Танго с Бабочкой — страница 5 из 7

40

Комната была похожа на номер любого мотеля: дешевое мадрасское покрывало на очень большой кровати; оранжевые занавески; пушистый оранжевый ковер; столы из поддельного красного дерева и шифоньер. Жесткие белые полотенца в стерильной ванной; на дверной ручке с внутренней стороны висела табличка с надписями: «Не беспокоить» с одной стороны, и «Пожалуйста, уберите в комнате» с другой. Это могла быть комната в любом мотеле на любом шоссе от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка. И звуки автомобильного движения по другую сторону закрытого окна могли доноситься с любой улицы.

Войдя в комнату, она включила свет, повесила на дверную ручку с наружной стороны табличку «Не беспокоить» и заперла дверь. Затем сняла туфли и бросила на кровать чемодан с ночными принадлежностями. Она чувствовала себя так, будто проехала за рулем несколько тысяч миль. Хорошая горячая ванна была бы сейчас очень кстати. Она подумала, работает ли телевизор.

В то время как она набирала воду, ей показалось, что в замочной скважине поворачивается ключ. Закрыв кран, она вошла в комнату как раз в тот момент, когда дверь распахнулась. Она вскрикнула.

— Так! — сказал он, со всего маху закрывая за собой дверь. — Ты не думала, что я найду тебя, не так ли?

Она прикрыла рукой рот.

Он сделал шаг по направлению к ней, и она отступила.

— Теперь я понимаю, что тебе нужно преподать урок, — рявкнул он, — раздевайся.

Она начала дрожать.

— Как ты нашел меня?

— Я сказал, раздевайся. Сейчас же!.

— Разве мы не можем поговорить?

Он замахнулся, чтобы ударить ее. Она сделала шаг назад, ее пальцы нащупывали пуговицы блузки.

На его лице появилась зловещая улыбка.

— Теперь тебе понятно. Делай это медленно и красиво. Устрой для меня шоу.

Она дрожала так сильно, что едва могла управлять руками.

Блузка была расстегнута и упала на пол. Затем юбка. Она заколебалась, коснувшись пояска колготок.

— Все, — проревел он. — Я хочу видеть тебя голой.

— Почему ты делаешь это со мной?

— Ты знаешь, почему. Это последний раз, когда ты убежала от меня. — Он полез в карман своей куртки и достал пригоршню шелка. Это были четыре шарфа, ярко-красные и какие-то зловещие. — Ни одной женщине не удастся оставить меня в дураках дважды. А теперь снимай остальное.

Глядя испуганными глазами на шарфы, она стянула колготки, а затем нерешительно, не отрывая взгляда от его рук, которые скручивали тонкий шелк в веревки, она сняла лифчик и трусики.

Когда она попыталась прикрыть свою наготу руками, он схватил ее за руки и потащил к кровати. Бросив ее на спину, он привязал оба запястья, а затем обе лодыжки к изголовью и изножью кровати.

— Что ты собираешься делать? — кричала она, борясь со своими шелковыми оковами.

— Преподать тебе урок, который ты никогда не забудешь.

Она услышала звук расстегиваемой молнии. Затем кровать опустилась, и он внезапно оказался между ее ногами.

— Подожди… — сказала она, задыхаясь. Но он уже был внутри нее, достигнув ее лона одним внезапным болезненным толчком.

Она крепко зажмурила глаза и сжала зубы, чтобы не кричать. Она думала, что это безжалостное нападение будет длиться вечно. Он, казалось, сильно ударялся о нее, наказывая. Все происходило в полной тишине. Она чувствовала, как медленно погружается в крутящийся водоворот; ощущала оружие, которое причиняло ей вред. Она видела все это перед своим мысленным взором; она сконцентрировалась на этом. Водоворот крутился быстрее и быстрее, пока вокруг перестало существовать все, кроме огня, бушующего в глубине ее таза, и горящего желания в ее ногах.

Наконец, не способная больше сдерживать это, она издала высоким голосом продолжительный вопль. Ее тело изогнулось, задрожало, а затем упало на кровать и замерло.

Очень осторожно он извлек из нее свою все еще твердую плоть и пошел в ванную. Там он включил холодную воду и подавил свое возбуждение. Он не изверг семя; он никогда не делал этого с нею.

Это помогало ему сохранить силы для следующего члена клуба.

Когда он вышел через несколько минут из ванной, она потягивалась и улыбалась ему. Он развязал шарфы, не говоря ни слова, и направился к двери.

— Подожди, — сказала она, догоняя его. — У меня есть кое-что для тебя.

На сей раз это был маленький пакет золотого цвета. Он не открыл его сразу; он приберег это на потом. Но он знал, что это будет что-нибудь очень дорогое. Она была одним из наиболее щедрых членов клуба «Бабочка».

41

Линда так быстро шла по коридору, не глядя, куда идет, что, столкнувшись с Хосе Мендозой, хирургом-ортопедом, она чуть не упала.

Но он подхватил ее и сказал:

— Помедленнее, мой друг! Где срочный вызов?

Она наклонилась, чтобы поднять папки, которые уронила.

— Прости, Хосе! Просто я опаздываю на встречу в Беверли Хиллз.

Он помог ей собрать рассыпавшиеся бумаги и сказал:

— Я никогда не знал кого-нибудь, кто бы всегда так торопился, как ты, Линда. Я думаю, это нехорошо для тебя — такой темп.

От смеха у нее перехватило дыхание. Она удостоверилась, что все папки в порядке, потом отбросила волосы назад и улыбнулась Хосе.

— Ты… кто бы говорил! Я видела, как за тобой бегают студенты, изучающие медицину, потому что ты читаешь им лекции.

— У всех нас есть свои невидимые фантомы, мой друг. Возможно, мы должны вместе бежать от наших. У тебя есть время, чтобы выпить?

— Боюсь, не сегодня вечером. — Она посмотрела на часы. — Я уже опаздываю.

— А что в Беверли Хиллз?

Ее улыбка стала задумчивой. «Что было в Беверли Хиллз? Возможно, — подумала она, — покой для ума, наконец».

— Извини, Хосе, — сказала она, торопливо уходя. — Но мне действительно надо бежать.

— Эй, — крикнул он ей вдогонку. — Я слышал, ты ушла из того телешоу.

— Да, — сказала она, оглядываясь. — Ты хочешь взяться за эту работу?

Он засмеялся.

— Не в этой жизни, мой друг!

И она ушла.

А он стоял и смотрел ей вслед.

Линда быстро доехала до бульвара Вилшир на своем «феррари». Как только решение о том, чтобы вернуться в «Бабочку» и попробовать еще раз, было принято, она не хотела тратить впустую ни одной драгоценной минуты. Она была теперь очень решительной женщиной.

Неудавшийся вечер в ее спальне с Барри Грином так расстроил ее, что она несколько раз посетила доктора Раймонд за последние три недели.

— Это было слишком скоро, — сказала психиатр. — Ты не была готова к нему.

— Я подумала, что мне не стоит ходить в «Бабочку». Я была обескуражена и напугана.

— Ты не дала «Бабочке» никакого шанса, Линда. Ты никогда не позволяла компаньону зайти достаточно далеко. Тебе нужно воспользоваться превосходными возможностями, которые может предложить тебе этот клуб.

— Мне кажется, что я не могу сама себе помочь, Виржиния. Как только он решается направиться в то место, я коченею. Я просто не могу позволить ему увидеть меня.

— Но ты должна, Линда. Думай о нем как о враче-сексологе.

Виржиния была права, и Линда знала это. Это была первая причина, почему она вступила в клуб «Бабочка» — не для того, чтобы в любое время иметь доступный секс, а как способ найти средство от своей фригидности. Линда решила, что она должна вернуться, снова встретиться со своим компаньоном в маске и дать ему возможность помочь ей.

Дежурный встретил ее у заднего входа в «Фанелли» и поднялся вместе с ней на лифте. Комната, в которую ее привели, была знакомая: кровать с балдахином на возвышении, портьеры и постельные принадлежности персикового цвета, ковер цвета шампанского. Закуски были уже сервированы: охлажденное вино, паштет и тосты, свежие фрукты. Но Линду не интересовала пища. Быстро проведя гребенкой по волосам, она прикрепила маску к лицу и повернулась на звук открывающейся двери.

На сей раз он был в смокинге. Из-за этого он выглядел высоким и изящным. Даже маска выглядела уместной.

Они некоторое время танцевали, медленно и приятно, и пили вино. А затем он начал заниматься с нею любовью.

Когда они вместе лежали на кровати — Линда полностью раздетая, кроме нижней юбки — он осторожно переместил свою руку вниз к ее талии и задержал ее там, вопросительно глядя на нее. Линда затаила дыхание. Она хотела остановить его, но должна была сдержаться. Она позволила ему продолжить его исследование, под юбкой, вверх по бедру. Затем сказала:

— Подожди.

Он ждал. Он лежал на боку, одна рука была под ее плечами, другая поверх ее бедер. Его обрамленные маской глаза наблюдали за ней.

— Я… — начала она. — У меня проблема.

Он поцеловал ее и пробормотал:

— Расслабься. Пожалуйста.

Она не могла. Ее тело было напряжено, когда она чувствовала, что его рука двигается под нижней юбкой, двигается к тому месту, которого она никогда прежде не разрешала мужчинам касаться ее, за исключением двух ее бывших мужей. Когда его пальцы исследовали ее, она закрыла глаза. Ее сердце бешено билось. Она хотела остановить его, но все-таки решила пройти через это.

— Можно я посмотрю? — прошептал он.

Она кивнула и почувствовала, как нижняя шелковая юбка поднимается вверх и собирается вокруг талии. Она испытала необычное ощущение от прохладного воздуха, коснувшегося ее таза. Он слегка раздвинул ее ноги. Затем он поцеловал ее снова, его лицо находилось в нескольких дюймах от ее лица, в то время как ласкал сначала верхнюю поверхность бедер, таз и живот, чтобы расслабить ее, избавить от неподвижности ее тело. После нескольких минут Линда начала чувствовать сексуальное желание, она хотела, чтобы он вошел в нее. Но он продолжал свое исследование, заставляя ее возбуждение расти. А затем его рука двинулась дальше, до тех пор, пока она не перестала чувствовать.

— Я не чувствую это, — сказала она, ее волнение стало таять, а сексуальное желание спадать. Именно так всегда и бывает. Здесь заканчиваются любовные ласки. — Это рубцовая ткань. Я там ничего не чувствую.

Когда он не прореагировал на ее слова, когда не отстранился, как всегда делали другие, она открыла глаза и посмотрела на него. В его взгляде была нежность.

— Ты чувствуешь здесь? — спросил он.

— Нет.

— Расскажи мне, что случилось.

— Мне было два года, — сказала она далеким голосом. — Мы с мамой были на кухне. Она гладила, а я сидела на своем высоком стуле около печи. Она сказала, что это случилось так быстро, что она даже не успела остановить меня. Она говорила, что я сидела там, играя с кубиками, а в следующий момент я кричала. — Линда посмотрела в пространство. — Очевидно, я потянулась и опрокинула на себя кастрюлю с кипящей водой. Мои колени были ошпарены. Мать помчалась со мной в больницу, где ей сказали, что у меня ожоги третьей степени книзу от талии. Мне делали операции по пересадке кожи, целую серию, в течение ряда лет.

— Поэтому ты никогда не позволяешь мне трогать тебя там?

— Я боялась, что тебе будет неприятно…

Его взгляд стал удивленным.

— Почему ты так думала?

— Так мужчины реагируют на мои шрамы.

— Я — нет.

— Нет, ты — нет.

— Если бы ты не сказала мне о шрамах, я и не заметил бы их. Кто бы ни оперировал тебя, он сделал хорошую работу.

Она повернула голову, чтобы снова посмотреть ему в глаза.

— Но другие мужчины…

— Ты выглядишь почти нормально там, внизу. Твоя единственная проблема — потеря чувствительности. Но я думаю… — он снова начал двигать своей рукой. — Как, например, здесь?

— Нет.

— А это?

Она заколебалась. Затем она почувствовала, что его палец вошел в нее.

— Да, я чувствую это.

Он наклонился и поцеловал ее. Затем он сказал:

— Смотри на меня.

Она встретила его пристальный взгляд. Его глаза были темными и гипнотизировали ее. Они крепко приковали ее к себе, в то время как его рука переместилась снова, на сей раз в другом ритме.

А затем она почувствовала какое-то давление…

Она запрокинула назад голову.

— Смотри на меня, — снова сказал он мягко.

Она чувствовала, что ее напряжение растет. Что он делал? Это не сработает!

Но его нежность была неотразима. Потерявшись в глубине его черных глаз, Линда чувствовала, что ее напряжение начинает таять. Он начал пробираться глубже, и, когда он коснулся какой-то точки, она затаила дыхание.

— Здесь, — прошептал он. — Это здесь.

— Что…

— Расслабься. Не борись со мной. Позволь мне сделать это.

И затем она испытала ощущение, которого никогда не чувствовала прежде. Ее глаза расширились; она смотрела на него.

— Что ты…

— Не говори ничего, — пробормотал он.

Он прекратил движение. Они лежали на постели, неподвижные, как изваяния. Даже его рука остановилась, и все же Линда начинала что-то чувствовать там. Он нажимал на какую-то точку, больше ничего, просто нажимал на точку, о которой она ничего не знала, глубоко внутри нее. И когда он нажимал на нее, пристально глядя на Линду, она чувствовала, как от нее распространяется странная теплота, как будто ее излучала та центральная точка. Она внезапно захотела подвигаться, поскакать вместе с ним, но он не позволял ей этого.

И затем это случилось. Внезапно она вскрикнула и выгнула спину, переполненная волной затопляющего ее удовольствия.

42

Беверли Хиллз, 1983.

Что-то странное происходило в «Фанелли».

