя днем. Откинув крышку ноутбука, я устроилась в кресле, закинув ноги в длинных гетрах на край стола – привычка укутываться в шерстяные гетры осталась у меня со времен занятий танцами, неоднократно растянутые связки и суставы отчаянно болели и мерзли даже здесь, в Испании, – и взяла сигарету.
Автоматически включившаяся аська вдруг заморгала в углу желтым конвертиком. Наведя на него курсор, я едва не уронила сигарету – это был Алекс.
– Привет, как твои дела? – И традиционный смеющийся смайлик в конце сообщения.
Я не ответила, затаилась в ожидании.
– Мэ-ри! Ты ведь здесь, я это вижу.
Но я молчала по-прежнему, гадая, надолго ли хватит терпения у вспыльчивого Призрака.
– Мэ-ри. Ты игнорируешь меня? За что?
И я сдалась:
– Привет, Алекс. Я не игнорирую. У меня неприятности.
– Поделишься?
Соблазн вывалить на его голову то, что я услышала сегодня от мужа и его брата, был слишком велик, но я сдержалась. К чему сложности?
– Не думаю. Это семейное, знаешь ли.
– Ты одумалась и начала вникать в семейные ценности?
Мне показалось, что я даже слышу, как он ухмыляется, хотя никогда не видела его живьем – только на фотографиях, которые показала мне Марго. Но даже снимки ухитрялись передавать опасность, исходившую от Алекса волнами – совсем как от моего мужа.
– Нет. Просто семейные проблемы.