Боб Маннинг, управляющий магазином, не знал, что это было или когда впервые возникли его подозрения; — у него было только ощущение, что что-то не совсем в порядке. Он задавался вопросом, не было ли игрой его воображения то, что иногда модели-мужчины замолкали, стоило ему выйти в раздевалку; иногда ему казалось, что он ловит таинственные взгляды, которыми они обменивались. Независимо от того, что это было — воображаемое или реальное — он решил в одно особенное дождливое утро в начале февраля, когда Лос-Анджелес был скован серостью и влагой, а магазин переполнен больше, чем обычно, оставить свой кабинет и прогуляться среди клиентов.

Для человека, которому должно было исполниться семьдесят и который провел шестнадцать лет своей жизни в больнице, Боб Маннинг был в замечательной форме. Конечно, он поддерживал ее, частично потому, что от него это ожидалось, так как он был человеком, ежедневно имеющим дело с аристократией Беверли Хиллз, но главным образом потому, что он хотел восполнить те «потерянные» годы. Он очень хорошо одевался в шелковые блейзеры и шерстяные слаксы, каждое утро вставлял свежую розу в петлицу, и всякий раз когда он шел туда, где его могли заметить, он концентрировался на том, чтобы меньше хромать, с достоинством пользуясь своей тростью с серебряным набалдашником.

Постоянные клиенты «Фанелли» хорошо его знали. Многие называли его на «ты», часто обращались непосредственно к нему со своими просьбами. Часто спрашивали его мнение: «Как вы думаете, этот шарф подходит к этому пальто, или мне стоит взять красно-коричневый?»

Когда он прогуливался по магазину в это дождливое утро, кивая и улыбаясь клиентам, изящно проходя мимо влажных плащей и зонтиков, пристроенных тут и там, Боб внимательно смотрел по сторонам, стараясь заметить что-нибудь необычное.

Он заботился о магазине, которым руководил уже в течение одиннадцати лет. Боб Маннинг не распространялся о проклятой компании «Королевские фермы», новом владельце «Фанелли». С тех пор, как преподобный Дэнни Маккей купил компанию несколько лет назад, никто из Хьюстона не наведывался, чтобы проверить магазин. У Дэнни Маккея и его пасторства было теперь так много предприятий — от высотных офисных зданий до авиалинии и сети супермаркетов, — что преподобный мог не беспокоиться о каком-то маленьком магазинчике мужской одежды. Когда Дэнни Маккей завладел компанией «Королевские фермы», а вместе с ней и «Фанелли», ничего не изменилось. Существующее управление и штат были оставлены, и магазин продолжал работать как прежде. Все, что Боб Маннинг должен был делать, — это следить за тем, чтобы в штаб-квартиру «Благой вести» в Хьюстоне регулярно отсылались отчеты, где кто-то, он не сомневался, убеждался в том, что «Фанелли» приносит постоянную прибыль.

Не стоило говорить, однако, что, если Беверли Хайленд продала магазин, она больше не интересовалась им. Она попросила, чтобы Боб Маннинг сообщил ей, если Дэнни или кто-либо из «Пасторств Благой вести» когда-либо появится для осмотра. Подразумевалось, что он должен сделать это втайне, и, конечно, Боб охотно согласился. Не было ничего, чего бы он ни сделал для Беверли; он был чрезвычайно предан ей. Она спасла его, когда он достиг самой последней черты своей жизни. Она посмотрела на развалину, которой он стал, и увидела человека. Она посчитала его стоящим и дала ему работу и стимул жить. Теперь он боготворил ее.

Он остановился около стеклянного прилавка, где демонстрировались бархатные смокинги, и окинул оживленный магазин острым взглядом. Если бы хоть какая-то мелочь была не в порядке, Боб Маннинг заметил бы это.

Он нахмурился. Ему это только показалось, или он видел, как Майкл, один из их лучших моделей, тайно принимает что-то от миссис Карпентер, одной из наиболее состоятельных клиенток магазина, и кладет это в карман пальто, которое он демонстрирует?

Но, когда Боб смотрел на них, он понял, что за этим скрывалось нечто большее. Общение было кратким — женщина пронеслась мимо Майкла, сунула что-то ему в ладонь и поспешила прочь. Но в это короткое мгновение, когда их руки коснулись, произошел и обмен взглядами. Майкл и госпожа Карпентер смотрели друг на друга всего секунду, и их взгляд был заговорщицким.

Хуже того, осознал Боб к своему потрясению, взгляд был интимным.

Он наблюдал, как госпожа Карпентер вышла из магазина и села в «роллс-ройс», ожидающий у обочины. Затем он подошел к Майклу и шепнул:

— Я хочу видеть тебя в моем кабинете через пять минут.

Молодой человек вошел в рубашке-поло, бермудах и наколенниках, которые он демонстрировал после пальто. Он тихо закрыл за собой дверь и подошел к столу Боба Маннинга.

— Что дала тебе госпожа Карпентер? — спросил Боб.

— Сэр?

— Я видел, что госпожа Карпентер дала тебе что-то несколько минут назад. Что это было?

Майкл помялся и сунул руки в карманы.

— Это было… м-м… ничего, мистер Маннинг.

— Я видел сам. Итак, что это было?

Майкл нервно откашлялся.

— Это был… ее адрес.

Брови Боба взметнулись вверх.

— Ее адрес?

— Да, сэр.

— Почему она дала тебе свой адрес?

Молодой человек опустил глаза на свои беговые кроссовки.

— Ну-ну, — проговорил Боб. — Почему госпожа Карпентер дала тебе свой адрес?

— Потому что я иду к ней в гости сегодня вечером.

Брови Боба взметнулись еще выше.

— Что ты хочешь сказать?

— Она попросила, чтобы я навестил ее.

— Навестил ее?

Майкл кивнул, не глядя в глаза Боба.

— Почему?

— Ну, — он снова прочистил горло. — Я предполагаю, что ей нужна компания.

— Она пригласила тебя на вечеринку?

— Нет.

— Она пригласила кого-нибудь еще?

Пауза, а затем:

— Нет, только меня.

— Для чего?

Майкл усмехнулся и наконец посмотрел на Боба.

— Ну, сэр, вы знаете.

— Нет, я не знаю. Почему ты идешь в дом миссис Карпентер? Ты ее друг?

— Не совсем.

— Что это значит?

— Ну, я хочу сказать, я предполагаю, что мы будем друзьями. Сегодня вечером, по крайней мере.

Боб Маннинг продолжительное время смотрел на модель. А затем до него начало доходить.

— Ты хочешь сказать, для секса?

Майкл снова кивнул и смущенно переступил с ноги на ногу.

— Но боже мой, мальчик, — сказал Боб с недоверием, — миссис Карпентер, должно быть, в три раза старше тебя! Разве тебе не кажется это немного нетрадиционным?

— Ну, — сказал Майкл, защищаясь, — это не значит, что мы собираемся жениться или что-то в этом роде. Я хочу сказать, это просто физическое влечение. Она не притворяется, что влюблена в меня.

Боб продолжал смотреть на молодого человека в спортивной форме. Майклу было девятнадцать лет, он был загорелым даже зимой и хорошо сложенным. Он был начинающим актером, ожидающим, когда станет знаменитым.

— Я не понимаю, — сказал Боб. — Ты можешь выбрать себе любую девушку. Миссис Карпентер… ну, в общем, мне не кажется, что она твой тип.

— О, это не для меня, мистер Маннинг. Это исключительно для нее. Она платит мне за то, чтобы я посетил ее.

Боб откинулся на спинку стула, его рот открылся.

— Она платит тебе?

Майкл возбужденно кивнул головой.

— Ну да…

— О господи, мальчик! Ты знаешь, что ты делаешь?

— Я не понимаю, что в этом такого…

Боб хлопнул рукой по столу.

— Ты работаешь в «Фанелли», самом изысканном магазине мужской одежды в этом городе. Ты представитель этой компании. Если посмотреть шире, ты представляешь женщину, которая создавала эту компанию, — мисс Беверли Хайленд. Ты знаешь, что, продавая себя клиентам магазина, ты пятнаешь ее имя! — Боб вскочил на ноги, а Майкл внезапно побледнел. — Как ты смеешь приносить свои грязные привычки в этот магазин!

— Эй, подождите минуту…

— Ты уволен, мальчик. И мне жаль, что это все, что я могу сделать для тебя!

— Но, мистер Маннинг, это несправедливо! Я не единственный, кто делает это!

Боб умолк, его тело дрожало.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты не единственный?

— Э-э, — Майкл кашлянул. — Нас несколько. Рон Шеффилд — тот, кто начал это. — Он говорил быстро, отчаянно стараясь спасти себя. — Вы знаете Мисти Карлисл, актрису? Она попросила его однажды прийти к ней домой, чтобы продемонстрировать некоторые образцы одежды лично. Все закончилось в кровати, и она дала ему стодолларовую банкноту. Это было примерно год назад, и с тех пор…

Боб сидел, откинувшись на спинку стула, ошарашенный.

— Кто они? Назови мне их имена.

Майкл назвал трех своих сослуживцев в надежде спасти свою собственную шкуру. Это не помогло. Все четверо были уволены сразу же и без выходного пособия.

Это не выходило у нее из головы.

Снова.

Все еще.

Поскольку Энн Хастингс направляла свой БМВ в огромные кованые ворота, охраняющие новую роскошную резиденцию Беверли Хайленд, она пыталась не думать о фиаско, которое постигло ее предыдущим вечером. Но она ничего не могла с этим поделать. Роджер казался таким многообещающим в баре, где они познакомились. Он говорил разумно, походил на сердечного человека и подавал интересные сексуальные сигналы. Но затем она пошла с ним домой, и он оказался эгоистичным, плохо воспитанным, грубым и никчемным человеком. К тому же ему было тридцать шесть — он был на девять лет моложе ее. С каждым годом Энн становилась старше, в то время как парни, казалось, становились более молодыми.

Трудно быть сорокапятилетней в молодежном обществе. Еще труднее быть сорокапятилетней и толстой.

На самом деле, она не была толстой. Больше не была. Энн начала борьбу с весом десять лет назад, когда ей исполнилось тридцать пять. Она потела, голодала, занималась спортом и избавилась от лишних двенадцати килограммов, обременяющих ее фигуру, а затем посредством жесткой дисциплины сумела сохранить свои достижения. Теперь она носила ту же самую шикарную, маленькую теннисную форму, что носили Беверли и Кармен, и скромно выбирала салаты за обедом и ужином. Она больше не ежилась, когда смотрела на себя в зеркало, и весы не пугали ее. Однако она внутренне чувствовала себя толстой. И это была проблема веса, от которой ее не могли избавить никакие диеты.

Она завидовала Мэгги Керн, которая ела все, что хотела, носила хорошо скроенные пиджаки, чтобы скрывать свои округлости, и наслаждалась хорошими, здоровыми интимными и дружескими отношениями с Питом Форманом, биржевым маклером, у которого она когда-то работала. Но Мэгги была одним из очень редких счастливых исключений. Для Энн Хастингс и миллионов других, подобных ей, рыскающих в поисках небольшой забавы, маленького мужского внимания или хорошего секса, правила игры сменялись в зависимости от стройности и молодости.

С той далекой ночи в 1969 году, когда Энн наконец после двух не очень приятных попыток любовных игр на полу этого фальшивого хиппи Стива потеряла девственность, она обнаружила, что на самом деле ей нравится секс. Но проблема теперь заключалась в том, чтобы получить его.

Когда ее работа в качестве руководителя отдела по контролю за качеством сети «Королевские бургеры» требовала от нее частых поездок по всей стране, у Энн не было никаких проблем с тем, чтобы найти подходящего мужчину. Но когда работы стало слишком много для одного человека и она должна была все чаще оставаться в офисе, в то время как помощники выезжали по торговым точкам вместо нее, и поскольку она становилась старше, а не состоящие в браке мужчины становились моложе, ее перспективы тускнели. Поэтому она теперь все чаще оказывалась в ситуациях, подобных вчерашней, подбирала какого-нибудь сопляка в баре, а позже вспоминала о герпесе и других ужасах.

Когда она припарковала свой автомобиль у гаража и пошла вокруг задней части огромного дома в стиле итальянской виллы, который недавно купила Беверли, где все собирались на теннисном корте, Энн не впервые задавалась вопросом о своей загадочной начальнице. Насколько Энн знапа, Беверли никогда в своей жизни не была с мужчиной. Как она могла выдерживать это?

«Не все женщины — гулящие девки, моя дорогая, — упрекнула себя Энн, — делая приветственный жест рукой своим подругам, которые сидели за столом, в тени зонтика. Есть такие, которые вполне могут обходиться и без этого».

Вот Беверли и Кармен, эти две хладнокровные особы в элегантных теннисных платьях. Энн решила, что общее количество их объединенного сексуального опыта с мужчинами, вероятно, составит не более пятнадцати минут.

— Ийя-ху, — прокричала она, кладя на землю теннисную ракетку и присоединяясь к двум женщинам за столом. — Простите, что я опоздала. Была пробка около Вентуры. — Энн обрадовалась, увидев, что завтрак был только что подан. Ее улыбка исчезла, однако, когда она увидела салат без заправки, сухие дольки мельбы, ледяной чай без сахара с лимоном, Сев на оставленное ей место, Энн ненадолго задумалась, стоит ли голодать ради секса. Решила, что стоит, взяла вилку и вонзила ее в салат.

— Как все прошло вчера вечером? — спросила Кармен.

— Тебе не захочется это знать.

— Привет, тетя Энн!

Энн подняла глаза и увидела дочь Кармен с оливковой кожей, бегущую к ней, ее теннисная ракетка покачивалась от бега. Роза в свои девятнадцать лет была необыкновенной красавицей. У нее, конечно, не было недостатка во внимании мужчин.

— Привет, Роза, дорогая. Как у тебя успехи в новом семестре?

Роза налила себе стакан лимонада из хрустального кувшина и выпила его.

— Прекрасно, тетя Энн. У меня самый фантастический профессор по экономике!

— Кто победил? — спросила Кармен, оглядываясь в поисках Джо-младшего, семнадцатилетнего сына Мэгги.

— Я выиграла. Джо ушел в клуб играть в видеоигры с Артуром. Тетя Энн, ты сыграешь со мной?

Энн кивнула и положила свою вилку. Этого салата ей достаточно.

— Полегче, Роза, — крикнула Кармен им вслед. — Твоя тетя уже давно не весенний цыпленок!

Энн и Роза засмеялись, спускаясь к теннисному корту.

Беверли смотрела им вслед со слабой улыбкой на губах. Затем она поглядела на Кармен и сказала тихо:

— Розой, конечно же, можно гордиться.

Две подруги обменялись долгим взглядом, слушая отдаленный гул газонокосилок в обширной резиденции Беверли, звуки садовых ножниц, подрезающих живую изгородь и, наконец, ритмичные удары теннисного мячика о корт. Они обе думали о том, что приближается ноябрь и в этом году исполнится двадцать лет, с тех пор как Беверли нашла Кармен в Далласе.

— Эй, привет! — прозвучал знакомый голос.

Они повернулись и увидели Мэгги, спускающуюся по дорожке сада, в широком ярком лимонно-желтом кафтане, мерцающем в лучах февральского солнца. Мэгги теперь укладывала свои вьющиеся красные волосы в пучок на макушке, так, как нравилось Питу Форману. Она ступила в тень зонтика, и увидев тарелки с салатом на столе, повернулась к одетому в белый пиджак слуге, который стоял у тележки с едой.

— Принесите мне бутерброд, пожалуйста, — сказала она. — Любой, подлиннее, чтобы там было много майонеза. И бокал белого вина.

Мэгги расчистила место на столе, поставила свой портфель и села.

— Какой чудесный день! — сказала она, глядя на недавно приобретенную резиденцию Беверли. Покрытая травой земля, казалось, простиралась бесконечно.

— Я поняла, Пит в городе, — сказала Кармен с улыбкой.

Мэгги моргнула и открыла свой портфель.

— От пресс-службы, — сказала она, вручая Беверли толстый конверт.

При помощи серебряного канцелярского ножа Беверли разрезала конверт и аккуратно высыпала из него содержимое. О Дэнни Маккее так часто сообщали в новостях в настоящее время, что ей требовался целый час каждый день, чтобы прочитать обо всех его действиях.

— Его жена родила в воскресенье ребенка, — сказала Мэгги. — Еще одного мальчика.

Беверли взяла одну из газетных вырезок и прочитала ее. «Пасторства Благой вести» объявили, что Хьюстонский собор принес доход в шесть миллионов долларов за первый год своей работы и что теперь телевизионная аудитория Дэнни достигла двух миллионов.

— Беверли, — сказала Кармен после некоторого раздумья, — не подходящий ли это момент? Он так популярен. Так богат и могуществен. Мы могли бы атаковать его прямо сейчас.

Но Беверли сказала:

— Нет. Он еще недостаточно высоко поднялся. Он известен в Америке, а я хочу, чтобы весь мир стал свидетелем его падения.

Мэгги достала еще несколько бумаг из своего портфеля.

— Вот речь, с которой ты будешь выступать перед Советом исполнительных искусств на следующей неделе, Бев. А это план твоей поездки по восточному побережью. Мне пришлось продлить твое пребывание в Вашингтоне еще на два дня. — Мэгги разложила на столе отдельные пункты плана. — Лоббисты двух групп по охране окружающей среды очень хотят встретиться с тобой, и сенатор Дэвидсон настаивал на личной встрече с тобой по поводу нового законопроекта об абортах, который он собирается попробовать провести. Да, и Стэнфордский университет просит, чтобы ты пришла и снова выступила с речью.

Крик с теннисного корта заставил Беверли повернуться. Там Энн и Роза были заняты дружеской борьбой. Роза была высокая и красивая, смуглая молодая женщина, которую можно было принять за принцессу из арабских сказок «Тысяча и одна ночь». Это заставило Беверли подумать о последнем разговоре с Джонасом Бьюкененом. Он как раз готовился отправиться в Саудовскую Аравию.

После всестороннего расследования Джонас снова обнаружил след Кристины Синглтон и узнал, что в 1971 году она ушла к мужчине по имени Эрик Салливэн.

— Ваша сестра носила, фамилию Рузерфорд, — проинформировал Джонас Беверли в их последнюю встречу. — Так звали парня, за которого она вышла замуж. Потом она развелась. Мужчина, с которым она отправилась в Аравию, был консультантом фирмы «Арамко». Очевидно, она путешествовала с ним в качестве секретаря, но в этом есть нечто странное. Я не смог получить никакой информации о Салливэне. Никто не хочет разговаривать со мной о нем. Это заставило меня предположить, что консультационная деятельность была своеобразным прикрытием для чего-то еще.

— Например? — спросила Беверли встревоженно.

— Я не знаю. Это было двенадцать лет назад.

Так как Джонас больше ничего не мог найти здесь, в Соединенных Штатах, — казалось, не было никаких сведений о возвращении Кристины в эту страну, — Беверли решила послать его на Ближний Восток, чтобы продолжить поиски там. Она молилась, чтобы ему повезло.

Мэгги, откусывая от бутерброда с ростбифом, спросила:

— Кстати, не хотите услышать кое-что забавное? Я обедала с Бобом Маннингом на днях, и он рассказал мне весьма удивительную вещь! Кажется, что четверо из моделей «Фанелли» спали с клиентами и получали за это деньги!

Кармен и Беверли посмотрели на нее.

— Что ты имеешь в виду?! — воскликнула Беверли.

Мэгги рассказала им, что Боб говорил о Майкле и Роне Шеффилде и двух других, посещающих дома богатых женщин Беверли Хиллз.

— Ну разве не смешно? — хихикнула она, но не получила одобрения в ответ.

— Продавать собственное тело никогда не смешно, — тихо сказала Кармен.

— Да, не смешно, — сказала Мэгги, внезапно что-то вспоминая. — Простите.

В их узком кругу Мэгги была единственной, кто знал о прошлом Беверли и Кармен. Они доверились ей, потому что в их глазах она была сестрой: над ней совершили насилие, так же как и над ними. Другие — Энн Хастингс и Рой Мэдисон — ничего не знали о таинственном прошлом двух подруг.

— Я имела в виду, — сказала Мэгги, — что теперь женщины платят за секс. Это новое явление для нашего времени, с тех пор как противозачаточные таблетки дали нам сексуальную свободу. Двадцать или тридцать лет назад никто бы не подумал, что для женщин будет издаваться глянцевый журнал, как, например «Playgirl», или будут стриптиз-клубы, подобно «Чиппендель». Это просто доказывает то, о чем мы кричали: женщина хочет секса так же, как и мужчина.

Опять послышался удар мяча, и с теннисного корта донесся смех. Три женщины, сидящие под полосатым зонтиком, наслаждаясь неспешным завтраком, наблюдали, как двое на корте игриво упрекают друг друга. Поднялся легкий бриз, раскачав пальмовые деревья и покрыв рябью сине-зеленую поверхность бассейна в итальянском стиле. Аромат начинающих цвести гардений долетел до трех подруг, а затем продолжил свое странствие.

Беверли смотрела вдаль. Она думала о красивых молодых моделях в «Фанелли» и женщинах, которые обращались к ним для…

«Для чего? — спрашивала она себя. — За что платили эти женщины?»

«Послушай, детка, — голос Хейзел донесся из далекого прошлого. — Ты должна делать больше, чем просто лежать там. Эти парни прибывают сюда со своими трудно заработанными деньгами в поисках небольшого ухода от реальности. Они приходят сюда, чтобы купить фантазию, и ты должна дать им ее».

— Фантазия, — пробормотала Беверли.

Кармен посмотрела на нее.

— Что ты говоришь, Беверли?

— Я говорю, фантазия. Это то, что те женщины покупают.

— Какие женщины? — спросила Мэгги. — Ты имеешь в виду клиентов «Фанелли»? Бев, они покупают секс.

— Возможно, — медленно сказала Беверли, размышляя. — Но в этом есть нечто большее. В конце концов, ты сама только что сказала, что сейчас другое время, что противозачаточные таблетки освободили женщин от старомодного пуританизма и двойного сексуального стандарта. Секс стал более доступным в наши дни. Так зачем платить за него?

Мэгги пожала плечами.

— Чтобы гарантировать хорошее времяпрепровождение, я думаю. Если парень хочет, чтобы ему заплатили, он будет лучше стараться.

Беверли покачала головой.

— Я думаю, здесь скрывается нечто большее, чем это. Я думаю, что те женщины ищут мечту; они пробуют купить несколько минут счастья, дружеских отношений, возможно, даже немного лести.

Она снова замолчала. Почему женщина должна платить за компанию мужчины? Чтобы получить немного внимания, которое ее муж или парень не дали ей? Предотвратить невыносимое одиночество? Найти какой-то смысл в своей жизни? Чтобы верить хотя бы на час, что она действительно красива и желанна? Или просто хорошо провести время?

— Все причины, — решила Беверли, — имели под собой основание. Все мы хотим, чтобы нас любили и говорили, что мы красивы. Все мы в то или иное время ищем смысл нашей жизни или пробуем обнаружить, каковы наши мечты. У всех нас есть страхи и потребность в руках, которые бы нас держали, и в теплом теле, чтобы защитить нас от ночи.

— Что сделал Боб? — спросила она внезапно.

— Сделал? — переспросила Мэгги. — Он уволил моделей. Почему ты спрашиваешь?

— Кармен, Боб Маннинг говорит, что за пять лет, в течение которых Дэнни Маккей владеет «Королевскими фермами», он не потрудился осмотреть вспомогательные холдинги компании. Это действительно так?

— Да, насколько мне известно. Он слишком занят, скупая авиакомпании и бейсбольные стадионы, чтобы беспокоиться об одном маленьком магазинчике, находящемся за тысячу миль.

— А офисы над «Фанелли»? Там все те же арендаторы? Компания почтовых переводов, дизайнер интерьера?

— Каждый хочет иметь адресом Беверли Хиллз, ты же знаешь. Есть люди, арендующие уютные местечки над «Фанелли». Почему ты спрашиваешь?

Беверли снова посмотрела вниз на теннисный корт, на бодрую Энн, которая, как она знала, голодала, чтобы хорошо выглядеть в теннисном платье. И она вспомнила, что, когда встретила Энн в первый раз двадцать три года назад, та страдала от необходимости идти на рождественскую вечеринку одной. И как Беверли устроила все так, чтобы Рой Мэдисон сопровождал ее, и как, наполнив Энн уверенностью в себе, этот случай перевернул ее жизнь.

— Фантазия, — снова сказала Беверли, глубоко задумавшись. — Это была только фантазия, разыгранная сцена, но посмотрите, что она сделала для Энн.

Кармен спросила:

— О чем ты думаешь, amiga?

Беверли посмотрела на подруг.

— Я хочу, чтобы Боб опять нанял тех моделей.

— Что?

— А потом я хочу убрать этих арендаторов над магазином. Мэгги, найди для них новое место. Помоги им переехать.

— Но почему?

— У меня есть лучший вариант использования комнат над «Фанелли».

Беверли попросила, чтобы шофер подъехал к обочине и припарковался. Она ждала в своем «роллс-ройсе» и наблюдала за скромной группой людей сквозь тонированное стекло. На похоронах были, возможно, двенадцать-пятнадцать человек. Большинство из них плакали. Беверли тоже испытывала желание заплакать.

Когда погребальная служба закончилась и люди начали возвращаться к лимузинам, Беверли вышла из автомобиля и подошла к маленькой женщине в черном, которую поддерживали два человека.

— Миссис Вайзман? — спросила Беверли.

Седая женщина посмотрела на нее пустыми глазами.

— Я знала вашего мужа, — мягко произнесла Беверли. — Он оказал мне услугу много лет назад. Я обещала, что никогда не забуду его. Это был великий человек.

— Да…

— Пожалуйста, возьмите это.

Госпожа Вайзман моргнула, глядя на конверт, протянутый рукой в перчатке. Один из двух поддерживающих ее мужчин лет сорока взял конверт и сказал:

— Простите, моя мать чувствует себя нехорошо.

— Я понимаю. Я не хотела вторгаться в ваше личное горе. Я только должна была отдать вам это в память о вашем муже.

Они наблюдали, как она шла, высокая белокурая женщина в норковой шубе, а потом села в белый «роллс-ройс». На заднем сиденье арендованного лимузина доктор Уолтер Вайзман открыл конверт и вытащил содержимое.

— Мой бог! — Он быстро повернулся, как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как белый «роллс-ройс» скрылся за поворотом.

В свои последние годы доктор Сеймор Вайзман, пластический хирург, поддерживал дело помощи евреям, бегущим из России. Неизвестная женщина, чье имя Вайзман так никогда и не узнал, организовала миллионный фонд его имени для спасения советских евреев.

Энн Хастингс не могла поверить своим ушам. Она уставилась на своего старого друга Роя Мэдисона с таким недоверием, что он засмеялся.

— Ведь это несерьезно? — кричала она.

— Проверь сама, если ты мне не веришь.

Они обедали в грязной маленькой закусочной на пляже «Венеция», это место было еще не «открыто» и потому безопасно для Роя.

Из-за его известности он не осмеливался ходить в места, где его могли узнать, если, конечно, он не был расположен к тому, чтобы его узнавали. Теперь, когда он был номинирован на премию «Оскара» за свой последний кинофильм, было немного мест, куда красивый грубой красотой Рой Мэдисон мог пойти без того, чтобы ему не досаждали. Кроме этой грязной закусочной на пляже «Венеция», где любопытная компания забулдыг, беглецов-подростков и пенсионеров ела мелко порубленную солонину с картофелем фри.

Со времени их первого свидания двадцать три года назад, когда очень молодой и безработный Рой Мэдисон изменил свою внешность и повел очень молодую и несчастную Энн на рождественскую вечеринку ее кузины, они стали близкими друзьями. Они пытались встречаться по крайней мере один раз в месяц для неспешной и откровенной беседы, которую не могли вести с кем-либо еще. Энн обычно жаловалась на свою сексуальную жизнь и кретинов, которых она находила в барах, и Рой обычно жаловался на свою сексуальную жизнь и кретинов, которых он находил в барах. Но сегодняшний день был исключением, сегодня он хотел сообщить что-то новое и очаровательно шокирующее, пищу для долгой и увлекательной дискуссии.

— На самом деле? — прошептала она, наклоняясь через стол. — Они действительно собираются сделать наверху комнаты и все такое? Я не верю этому.

— Я знаком с Майклом пару лет. Он не гей, мы просто друзья. Так или иначе, я помог ему получить работу в «Фанелли». Он говорит правду. — Рой усмехнулся и засунул в рот картошку.

Энн не верила своим ушам.

— Но, — спросила она, — зачем Бобу Маннингу делать это? Организовывать бордель, я хочу сказать?

— Ну, по словам Майкла, он и некоторые другие парни уже делали это на стороне некоторое время, чтобы подзаработать. Он сказал, что, когда Маннинг узнал об этом, их всех уволили. А затем, три дня спустя, их снова наняли и сказали, что они продолжат свое побочное занятие, но под руководством Маннинга. Я предполагаю, старый Боб решил, что, если клиенты хотят платить за это, значит, черт возьми, пусть у них будет эта забава. — Рой отхлебнул большой глоток диетической колы и добавил: — Маннинг также сказал, что они не могут позволить, чтобы парни ходили куда хотели, и делали, что хотели. Все будет проходить под одной крышей под некоторым контролем. Они должны думать о герпесе, венерических болезнях и прочем.

— Я просто не могу поверить в это! — снова сказала Энн, ее глаза светились от волнения. — Я хочу сказать, Боб Маннинг — такое напыщенное ничтожество! А если Беверли узнает об этом? Мой бог, Рой, она же основала «Фанелли»!

— Вот это интересный момент. Майкл говорит, что он три раза видел Беверли, поднимающуюся наверх с Бобом, и что они говорили в основном конфиденциально. Поэтому мне кажется, что Беверли должна уже знать об этом.

Теперь она действительно посмотрела на него недоверчиво.

— Да ладно тебе, Рой! Я говорю о Беверли Хайленд, нашей старой подруге, которая такая пуританка и ханжа, что ни разу не встречалась с мужчиной за эти двадцать четыре года, что мы ее знаем! Она не стала бы потворствовать такой затее!

— Майкл сказал, что с ней были две женщины — рыжеволосая и чикана[2]. Мне кажется, это Мэгги и Кармен.

— Это невозможно! — прошептала Энн. Потом она замолчала, внезапно вспоминая различные случаи в течение этих многих лет, когда она подходила к Беверли, Мэгги и Кармен, сидевшим голова к голове, обсуждающим что-то тайное и замолкающим, когда они видели Энн. Она всегда знала, что была для них посторонней, не была в действительности одной из них. У этих троих было что-то, что объединяло их вместе более крепко, чем с ней, даже при том, что они были подругами в течение стольких лет. Но какой же тайной они были связаны?

Через пятнадцать минут, попрощавшись с Роем и двигаясь на большой скорости по автостраде Санта-Моники в своем «БМВ», Энн переварила и наконец приняла то, что сказал ей Рой: что над «Фанелли» откроется тайный публичный дом и что так или иначе Беверли знала об этом. И, как только она привыкла к этой мысли, другая идея пришла ей в голову. Она была такой поразительной и захватывающей дух, что Энн взволнованно придавила ногой педаль газа, пока автомобиль не поехал со скоростью девяносто миль в час и ее не остановил полицейский. Из-за этого она опоздала в офис Беверли Хайленд.

Боб Маннинг думал, что это блестящая идея — он думал, что все идеи Беверли были блестящими, и с нетерпением ждал момента, когда можно будет взяться за дело. Но они должны были быть осторожны.

— Никто, — подчеркнула Беверли, глядя на Боба, Мэгги и Кармен, сидящих по другую сторону стола, — абсолютно никто не должен догадаться об этом. Мы должны быть очень осторожны с теми, кого нанимаем для работы наверху, и с клиентами, которых принимаем. То, что мы делаем, абсолютно незаконно и может иметь для нас неприятные последствия. И еще большую осторожность мы должны проявлять в том, чтобы ни один намек об этих изменениях не достиг штаб-квартиры Дэнни. Мы не можем позволить рыскать здесь шпионам из «Королевских ферм».

Они обсудили, где расположить «фабрику фантазий» Беверли, как Мэгги называла это. Кармен не была уверена, что организовать это заведение над магазином «Фанелли» было очень хорошей идеей. Но Боб упорно настаивал, что это единственный способ, которым он мог осуществлять строгий контроль над моделями и их клиентами. Это был самый безопасный путь, говорил он, и самый простой. И с чего кто-то должен был узнать? Насколько было известно бухгалтерам в «Пасторствах Благой вести», эти помещения сдавались в аренду законным предприятиям. Они будут так же продолжать получать арендную плату, просто не будут знать о смене арендатора.

— Секретность здесь жизненно необходима, — сказала Беверли. — Я хочу, чтобы женщины были защищены. Я уверена, модели захотят хранить тайну, чтобы защитить такие выгодные рабочие места. Один слух — и они все окажутся на улице. А что касается клиентов, им тоже не нужна огласка. Большинство из них — замужние женщины. И я настаиваю на тщательном отборе моделей и клиентов. Мы должны установить самые высокие стандарты для обеих сторон. Я поручу этот аспект деятельности Джонасу, когда он вернется из Аравии.

Остальные кивнули и принялись за работу.

Кармен первой сделала сообщение. Она провела кое-какое расследование в сфере различных эскорт-услуг, которые предлагались в Лос-Анджелесе и окрестностях.

— Наиболее прибыльное и самое крупное предприятие в них не рассматривает своих «сопровождающих» как сотрудников. Нет никакой платежной ведомости, никакого социального обеспечения, никакого страхования и т. д. Эскорты фактически работают как независимые подрядчики. Если мы организуем свое заведение по таким же принципам и будем иметь дело исключительно с наличными деньгами, то избавимся от бумажной волокиты и значительно снизим риск быть раскрытыми.

Беверли согласилась и повернулась к другим, чтобы услышать их мнение.

— Я думаю, что мы должны ограничить членство, — сказала Мэгги. — Иначе, если распространится слух, мы будем буквально завалены клиентами. Женщины будут выстраиваться в очередь на улице! Мы должны будем ввести какие-то ограничения.

— Мы можем установить членские взносы, — сказала Кармен. — Как в загородном клубе. И новых членов будут приводить с собой только зарекомендовавшие себя старые члены клуба.

Беверли обратилась к Маннингу.

— Боб, я возлагаю на вас ответственность за мужчин. Мы должны выработать для них кое-какие руководящие принципы, которым они должны будут следовать. Мы не хотим, чтобы наши клиенты заразились герпесом или венерическими болезнями.

Это удивило его. Беверли Хайленд всегда казалась ему такой леди. Как могла она знать так много об управлении борделем?

— Я поговорю с ними, — сказал он. Его также поразила ее способность точно знать, чего хотят люди. Он знал, что секретное предприятие будет иметь успех.

— Мэгги, позаботься о реставрации пустых офисов над магазином. Спальни и личная столовая должны быть идеальны. Не обращай внимания на стоимость. Комнаты нужно сделать красивыми, окружающую обстановку — соответствующей фантазии каждой женщины. Наконец, Боб, вы должны проинструктировать мужчин. Эти женщины будут покупать драгоценные мечты, и я не хочу, чтобы они испытывали обиду или разочарование.

— Что мне сказать парням?

— Скажите им, чтобы они обеспечили хороший секс, вот что нужно им сказать, — прозвучал голос из дверного проема.

Они обернулись и увидели Энн Хастингс, стоящую с руками на бедрах и широкой улыбкой на лице. Она вошла и закрыла дверь.

— Вы говорите парням, что они должны забыть о собственном удовольствии и сосредоточиться на том, чтобы доставить удовольствие клиентке. Скажите им, чтобы не торопились, не распускали слюни, грязно не ругались. Скажите им, чтобы они были любящими и заботливыми и вели себя так, будто женщина, с которой они находятся, — единственная женщина в целом мире. Предупредите их насчет дурного запаха изо рта, отросшей щетины и грубых рук. — Она примирительно улыбнулась Беверли. — Прости, я подслушивала, мне жаль.

— Что ты слышала?

— Не волнуйся, я не слышала ничего. Я узнала историю от Роя, которому рассказал его хороший друг Майкл.

Когда Мэгги бросила взволнованный взгляд на Беверли, Энн оглядела их всех и заговорила торопливо.

— Не беспокойтесь из-за меня. Я не собираюсь никому ничего рассказывать! Я только хочу в этом участвовать.

— Участвовать! — сказала Кармен. — И что ты будешь делать?

— То же самое, что я делала для «Королевских бургеров» все эти годы: осуществлять контроль качества. Убеждаться в том, что мы поддерживаем высокие стандарты и что каждый клиент получает пользу от этих стандартов. В конце концов, секс — такой же товар, как и все остальное. Он может быть отличным, а может быть паршивым.

Они переглянулись.

— Послушайте, — сказала Энн. — Кто-то должен рассказать этим парням, что действует на женщин. Кто-то должен проинформировать их о том, как действительно нужно заниматься любовью с женщиной. Иначе вы рискуете прогореть.

— И я предполагаю, — медленно произнесла Кармен, — что ты сама обучишь их и проследишь, чтобы они все соответствовали стандарту?

Энн усмехнулась.

— С гамбургерами это дает хороший результат, не так ли?

Беверли кивнула головой:

— Очень хорошо. Теперь, я думаю, все мы знаем, что должны делать. Начиная с этого момента мы занимаемся бизнесом воплощения мечтаний.

43

Джейми пришлось объехать шесть раз вокруг квартала, прежде чем он нашел место стоянки. И затем ему нужно было объясниться с сукой в белом «линкольне-континенталь», которая чуть не разбила его «фольксваген» своим большим сверкающим буфером. Опустив несколько монет в счетчик оплачиваемого времени стоянки автомобилей, Джейми сделал паузу, чтобы взглянуть на магазин мужской одежды с эмблемой бабочки на двери по другую сторону улицы.

Он знал парней, которые действительно отоваривались здесь.

Он знал и тех, кому в этом магазине покупали одежду их мамочки-любовницы.

Они были счастливчики: между делом им удалось найти богатую даму, которая заботилась о них. Джейми так не повезло.

Странно, но его еженедельное плавание в бассейне Беверли Хайленд ни к чему не привело. Она даже перестала смотреть на него. Что он сделал не так?

— Ты должен был сделать шаг, — говорил ему Гарри, его сосед по комнате. — Она должна заботиться о своей репутации, понимаешь? Она сторонник номер один преподобного Дэнни и не может просто так подойти к чистильщику бассейна.

— Но какой ход я должен сделать? — спросил Джейми, действительно желая получить совет. — Мне бы только оказаться в этом доме…

— Я не знаю. Ты — жеребец.

Но Джейми чувствовал, что у него было слишком много здравого смысла, чтобы делать какие-то откровенные сексуальные намеки женщине, подобной Беверли Хайленд, и в результате он упустил возможность.

Но теперь все выглядело так, будто возможность снова стучалась к нему. И самым неожиданным способом.

Несколько дней назад ему позвонили по телефону от директора этого самого магазина. Не хочет ли он пройти собеседование, чтобы устроиться на работу в этот магазин в качестве модели? Работа была легкой и приятной, зарплата очень хорошей. «Как узнали о нем? — спросил он. — Как узнали его имя и номер телефона?» Ему ответили, что кто-то порекомендовал его.

Он перебежал через улицу, уворачиваясь от машин, и остановился перед окном, чтобы в последний раз взглянуть на себя.

Джейми знал, что он красив и упорно трудился, чтобы поддерживать свой образ. Постоянные тренировки, необходимая диета, много солнца и усовершенствованный образ Джефа Бриджеса: мятая шелковая гавайская рубашка, расстегнутая до пояса, и плиссированные слаксы без ремня цвета хаки.

Он вошел, немного стесняясь, в этот магазин, являющийся да я него выходом в свет, и прошел к его задней части, где директор сказала, что встретит его. Там он увидел клиентов — женщин, одетых по последней моде и очень дорого. Они сидели на парчовых стульях, пили чай и наблюдали, как мужчины-модели демонстрируют лучшее из коллекций Ральфа Лорена и Хьюго Босса. Глядя на моделей, Джейми решил, что может потягаться с любым из них; это означало, что он получит работу.

Молодая женщина в черной юбке и белой блузке с бабочкой, вышитой золотом на кармане, подошла к нему и попросила, чтобы он шел с нею. Они вошли в маленький лифт и проехали один этаж. Наверху она подвела его к первой двери справа; когда они вошли, он оглядел коридор и, увидев два ряда закрытых дверей, подумал, что здесь находятся офисы.

Элегантно одетая женщина, довольно симпатичная, поднялась, чтобы поздороваться с ним. Она протянула руку для пожатия и пригласила его сесть. Когда они остались одни, она представилась как директор, не называя своего имени, и сразу перешла с ним на «ты», назвав его Джейми.

— Что ты думаешь о нашем магазине? — спросила она.

— Классное место.

— Ты видел наших моделей? Как думаешь, ты хотел бы заниматься такой работой?

— Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Но кто дал вам мои данные? Я хотел бы поблагодарить его или ее.

— Позволь мне рассказать тебе кое-что о работе.

Он слушал со всей серьезностью, кивая с чопорным выражением лица, когда она упомянула размер зарплаты, слишком высокий, чтобы в это можно было поверить, и сказал, когда она закончила:

— Да… Думаю, что смогу работать здесь.

Она улыбнулась.

— Я должна сразу предупредить тебя, что буду проводить собеседование с несколькими другими молодыми людьми по поводу работы. У нас есть только одна вакансия, а я получила несколько рекомендаций. Поэтому я не смогу сообщить тебе свое решение сегодня.

Он чуть не закричал от досады, но сдержался.

— Да, я понимаю. Конечно, — сказал он.

— А теперь я хотела бы посмотреть, как ты ходишь.

— Хожу?

— Важно, как ты ведешь себя, чтобы продемонстрировать нашу одежду с самой выгодной стороны.

Он встал и безжизненно прошел по комнате.

— Пожалуйста, попробуй расслабиться, Джейми. Не насилуй себя.

Он сердито улыбнулся ей.

— Я никогда прежде не думал о своей походке. Теперь, когда я думаю об этом, я не могу этого делать!

— Я понимаю. Знаешь, что я хочу тебе сказать. Почему бы тебе не представить, что ты просто вошел в… э-э… скажем, в бар. И ты видишь, что я сижу за этим столом. Ты хочешь подойти и присоединиться ко мне. Начни вон оттуда и иди ко мне.

Он пошел к двери, повернулся, посмотрел на нее долгим взглядом, а затем приблизился к ней своей медленной флиртующей походкой а-ля Дон Джонсон.

Она казалась довольной.

— Ты мог бы снять рубашку?

Его брови взметнулись вверх.

— Ты будешь демонстрировать купальные костюмы.

— О да. — Он снял рубашку и немного поиграл мускулами.

Она слегка нахмурилась.

— Что случилось?

— Да нет… ничего. Совершенно. Все в порядке. Ты можешь опять надеть рубашку.

Это не понравилось ему. Ни одна женщина еще не попросила, чтобы он надел свою рубашку.

Она поднялась с дивана и протянула руку.

— Я позвоню тебе в течение нескольких дней.

— И это все? Вы хотите сказать, что собеседование окончено? Разве я не должен написать заявление или что-то подобное?

— Я не думаю, что это понадобится.

«Что за чертовщина?»

Он пробовал улыбаться, пожимая ей руку, но чувствовал, что сильно раздражен. Что в нем такого, что ей не понравилось? Джейми был на многих собеседованиях по поводу устройства на работу и понимал, когда он не проходил.

— Послушайте, — начал он. — Я хочу, чтобы вы знали, что я действительно хочу получить эту работу. Я хочу сказать, я бы устроил для ваших клиентов первоклассное представление. Они бы стали покупать одежду направо и налево.

— Я уверена в этом, Джейми.

— Но?

— Как я тебе уже сказала, есть еще несколько человек, с которыми я должна провести собеседование.

— Но я прошу вас от всего сердца, — сказал он, улыбаясь ей своей самой обольстительной улыбкой. — Что у них, возможно, есть, чего нет у меня?

— Ну…

Он оценил ситуацию за долю секунды. За эту работу платили больше, чем все, о чем он мог мечтать в другом месте, это была легкая работа, и он будет ежедневно выставлять себя на показ одиноким, сексуально озабоченным богатым бабам. Он решил рискнуть.

— Послушайте, — сказал он, ближе подходя к ней. Джейми вычислил, что ей около пятидесяти. Самый подходящий возраст, чтобы быть восприимчивой к милой светской беседе. — Я действительно хочу получить эту работу.

Она посмотрела на него.

— Я хочу сказать, — тихо проговорил он с соблазнительной улыбкой, — я сделаю все, чтобы добиться этого.

— Сделаешь?

Его сердце бешено колотилось. Ну что самое худшее она может сделать? Он думал, что уже не получит работу, и ему нечего было терять.

— Что бы ты сделал? — спросила она тоже тихо.

Она повелась на это!

— Назовите это сами.

— Ты предлагаешь мне взятку, Джейми? — сказала она с некоторым лукавством.

— Все, что я могу сказать, если вы наймете меня, — вы будете довольны, что сделали это. Я смогу затмить всех этих симпатичных мальчиков там. Я сделаю ваших клиентов очень счастливыми.

— А как насчет меня?

Он не пропускал ни единого намека.

— Я могу и вас сделать счастливой.

— Как?

Он колебался только долю секунды, затем наклонился и поцеловал ее в губы.

Когда он отстранился, он увидел, к своему облегчению и безграничной радости, что она улыбается.

— Это было мило, — прошептала она.

— Меня примут на эту работу?

— Ты еще не подкупил меня.

Тогда он обнял ее и закрыл ей рот поцелуем.

— Эй, — сказала она, смеясь и отталкивая его. — Не торопись! В нашем распоряжении весь день.

Он протянул к ней руку.

— Я просто хочу показать вам, насколько я могу быть благодарным.

— Ну за пять минут ты не сможешь. — Она взяла его за руку и повела к дивану. — Теперь, — произнесла она, обвивая руками его шею, — покажи мне, что ты можешь делать.

Он начал энергично и торопливо, думая: «Господи! Это самый легкий способ получить работу!»

Когда она остановила его первый раз и волшебным образом извлекла откуда-то презерватив, он был ошеломлен, но надел его, как она просила. Но, когда она остановила его второй раз и начала настаивать, чтобы он замедлил темп, он почувствовал, что его раздражение нарастает. Было трудно делать это медленно, он стремился проникнуть в нее, дать ей, как он бы выразился, «трах всей ее жизни». Но, когда они быстро достигли этой стадии, лежа на полу, он снял ее трусики и пристроился у нее между ног, она остановила его снова и сказала немного нетерпеливо:

— Я сказала, медленнее. Ты что, на самолет опаздываешь?

Он слегка приподнялся и посмотрел на нее негодующе.

— Никогда раньше никто не жаловался.

— О, я в этом просто уверена, Джейми. Женщины редко критикуют мужчину за то, как он занимается с ними любовью. Они слишком боятся ранить его чувствительное эго. А я не боюсь говорить это, Джейми. Если быть абсолютно честной, ты не очень хорош.

Его эрекция уменьшилась.

Когда он начал вставать, она притянула его обратно и сказала:

— А теперь перестань злиться по любому поводу. Если ты все делаешь правильно, ты получаешь работу. Как тебе такое предложение?

— Если я все сделаю правильно! Леди, я оттрахал больше…

Она прикрыла рукой его рот.

— Пожалуйста, не используй это слово.

— Чего вы хотите от меня? Вы хотите, чтобы я вас т… занялся с вами любовью, или нет?

— Да, я хочу. Но так, как это доставляет удовольствие мне, а не тебе.

Он искренне удивился. Разве половой акт доставляет удовольствие не обоим партнерам?

— Послушай, Джейми, — сказала она мягко, поглаживая его затылок. — Я уверена, что ты был бы очень хорош, но ты двигаешься слишком быстро и стараешься слишком сильно. Никакая женщина не любит, когда на ней лежит задыхающееся, слюнявое животное. Кстати, когда ты находился внутри меня, ты даже не посмотрел на меня. Как будто ты не сознавал, что я есть.

— Как вы можете говорить это? Господи, я засунул свой член почти до вашего…

— И еще одна вещь, Джейми. Язык. Прежде чем заниматься любовью с женщиной, убедись, что она хочет слышать слова, подобные этим. Иначе они действуют как выключатель.

Он сердито вздохнул.

— Джейми, — прошептала она. — Давай попробуем снова.

Она потянулась и взяла в руки его член, чтобы опять сделать его твердым. Но он взял ее за запястье и сказал:

— В этом нет необходимости. Он встанет через секунду или две.

И она поняла, в чем заключается одна из проблем Джейми: у него был маленький член.

Когда она сказала об этом вслух, он явно сконфузился.

— Ну, вы же знаете, что об этом говорят! Важен не размер, а то, что ты можешь делать с его помощью.

— И это правда. Не всем женщинам нравится большой член, Джейми. Многим даже все равно, какого он размера, если только мужчина знает, как доставить удовольствие.

Это было то, что она выяснила о Джейми: для того чтобы компенсировать то, что он считал недостаточным, он занимался любовью со слишком большим пылом и напряжением. Результат, однако, был вовсе не компенсацией, а составным элементом проблемы.

— Когда ты захочешь в будущем заняться любовью с женщиной, — сказала она мягко, лаская и возбуждая его, — не раздвигай ее ноги как можно шире, как ты сделал со мной. Соедини их вместе, чтобы они почти касались друг друга. Вот так. Ты видишь? Ты по-прежнему можешь войти в меня, но теперь я чувствую это. И это чувство очень приятное, Джейми.

Он начинал расслабляться. Забыв о своей уязвленной гордости, он позволил ей вести себя, понимая, что в действительности получает больше удовольствия от того, что она преподавала ему, чем от своего обычного полового акта. Он мог чувствовать ее лучше, это было более плотное соединение, и в этом было что-то новое — теплота, своего рода близость, которых он не чувствовал прежде.

— Медленно, — прошептала она, когда ее бедра качались вместе с его. — Медленно и мягко. У женщины наиболее чувствительные зона находятся на входе. Постарайся почти полностью выйти из меня, позволь мне почувствовать это, а затем снова входи в меня. О… — вздохнула она. — Вот так. Да… Да…

Половой акт занял у него гораздо больше времени, чем когда-либо ранее в его жизни, и он получил от него гораздо больше наслаждения, чем когда-либо прежде. Когда они закончили, собираясь и поправляя одежду, он сказал с хитрой ухмылкой:

— Ну что? Я принят на работу?

Она посмотрела на него долгим задумчивым взглядом.

— Я думаю, — сказала она, как будто у нее возникла новая мысль. — Может, ты захочешь работать наверху?

Наверху? В управлении? Господи, если бы он знал прежде, что может принести сношение с женщиной-начальником…

Теперь пришло время открыть ему истинную цель собеседования, истинную сущность того, что происходило за эмблемой бабочки.

— Я должна полностью доверять тебе, Джейми. Это именно так. Ни слова об этом не должно быть произнесено вне стен этого кабинета.

— Вы можете доверять мне.

Да, она была уверена, что могла доверять ему. Особенно когда она сказала ему, сколько там платят. Это был беспроигрышный вариант — предполагаемый компаньон слишком сильно дорожил работой, чтобы трепаться о ней своим друзьям. Не было никакого смысла в том, чтобы рисковать курицей, несущей золотые яйца, — думали все без исключения; никакого смысла в том, чтобы создавать конкуренцию.

Сначала он слушал и смотрел на нее изумленно. А затем, когда до него начало доходить и он начал размышлять о том, чтобы принять эту идею, в красивых голубых глазах Джейми засверкало множество огоньков.

— Вы говорите, что я буду получать такое жалованье плюс хорошие чаевые, — а он был уверен, что чаевые будут хорошие, — и любую киску, которую я захочу?

— Члены нашего клуба — женщины из высшего общества. Если они захотят услышать язык, подобный этому, они скажут об этом. Если нет, груди — это груди, а не сиськи, и так далее.

— Да, понял.

— Итак, только я и мой помощник будем знать, кто ты есть на самом деле. Нет никаких письменных отчетов, тебе будут платить наличными.

— Ничего себе. Этим что, мафия управляет?

Она терпеливо улыбнулась ему.

— Ты никогда не будешь видеть кого-либо еще, кто вовлечен в деятельность «Бабочки». Тебе всегда будем звонить по телефону я или мой ассистент. И я рассчитываю на твое благоразумие в общении с другими компаньонами. Никакого грубого сравнивания доходов, пожалуйста.

— Да, я все понял. Мой рот на замке. Проклятье, за такие деньги…

— Теперь, есть несколько моментов, которые мы должны оговорить заранее. Прежде всего, ты будешь пользоваться презервативом всегда. Всегда. Ты не возражаешь против анализа крови?

— Нет.

— Теперь слушай дальше. Наша деятельность отличается от заведений, которые обслуживают клиентов-мужчин. Например, наша самая горячая пора — дневное время, а не ночью, по очевидным причинам. Многие из членов нашего клуба состоят в браке. Они могут отлучиться только днем. Ты не должен спрашивать члена клуба ее имя или где она живет, или что-нибудь личное о ней. Эта анонимность в «Бабочке» позволяет членам клуба чувствовать себя в безопасности. Женщины приходят сюда потому, что найти подобное где-либо еще невозможно или слишком опасно. Еще раз я должна подчеркнуть тайну того, что мы делаем здесь. Если мы позволим просочиться правде, это привлечет, ну, скажем, некоторых шпионов, которым мы не можем позволить узнать о нас.

«Шпионы!» — подумал Джейми со смехом. Полицейский рейд на это заведение, без сомнения, носил бы свой обычный характер «Кто есть Кто».

— Никаких наркотиков, Джейми. Это правило номер один. И сведи потребление алкоголя к минимуму. Не пей с членами клуба вообще, если это возможно. Если ты обычно пользуешься лосьоном после бритья или одеколоном, используй его в минимальных количествах. Наши члены не могут позволить себе возвращаться к своим мужьям, неся с собой запах «Брута». Ты всегда должен вести себя как джентльмен. Наши члены — леди, никогда не забывай об этом. Твои первые несколько свиданий пройдут с давними членами клуба, чьи сексуальные предпочтения довольно просты и безыскусны. Что касается самого секса, не забывай, что ты всегда должен делать то, что хочет женщина, а не то, что хочешь ты или что ты думаешь, она хочет. Обращай внимание на сигналы. Я уверена, что ты слышал, что некоторые женщины более чувствительны выше талии, другие — ниже талии. Выясни, к какой категории относится твоя леди, и действуй соответственно. И, ради бога, Джейми, действуй медленно. Эти женщины платят много денег за то, что ты занимаешься с ними любовью. Делай это хорошо. И учись быстро надевать презерватив. Не стоит выставлять это напоказ. Во время общения смотри на женщину, с которой ты находишься в настоящий момент. Контакт глаз во время сексуального акта имеет возбуждающее действие. К тому же она будет знать, что ты занимаешься любовью с нею, а не фантазируешь о ком-то еще.

Она улыбнулась и сказала:

— Итак, у тебя есть вопросы?

— Только один. Как дают деньги?

— С большим вкусом и незаметно. Не надо делать это наглядно. И если она дает тебе чаевые, покажи ей свою благодарность. Скорее всего, в следующий раз они будут больше. Есть еще вопросы?

— Да. Когда я приступаю?

Именно так Энн Хастингс завербовала компаньонов для «Бабочки».

44

Труди вздохнула, когда почувствовала, что твердый член вошел в нее. Она сомкнула ноги вокруг его талии, закрыла глаза и прошептала:

— Быстрее. Быстрее.

Его звали Джон, или Майк, или Стив. Она познакомилась с ним прошлым вечером в ресторане «Ред Аньен» и пошла с ним домой. Они решили насладиться быстрым утренним сексом, прежде чем оба отправятся на работу. Она не знала, чем он занимался. И ее это не интересовало. У нее не было никакого желания встречаться с ним когда-либо еще.

«Это однозначно должно прекратиться», — подумала она, когда он достиг оргазма раньше нее, а поэтому обмяк прежде, чем она кончила.

Позже, когда она вела свой «корвет» по обдуваемым ветром холмистым улицам Бел Эйр, Труди серьезно задумалась о своей жизни. И то, что она увидела, не порадовало ее. Игра в анонимный секс с автоматически возобновляемыми партнерами была слишком опасна для того, чтобы продолжать в нее играть. И, кроме того, знакомства в барах не были панацеей от одиночества. На самом деле, решила она, они делали одиночество более острым и более невыносимым.

Она хотела кого-то постоянного. Кого-то, кого можно было бы любить и с кем хотелось бы разделить жизнь.

Но кого? Помимо субботних знакомств, кем были мужчины в ее жизни?

Ей на ум пришел Билл — так часто происходило в последнее время. Они столкнулись друг с другом на стройплощадке. Они никогда не разговаривали, просто кивали, приветствуя друг друга. Она предполагала, что он все еще зол на нее, несмотря на то, что она принесла ему свои извинения. Труди раздражало то, что в таких случаях она начинала размышлять о том, какой он любовник. Она решила, что Билл — этакое трехминутное яйцо: один из мачо-любовников, которые способны только сунуть-вынуть, а потом неизменно спрашивают тебя после секса, было ли тебе так же хорошо, как и им. По своему опыту Труди знала, что плохие любовники всегда задавали этот старый как мир вопрос после секса, в то время как опытные любовники знали, что они хороши, и никогда не задавали этого вопроса. Подобно Томасу в «Бабочке». Он никогда не спрашивал.

Томас…

И снова она подумала о загадке, которая окружала ее отношения с компаньоном «Бабочки». Каждый раз, бывая с ним, Труди пыталась понять, что в ее встречах с Томасом делало их настолько особенными. Она решила, что это было не из-за их анонимности, потому что такими же анонимными были ее встречи с незнакомцами из бара субботними вечерами: полностью безличными. И дело было не просто в том, что он был хорошим любовником. Некоторые из ее субботних мужчин были великолепными любовниками, но она не чувствовала подъема. Что же тогда это было? Что происходило в стенах «Бабочки» с оплаченным компаньоном, что делало эти вечера такими захватывающими?

Она не могла избавиться от неприятного осадка, который оставляла у нее ночь с Джоном, или Майком, или Стивом. В их любовных ласках было что-то такое анималистическое, такое мертвое, что это почти походило на извращение. Как могла такая умная и интеллигентная женщина, как она, соглашаться на нечто столь пошлое, как раздеваться в присутствии незнакомого человека и делать с ним то, что на самом деле должно быть сохранено для тех случаев, когда понадобится выражение для глубокой любви?

Любовные ласки? Едва ли она могла назвать этим словосочетанием свои действия прошлым вечером и сегодня утром!

Они договорились с Джессикой пообедать в два часа, а сейчас было только одиннадцать. Труди решила проверить пару объектов, где велось строительство бассейнов, прежде чем направиться к ресторану.

Великолепный майский солнечный свет проливал свою благодать на чисто вымытый Лос-Анджелес и на светлые волосы Труди, когда она ехала по бульвару Сан-Сет. Когда она подъехала к месту, где розовые здания отеля «Беверли Хиллз» выглядывали из-за пальмовых деревьев слева от нее, Труди подумала о работе, которую выполняла фирма «True Pools» на вершине холма по этой же самой улице.

Она проверяла объект только вчера. Сандерсон вырыл хороший котлован (он вел себя идеально после фиаско с водяной поверхностью в прошлом месяце), и Билл был готов привести свою команду. Это была следующая стадия в строительстве бассейна после того как котлован был вырыт, сталь проложена и установлена водопроводно-канализационная сеть.

Эта работа была первым предложением от кинозвезды на каньоне Колдвотер. Дом только что был куплен телепродюсером Барри Грином, чей хит — медицинское шоу «Пятый север», приносил ему доходов больше, чем когда-либо. Труди провела две напряженные недели, разрабатывая вместе с ним сложное устройство площадки с бассейном, которая будет покрыта красным деревом и кирпичом, водопадами, гидромассажными ваннами, валунами, тропическими папоротниками, — точно так же как на съемочной площадке. Ей особенно нравилось в этом проекте то, что Грин предоставил ей полную творческую свободу и фактически неограниченный бюджет.

Повинуясь импульсу, она повернула налево, в сторону от делового района и торгового центра Беверли Хиллз, говоря себе, что, раз это такая важная работа, она действительно должна держать все под контролем. Даже если Билл со своей командой был там.

И, конечно, его полноприводный GMC был припаркован рядом с котлованом.

Она надела солнечные очки, когда вышла из машины и шла по гравию, покрывавшему стройплощадку. В дом еще не вселились — Грин капитально его перестраивал, задний двор был в беспорядке завален тяжелым оборудованием, инструментами, кучами мусора и заполнен людьми, потеющими без рубашек внутри и вокруг недавно вырытого котлована. Билл изучал проекты и отдавал распоряжения своей команде.

Труди в нерешительности остановилась у его автомобиля. Она подозревала, что Билл мог воспринять ее неожиданный приезд как личное оскорбление, думая, что она хочет удостовериться, что он не испортит эту работу. Но она приехала вовсе не поэтому. Труди доверяла ему; она имела это в виду, когда говорила ему, что он лучший в бизнесе.

Закурив «Виржинию Слимз», она заглянула внутрь его автомобиля. На переднем сиденье валялись контракты, аудиокассеты, бейсболка и книга.

Последняя привлекла ее внимание. Она протянула руку, достала ее и прочитала название: «Святая кровь и святой Грааль».

«Точно! — подумала она. — Я прямо вижу Билла, читающего это. Для чего он возит ее с собой? Чтобы произвести впечатление на цыпочек?»

— Эй, леди-босс!

Она подняла глаза. Билл шел к ней. Когда он успел снять рубашку?

— Ты была здесь только вчера, — сказал он. — Проверяешь меня?

— Я вижу, ты иногда читаешь серьезную литературу. — Она кивнула на книгу.

Он забрал ее у нее и бросил назад на сиденье.

— Я буду тебе признателен, если ты не будешь лазить в мою машину.

— Готова держать пари, ты производишь впечатление на многих женщин этой книгой. Ты в самом деле говоришь им, что читаешь ее?

Он взял полотенце с приборной панели и вытер им потеющие лицо и шею.

— Я уже прочитал ее, если тебе это интересно.

— Да? — Она отошла от него на несколько шагов, небрежно куря и обозревая сцену строительства.

— Ты читала ее, конечно же, — сказал он, потянувшись к заднему сиденью, чтобы взять охлажденную баночку пепси.

— Мне понравилось.

Труди слышала, как Билл открыл баночку с напитком и пробормотал:

— Я уверен.

— И мне кажется, что их спор хорош, — сказала она, оборачиваясь.

Он сделал большой глоток, вытер рукой рот и сказал:

— Я так не думаю.

Труди оценивающе смотрела на него из-под своих больших солнечных очков:

— Почему нет?

Билл отвернулся от нее. Он прислонился к своему автомобилю и наблюдал, как его команда работает внутри и вокруг большой ямы, вырытой в земле.

— Это слишком банально. Слишком упрощенно. И звучит как отмщение. Что имели авторы против масонов хотя бы?

— Похоже, ты действительно читал книгу. Я предполагаю, что это было собрано воедино в основной концепции.

— Неужели тебе никто не говорил, что дискриминация по полу уже в прошлом?

Труди уставилась на него. Полуденное солнце сияло на его загорелых мускулах и длинноватых волосах, которые были влажными на кончиках. Джинсы были низко спущены на бедра, и одинокая струйка пота стекала вниз с его груди. Он был прав, черт побери, она смешала его в одну кучу с любителями пива, с которыми обычно сталкивалась на работе; ей бы никогда и в голову не пришло, что он читает такие книги.

— Да, — произнесла она спокойно, гася свою сигарету. — Я вижу, что ошибалась в тебе. Ты все-таки не просто еще одно симпатичное лицо.

Билл уставился на нее. Он наблюдал, как майский бриз шевелил завитки у нее на голове, как челка упала ей на глаза. И платье было какое-то новое. Он никогда прежде не видел ее в платье или юбке.

— Да, я предполагаю, что ты меня тоже одурачила.

Они долго смотрели на друг друга, затем Труди сказала:

— Я хотела бы как-нибудь подискутировать с тобой об идеях этой книги.

Он посмотрел на нее.

— Всегда пожалуйста. Но должен предупредить тебя, что я чертовски хорош в этом.

— А я состояла в дискуссионной команде в университете.

— Что за университет?

— Калифорнийский университет в Санта-Барбаре.

— Так у тебя еще и университетское образование. — Он наклонил голову назад и выпил остатки колы.

Труди смотрела на его шею. Когда он небрежно бросил банку на заднее сиденье автомобиля, она сказала:

— А у тебя, я подозреваю, степень доктора?

— Нет, только бакалавра.

— По какой специальности?

Он прошел мимо нее и направился к котловану.

— По восточной философии, — сказал он. А затем прокричал: — Эй, Фрэнк, скажи парням, чтобы сделали перерыв на обед. — Он повернулся и, сложив руки на груди, посмотрел на Труди. — Кроме того, получив степень, я обнаружил, что мне с ней некуда идти. Поэтому я вернулся к тому, чем занимался, чтобы заработать на учебу. К строительству. А почему ты занимаешься бассейнами, мисс чемпион дискуссий?

— Скажи мне, чем я могу заниматься со степенью по английской литературе, помимо работы в офисе или преподавания. Мой папа занимался строительством. Он научил меня всему, что знал.

— Твой отец, должно быть, умный малый.

Один из рабочих включил радио. «Пойнтер Систерс» исполняли «Нейтронный танец», в то время как из чемоданчиков для завтрака извлекались бутерброды и термосы.

— А ты видела их последнее произведение «Мессианское наследство»? — спросил он, указывая на книгу, находящуюся на переднем сиденье. На сей раз они поднимают вопрос о том, действительно ли Иисус основал христианство. Я только что начал ее, но с удовольствием дам тебе почитать, когда закончу.

— Спасибо, я бы не отказалась.

— Сочтешь ли ты это оскорблением от адепта мужского шовинизма, — спросил Билл, — если я скажу тебе, что ты хорошо выглядишь сегодня?

Труди, прищурившись, посмотрела на небо.

— Только если я могу сказать тебе, что у тебя симпатичная задница.

— Ты замужем? — спросил Билл.

— Кому нужна такая командирша, как я? А ты?

Его рот медленно растянулся в улыбке.

— Я женат на «Каталине-27», пришвартованной на пристани.

— Эй, Билл! — позвал его один из строителей. Парень подошел и завел с Биллом деловой разговор на несколько минут, пока Труди стояла и наблюдала за ними. И в это время она увидела, как Билл переминался с ноги на ногу и проводил рукой по своим волосам, и удивилась, внезапно почувствовав себя возбужденной.

Действительно возбужденной.

Это было не просто случайное любопытство относительно того, каким он окажется любовником; Труди испытывала внезапное, удивительное и подлинное сексуальное желание. И чем больше она думала об этом и пыталась понять это, тем больше обнаруживала, что очень хотела видеть его снова наедине.

Удивленная таким внезапным и неожиданным поворотом, она отошла от Билла и его помощника, и прохаживалась около его машины.

«Почему? — спрашивала она себя. — Почему теперь у меня возникли эти чувства к нему?» Он, конечно, не выглядел как-то иначе, чем обычно выглядел на объекте; пыльный и потный, часто без рубашки. Ей нравилась его внешность, но она никогда не возбуждалась от этого. Почему же это произошло сейчас?

Она достала сигарету из своей сумочки и держала в ее руке незажженной.

Она начала понимать, когда наблюдала, как Билл опустился на колени с каким-то механизмом и что-то делал с ним при помощи инструментов, что это новое чувство не было таким уж новым. В нем было что-то знакомое, как если бы она чувствовала нечто подобное прежде. Но не с ним. С кем-то еще. Чувство, которое редко захватывало ее, — сильное сексуальное желание определенного мужчины.

И потом она поняла: Томас.

Именно так она чувствовала, находясь со своим любовником из «Бабочки»; именно так Томас воздействовал на нее. Это было такое же возбуждение, такое же напряжение. Любовник Труди с серебристыми волосами доставлял ей такие ощущения, что не удавалось ни одному мужчине прежде, и, она боялась, никому не удастся в будущем. И все же, к своему удивлению, она внезапно испытала то же самое желание по отношению к Биллу.

Закончив с подчиненным, Билл шел теперь назад к ней. Вдруг он остановился и повернулся, чтобы крикнуть что-то своему прорабу. И то, как он повернулся, как качнулись его руки, как напряглись мышцы на спине, заставило сердце Труди биться прямо в горле.

— На сей раз я проложил три возвратные трубы, — сказал он с улыбкой. — Хочешь посчитать их? Или ты предпочтешь поспорить относительно достоинств «Святой крови и святого Грааля»?

И тут она поняла, в чем заключается причина этого странного, замечательного чувства, осознала, почему испытывала его с Томасом и почему Билл вызвал его теперь. Открыла тайну своих невероятных вечеров в «Бабочке» и то, почему она не могла, казалось, воссоздать их в реальном мире. На нее возбуждающе действовал интеллектуальный спор. Труди любила бросать вызов, ей нравилось тренировать ум в дебатах с сексуальным мужчиной. Это была своего рода прелюдия; столкновение умов и испытание силы интеллекта, что в конечном счете превращалось в сексуальную энергию, которая была более интенсивной и захватывающей, чем любая обычная физическая прелюдия. И она нашла свой ответ на тайну Томаса намного раньше, чем сформулировала вопрос: она сказала директору «Бабочки», что хотела побыть с человеком, который был бы умен, образован и мог увлечь ее в серьезную, интеллектуальную дискуссию.

Труди перевесила сумку с одного плеча на другое, внезапно почувствовав смущение.

— Итак, — проговорила она, испытывая желание закурить сигарету, но пытаясь бороться с ним, — восточная философия, да? Ты дурачил меня.

— Это взаимно.

Она полезла в свою сумку, достала зажигалку и торопливо прикурила сигарету. Ее недавно сделанное открытие наполняло ее противоречивыми чувствами. Оно застигло ее врасплох; ей нужно было подумать об этом, все разложить по полочкам и понять для себя, куда ей стоило направиться.

«Билл! — подумала она в изумлении. — Твердолобый Билл!»

— Ты не должна курить, — сказал он.

— Теперь мне кажется, что у тебя степень по медицине?

— Нет, — ответил он спокойно. — Я просто не хочу увидеть, как ты умрешь молодой.

Труди посмотрела на пальмовые деревья, которые обрамляли резиденцию Грина. Они красиво раскачивались от дуновения майского бриза. Наконец она бесцеремонно напомнила:

— Я все еще должна тебе.

Его брови поднялись вверх:

— За что?

— В моем офисе, в прошлом месяце. Помнишь? Ты потерял час работы, потому что я вызвала тебя, и ты сказал, что я должна тебе за это. Так что обед сегодня за мой счет. «Маурис» на Роксбери?

Он медленно потер руки и посмотрел вокруг.

— Я не хочу оставлять этих парней. Надо решить кое-какие проблемы. Кроме того, я привез обед с собой.

Она погасила сигарету и растоптала ее ногой:

— О’кей! Увидимся!

Она быстро села в автомобиль и только собралась завести двигатель, как подошел Билл и сказал:

— Что ты делаешь в воскресенье? Как насчет того, чтобы покататься со мной на яхте?

Она подняла на него глаза, и внезапно ей сильно захотелось оказаться с ним в открытом море, наедине, спорить, тягаться в остроумии, заниматься фантастическим сексом.

Но затем она вспомнила ту катастрофическую ночь с одним субподрядчиком, который занимался кирпичной кладкой: «Некоторые из парней спорят, что ты лесбиянка». И она подумала о бесконечной череде субботних ночей, полных разочарования, и парнях, которые охотились за ее деньгами или только хотели забраться ей под юбку. Внезапно ее захватила волна недоверия к новым чувствам по отношению к Биллу.

— Прости, — сказала она, заводя машину и сдавая назад. — Давай считать спор решенным.

Билл, озадаченный, наблюдал за ее «корветом», исчезающим в клубе пыли и гравия.

45

Черный рыцарь галопировал по полю для состязаний, копыта его боевого коня стучали и вздымали облака пыли. Он держал свое копье ровно и уверенно. Когда он поравнялся с Красным рыцарем, его прицел был верным и копье свалило противника на землю. Зрители шумно приветствовали его, когда Черный рыцарь подъехал к трибунам, где сидела его дама, и вернул ей ее вуаль, которую брал с собой на бой.

Толпа оживилась. Джессика хлопала в ладоши и махала рыцарю, который, по ее мнению, так хорошо сыграл свою роль. Иллюзия была полной. Ярмарка Ренессанса — это она любила.

Она, Джон и двое их друзей отвернулись и продолжили свой путь по территории выставки. Подобное мероприятие проводилось один раз в год, и Джессика никогда не пропускала его. На сей раз Джон пригласил Рея и Бонни присоединиться к ним. Но никто из них не пришел в костюмах, как сделали многие другие посетители ярмарки. Джессика хотела надеть костюм, но Джон отклонил эту идею как недостойную. И теперь, когда они шли среди толпы, Джессика завидовала женщинам в сложных нарядах времен Елизаветы и простых платьях девушек из низов. Они были так в духе ярмарки.

Правила были строгие: все должно соответствовать стилю времен Ренессанса — одежда, речь, даже пища, которая продавалась в палатках, не могла быть той, которую ели до или после этой эпохи. Вот почему ярмарка закрывалась при наступлении сумерек: она не могла освещаться электрическими огнями. Несколько уступок современному веку все же пришлось сделать, по приказу департамента здравоохранения в палатки с продовольствием были завезены холодильники и лед; молоко, пиво и вино были пастеризованы. Но все остальное соответствовало средневековой обстановке до такой степени и с такими деталями, что было возможно, по крайней мере на некоторое время, потеряться в далеком прошлом.

Что Джессика и делала каждый раз, когда приходила сюда. Они с Джоном бродили по рядам торговых палаток, расположенных на территории обширной ярмарки удовольствий, и осматривали сотни различных видов товаров ручной работы для продажи: оловянная посуда, фетровые шляпы, маски, стеганые одеяла — разнообразие прикладного искусства, ограниченного только человеческим воображением. Уличные ссоры разгорались там и тут — организованные сцены между мужчинами, на которых были надеты костюмы, и «распутными девками», наблюдавшими за этим и подбадривавшими участников. Жонглер мог вдруг остановиться и устроить небольшой показ, собирая монеты в свою перевернутую шляпу. Можно было подслушать, как человек в костюме Коперника спорит с другим ученым по поводу того, действительно ли Земля круглая. Ярмарка была местом, куда можно было прийти, сбросить настоящее и полностью погрузиться в прошлое и побаловать себя романтикой.

«Это походило на „Бабочку“», — думала Джессика, когда они остановились, чтобы купить четыре куска мяса, зажаренных на костре. Это все было фантазией и иллюзией. Вы оставляли действительность на главном входе, покупали бутылку сладкого вина и смотрели театрализованное представление королевы Элизабет и ее двора. И день был чудесным, чтобы насладиться всем этим: это был День памяти павших в гражданской войне, и южную Калифорнию обволакивал почти летний туман.

— Посмотри, дорогая, — сказал Джон Джессике, когда они наткнулись на палатку с глиняной посудой. — Посмотри: винные кубки, которыми ты восхищалась прошлый раз. Почему бы нам не купить их теперь?

Она помнила кубки; в прошлом году она думала, что они отвратительны, и была в душе довольна, когда они с Джоном, вернувшись к палатке в конце дня, обнаружили, что они проданы. Теперь Джон сделал знак владельцу палатки, человеку в бархатном камзоле и трико. Джессика подняла один из кубков и осмотрела. Предположительно ножка должна была быть фигурой волшебника. Но это было не так.

— Сколько нам взять? — спросил Джон, доставая бумажник. — Шесть или восемь?

Джессика крутила кубок так и сяк, перевернула вверх дном, уставившись на него.

Кубки были дорогие, по сорок долларов за штуку, и она не могла представить, что когда-либо будет пользоваться ими.

— Джес? Человек ждет. Сколько мы возьмем?

Она посмотрела на мужа.

— Ну, — сказала она, ставя кубок обратно, — они мне не очень нравятся, Джон. Я хочу сказать, они не совсем в нашем стиле, не так ли?

Джон поднял брови.

— Но ты была без ума от них в прошлом году.

«Нет. Ты был без ума от них. Я никогда не говорила этого».

Он обратился владельцу и сказал:

— Мы возьмем шесть.

Когда полку очищали от уродливых красно-коричневых с серым кубков, которые, Джессика знала, отправятся дома в буфет, чтобы никогда не появиться снова, и когда Джон выписывал чек почти на триста долларов, она отвернулась и притворилась, что ее заинтересовала глубокая керамическая супница с драконом на крышке.

Затем они остановились, чтобы выпить пива, на многолюдном пересечении двух переулков, где сотни утомленных посетителей выставки сидели на тюках сена, утоляя жажду.

— Итак? — обратился Джон к Бонни и Рею. — Куда теперь?

— А что здесь еще можно посмотреть? — спросила Бонни, это было ее первое посещение ярмарки.

— Мы еще не увидели и половины всего. В той стороне стрельба из лука и состязания в мастерстве, — он указал в сторону переулка. — А если пойти назад, то мы придем к сцене, где представления идут целый день.

— Есть квартал гадалок, — рискнула подсказать Джессика. — Там можно встретить целую вереницу хиромантов, гадалок на таро, хрустальном шаре…

— Значит, стрельба из лука! — сказал Джон, бросая свой пластмассовый стаканчик в корзину для мусора. — Давайте посмотрим, кто сможет поразить центр мишени.

Они проследовали за ним по оживленному переулку к полю для стрельбы из лука, где толпа людей стояла под горячим солнцем, ожидая своей очереди. Джессика и Бонни наблюдали, в то время как Джон и Рей соревновались за большее количество очков, затем все четверо продолжили путь вдоль рядов, где состязались в мастерстве.

Когда они вышли на площадку, где метали кольца, Джессика остановилась и сказала:

— Давайте здесь попытаемся! — Джон посмотрел на балаган и засмеялся.

— Почему?

— Посмотрите на призы. Средневековые марионетки. Мне бы хотелось иметь такую.

— Хорошо, дорогая, — согласился он, приближаясь к прилавку, где были сложены деревянные кольца, подготовленные для бросания на доску с крючками в задней части балагана.

— Теперь здесь очаровательный джентльмен, — сказала женщина, которая вела состязание. Она была одета в костюм молочницы, декольте на ее платье было вырезано весьма низко. — Потратьте пенни и выиграйте для своей дамы приз, который стоит гораздо больше, чем пенни.

Шесть колец стоили доллар, и Джон заплатил ей. Когда он взял первое кольцо, Джессика попросила:

— Пожалуйста, дай мне попробовать.

Он улыбнулся ей.

— Ты знаешь, что тебе такие вещи не очень хорошо удаются, дорогая. Оставь это мне.

«Но именно потому я остановилась здесь — чтобы поиграть!»

Он бросил первое кольцо и промахнулся, бросил второе и тоже промахнулся.

Рей засмеялся и хлопнул своего делового партнера по спине.

— Согласись, Джон, — сказал он, — ты — по другую сторону холма! Зрение всегда идет впереди.

Джон изменил свое положение, придал ему устойчивость, прицелился и промахнулся.

— Похоже, это не так легко, как кажется, — произнесла Бонни.

— Пожалуйста, дай мне пробовать, — снова попросила Джессика Джона.

— Ты хочешь вон ту марионетку, дорогая?

— Да, но…

— Тогда предоставь это мне.

Бонни оглядела их — все марионетки были сделаны вручную из различных видов ткани и висели на одной стене балагана.

— Они действительно хороши, — решила она. — Я не возражала бы иметь одну из них в своей классной комнате.

Джон промахнулся снова.

— Эта игра — сплошная подтасовка, — сказал он добродушно, швыряя пятое кольцо и сильно промахиваясь. — Я мог бы поклясться, что те штыри перемещаются!

Последнее кольцо он бросил через плечо в стиле Энни О’клей, и все, кроме Джессики, засмеялись.

Но Джессика, которая думала, что одна марионетка в особенности будет хорошо выглядеть на стене ее кабинета, полезла в сумочку.

— Подождите минутку, — сказала она, когда ее компаньоны собрались уходить. — Я хочу попытаться.

— Не трать попусту свои деньги, Джес, — посоветовал Джон. — Это не стоит доллара.

«Точно так же, как и твои проклятые кубки».

И они втроем ушли, в то время как Джессика осталась около балагана и купила шесть колец.

Между бросками она постоянно просматривала толпу, пробуя определить местонахождение своих компаньонов. На этой огромной ярмарке было легко потеряться. Поэтому она не могла достаточно сконцентрироваться, чтобы хорошо прицелиться, поспешила и не попала ни одного раза.

Через несколько минут поисков Джессика нашла Джона, Бонни и Рея, которые сидели под гигантским дубом и ели землянику со сливками из корок канталупы.

— Ты выиграла? — спросил Джон, когда она подошла, разгоряченная и уставшая.

Она опустилась на землю рядом с ним, облегченно вздыхая в тени.

— Нет.

— Я же тебе говорил.

Джессика посмотрела на три десерта. Земляника была очень крупная, а сливки были взбиты, как в давние времена. Их фактически можно было намазывать ножом.

— Хочешь? — спросил Джон.

— Да!

Он зачерпнул землянику и немного сливок своей ложкой и поднес ей ко рту. Джессика съела это, больше ей не предлагали.

— Что дальше? — поинтересовался Рей, когда их канталупы были очищены и выброшены.

— Почему бы нам не узнать свою судьбу? — предложила Джессика.

— Скоро будет королевское карнавальное шествие, дорогая, — сообщил Джон. — Мы не должны его пропустить.

Но Бонни сказала:

— Я думаю, было бы забавно, если бы нам предсказали судьбу.

Джон покачал головой.

— Не говори мне, что ты тоже занимаешься этой ерундой. Я думал, что Джес единственная легковерная среди нас!

— Бога ради, никто не воспринимает это всерьез! — обиделась Бонни. — Это просто забава.

— Хорошо, если это осчастливит вас, девочки.

Когда они свернули в пыльный переулок, Джессика посмотрела на Джона и Рея, идущих впереди, — два атлетически сложенных мужчины сорока лет, одетые в хорошо скроенную одежду, с волосами, постриженными в дорогой парикмахерской, с походкой и манерами, явно говорящими об успехе. «Они владеют миром, — думала Джессика. — Такие люди, как Джон и Рей, были руководителями, с ними считались, и они знали об этом». Идя позади них и лишь вполуха слушая рассказ Бонни о ее шестом классе, Джессика наблюдала, как ее муж идет сквозь толпу с непринужденностью и уверенностью. Иногда он и Рей смеялись. Они флиртовали с «распутными девками», останавливаясь время от времени, чтобы рассмотреть что-то, указать на что-то или прокомментировать, а затем двигались дальше. И когда Джессика наблюдала, как Джон шел по миру с такой предельной самоуверенностью, она чувствовала, что день потемнел и ее счастье от того, что она находилась на выставке, начало меркнуть.

Прошли три недели со времени ее панического бегства в «Бабочку». Столько же времени прошло и с тех пор, как она поклялась противостоять Джону.

Она пришла домой после своей интерлюдии со сказочным ковбоем и обнаружила, что Джон собирается в срочную командировку в Лондон. «Неожиданно возникли проблемы в британском офисе», — объяснил он и он уехал почти на две недели. По возвращении он был нежен и ласков с ней, каким он всегда был после долгого отсутствия, а последовавшие дни были заполнены работой, выступлениями в суде и еще большим количеством работы. Эти выходные были первыми, когда они оба оказались свободны, могли побыть вместе, расслабиться немного и слегка позабавиться.

Но радость, которую Джессика чувствовала утром, когда они остановились рядом с Бонни и Реем на поле для парковки за пределами ярмарки, просочилась сквозь часы, как песок из мешка с микроскопическими отверстиями. Когда Джессика вспомнила утро, ей стало казаться, что с каждым сделанным шагом, каждой палаткой, которую они осматривали, она оставляла позади немного счастья.

Она знала теперь, что отношения между нею и Джоном никогда не изменятся. Насколько гармоничными были его возвращения домой, те краткие периоды, когда Джессика чувствовала, что она действительно любит его, а потом неизменно следовали дни критики, игра в половое противостояние с сексом в качестве награды или наказания, потребность Джона подавлять ее, чтобы доминировать самому. Джессика смотрела на длинный заполненный людьми переулок времен Ренессанса, по которому ее муж прогуливался, как какой-то феодал. Она представила годы их совместной жизни, когда они будут становиться все старше и старше, их роли никогда не изменятся, а Джессика будет задыхаться, подобно ее матери в миллионном особняке на Палм Спрингс. И это неожиданно испугало ее.

Как раз в тот момент вспыхнула битва на мечах между двумя мужчинами, которые, должно быть, изображали Робин Гуда и шерифа Ноттингема. Один был одет в кожаную безрукавку и зеленое трико, другой был в камзоле и причудливой бархатной шляпе, и они уверенно фехтовали, называя друг друга «плут» и «мошенник». Толпа выстроилась вокруг и криками вдохновляла их. Джессика и Бонни подошли и стали рядом со своими мужьями, которые, немедленно разделившись, приветствовали своих избранников, обмениваясь дружественными оскорблениями, как они делали это на футбольных матчах.

Джессика наблюдала борьбу и чувствовала, что ей становится интересно. Дуэлянты были и молоды и красивы. Их трико плотно облегало накачанные ноги и твердые, округлые ягодицы. И они хорошо исполняли свои роли. «Без сомнения, — подумала она, — их профилирующей дисциплиной в колледже была драма, они испытывали трепет от возможности продемонстрировать свои способности».

Когда поединок был закончен и оба мужчины разошлись в разные стороны, толпа им поаплодировала и направилась к палаткам с продовольствием — столкновение клинков внезапно заставило их почувствовать голод. Когда все четверо возобновили свой путь к гадалкам, Бонни сказала:

— Это великолепно! Я так рада, что вы попросили нас присоединиться к вам. Я понятия не имела, что такое ярмарка Ренессанса. — И обратилась к Джессике: — Ты хотела бы, чтобы двое мужчин дрались из-за тебя подобным образом?

«Да. Да, я бы…»

— Конечно, ты же понимаешь, — прокомментировал Джон, когда они завернули за угол и направились по покатой дорожке к деревянной галерее, — что было не так с тем поединком?

— Что?

— Мужчина в черном — его костюм был из другой эпохи. Люди не носили высокие шляпы такого типа в период Ренессанса. И его жакет был из семнадцатого столетия.

— Я думал, что кто-то проверяет, чтобы все здесь было подлинным, — сообщил Рей.

— Люди, которые работают здесь, проходят курсы, перед тем как откроется ярмарка, — объяснил Джон, ведя трех своих компаньонов по маленькому пешеходному мосту. — И их костюмы проверяют. Готов держать пари, что этот наверняка вошел через черный ход.

— В самом деле, Джон, — сказала Джессика, — я не думаю, что это так. Его костюм соответствует эпохе Возрождения.

— Боюсь, что ты неправа, дорогая. Он на сотню лет старше.

«Но я знаю, что я права».

— Итак, народ, — сказал Джон, делая широкий жест, глядя на галерею, соединенную с палатками и балаганами. — Что это будет? Карты? Чайные листья? Выпуклости черепа?

— Джон, — спокойно сказала Джессика, — тот человек был в костюме, очень похожем на одежду сэра Уолтера Роли. А он жил в эпоху Ренессанса.

— Дорогая, посмотри правде в глаза, ты ошибаешься. Ты не эксперт в истории, сама знаешь. А теперь, похоже, нам придется выбирать приблизительно из пятидесяти гадалок.

— Я знаю кое-что об истории, Джон. В конце концов, у меня в университете побочной дисциплиной была история.

Он похлопал ее по руке и улыбнулся.

— Да, весьма побочной. — Он повернулся к Бонни и Рею. — Так к какой предсказательнице мы направимся?

— Я хочу к какой-нибудь оптимистичной, — капризно протянул Рей. — Той, которая скажет мне, что в будущем меня ждет «ламборджини»!

Когда все остальные пошли к гадалкам, Джессика не двинулась с места и сказала:

— Джон, я не заслуживаю такого обращения.

Он повернулся и посмотрел на нее.

— Какого? В чем дело, Джес?

— Ты обращаешься со мной так, как будто я идиотка. Как будто все, что я говорю — глупо и не стоит никакого внимания.

Он вздохнул и подошел к ней.

— Джессика, ну зачем ты раздуваешь это? Кого заботит, был ли тот парень в подходящем костюме или нет?

— Это не имеет никакого отношения к костюму, Джон, — ответила она спокойно. Ее сердце начато учащенно биться. — Мне не нравится, что ты подавляешь меня.

— Подавляю тебя! — Он засмеялся. — Дорогая, ты была неправа просто-напросто, что я, по-твоему, должен соглашаться с тобой, когда ты явно ошибаешься?

— То, как ты это делаешь, Джон.

Он бросил взгляд на Рея и Бонни, а затем сказал Джессике:

— Послушай, я не знаю, что я сделал не так, но если это даст тебе возможность почувствовать себя лучше, хорошо, парень был в надлежащем костюме. Удовлетворена?

Когда он снова повернулся, чтобы уйти, Джессика стояла на своем.

— Нет, я не удовлетворена.

Теперь он остановился и раздраженно посмотрел на нее.

— Послушай, Джессика, я не знаю, что привело тебя в это настроение, но я хотел бы, чтобы ты переменила его. Я уже уступил тебе в споре. Что еще ты хочешь?

Ее сердце бешено колотилось.

— Я хочу извинения.

— Ты хочешь — чего?

— Я хочу, чтобы ты извинился за то, как ты со мной разговаривал.

— Джессика, послушай. Я не знаю, что вселилось в тебя сегодня…

— Джон, я просто хочу, чтобы ты обращался со мной с некоторым уважением. Ты оскорбил меня перед нашими друзьями. Я не думаю, что это справедливо.

Джон уставился на нее, в то время как Бонни и Рей притворились, что их заинтересовало что-то еще. Наконец Джон сказал спокойно, тоном, который она слишком хорошо знала:

— Ладно, Джес. Этого достаточно. Независимо от того, что тебя злит, избавься от этого прямо сейчас. Ты можешь быть сколь угодно несчастной, но ты не испортишь день всем нам.

— Джон, это ты все портишь, — проговорила она ровно, удивляясь своему самообладанию. — Я терпела то, что ты меня подавляешь и покровительственно относишься ко мне в течение восьми лет. Я устала от этого.

Его глаза расширились. Затем он вскинул руки и пошел прочь от нее. Джессика не последовала за ним; она осталась стоять там, где была, в то время как Бонни и Рей обменялись двусмысленными взглядами. Когда Джон прошел несколько ярдов, Джессика крикнула ему вслед:

— Это не подействует на меня теперь.

Он обернулся.

— Джессика, прекрати это прямо сейчас.

— Прекрати обращаться со мной, как с ребенком.

Он посмотрел на людей, идущих мимо; затем возвратился к Джессике и произнес, понизив голос:

— Ты выставляешь себя на всеобщее посмешище.

— Мне все равно.

— Нет, я знаю, тебе не все равно. Именно поэтому ты защищаешь клоунов в зале суда.

— Не меняй предмет, Джон. Я хочу, чтобы ты сделал это здесь и сейчас.

— Я не буду спорить с тобой перед чужими людьми, Джессика.

— Ты не будешь разговаривать со мной и наедине, когда я попробую поднять эту тему. Так почему же не перед целым миром?

— Я отказываюсь, — сказал он, снова отворачиваясь. — Я не могу говорить с тобой, когда ты в истерике.

Она смотрела, как он уходил, она видела, как он уходил от нее много раз прежде, когда она просила поговорить с ней, а он хотел закрыть тему. Дома она бывала наказана его молчанием, а затем он занимался с ней любовью, как будто ничего не случилось. На этот раз она посмотрела, как он уходит, а затем повернулась и направилась в противоположную сторону.

Прошло несколько минут, прежде чем Джон понял, что случилось, и догнал ее. Схватив ее за руку, он зашипел:

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Я иду домой. — Она отняла руку и пошла дальше по переулку.

Он последовал за ней и снова взял ее за руку, на сей раз причинив ей боль.

— Ты не посмеешь уйти от меня!

— Почему нет? Ты делаешь это по отношению ко мне все время. Я думаю, что теперь моя очередь, не так ли?

Он, нахмурившись, глядел на нее.

— Джес, что все это значит? У тебя критические дни?

Она освободила свою руку и быстро пошла прочь.

Джессика дошла до самого входа, который был довольно далеко от пешеходного моста, когда Джон догнал ее снова.

Она уже собиралась выйти из ворот, когда он схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

— Прекрати это немедленно, Джессика!

— Если ты хочешь вернуться обратно на ярмарку, Джон, тебе надо было поставить печать на руку.

Она поспешила через ворота, а он смотрел ей вслед. Затем он протолкнулся вперед и остановил ее с другой стороны.

— Я не потерплю этого, Джессика. Давай вернемся прямо сейчас, и ты извинишься перед нашими друзьями.

— Они не наши друзья, Джон. Мне даже не нравятся Бонни и Рей.

— Сейчас самое подходящее время, чтобы сообщить мне об этом!

— Я говорила тебе прежде, только ты не слушал. Отпусти мою руку. Я иду домой.

— Нет, ты не пойдешь.

— Ты не поставил печать себе на руку, Джон. Теперь ты окажешься перед необходимостью заплатить еще раз, чтобы войти снова и хотя бы забрать свои уродливые кубки.

— Я купил их тебе!

— Ты купил их не мне!

Его лицо покраснело. Он сильнее сжал ее руку.

— Я клянусь, Джессика, если ты не вернешься туда со мной прямо сейчас, ты пожалеешь об этом.

— Я сожалею о восьми годах, Джон. А именно сейчас я впервые не жалею.

— Что, черт возьми, случилось с тобой?

— Я просто дошла до предела, Джон. Вот и все. Мне надоело, что ты относишься ко мне, как к ребенку, говоришь мне, что делать, что носить, что есть. Ты оскорбляешь меня каждый день по сотне незначительных поводов. Я не могу иметь мнения, если оно не соответствует твоему. Ты подавляешь меня перед другими людьми. Ты высмеиваешь мою карьеру…

— Так ты, значит, собираешься уехать, так? Оставив меня здесь?

— Бонни и Рей могут подвезти тебя. Если, конечно, ты не хочешь поехать со мной и поговорить обо всем.

— Я никуда с тобой не поеду, черт побери! Ты должна прекратить вести себя как плохо воспитанный ребенок и стать взрослой.

— Я считаю, что это ловкий трюк.

Она освободилась от его хватки и снова пошла прочь быстро, почти бегом.

Он побежал за ней и преградил ей путь.

— Я не позволю тебе сделать этого.

— Я не нуждаюсь в твоем разрешении. Я вполне способна доехать домой. Я способна на многое, что, возможно, удивит тебя, Джон.

— Ты никого не можешь удивить, Джес. Ты самая предсказуемая, лишенная воображения женщина из всех, что я когда-либо встречал! Господи, ну ты и зануда!

Она пристально посмотрела на него, внезапно почувствовав, что близка к слезам. Они спорили и прежде, но она никогда не видела такого презрения в его глазах, никогда не слышала, чтобы он говорил такие слова.

— Я думаю, что ты сделал меня скучной женщиной, Джон, — спокойно сказала она. Она слышала, как дрожит ее голос, и надеялась, что не начнет плакать. — Ты не позволял мне расти.

— Расти! — Он отвернулся, засовывая руки в карманы. — Ты тупая сука! Где ты была бы, если бы я не женился на тебе? Что бы ты делала, если бы я не говорил тебе каждый день, что надевать, что заказывать в ресторане? У тебя нет своего собственного мнения, Джес.

— Только потому, что ты никогда не позволял мне иметь его! — кричала она.

Люди, идущие мимо, направляющиеся от припаркованных машин к входным воротам, бросали любопытные взгляды на эту пару. Джона это на сей раз, казалось, не заботило.

— Хорошо, — сказал он, его лицо вспыхнуло гневом. — Ты хочешь домой? Хорошо, мы поедем домой. — Он схватил ее за руку и потянул туда, где был припаркован их автомобиль.

— Ты делаешь мне больно!

Он шел рядом с ней, его пальцы впивались ей в руку, вынуждая ее спотыкаться, идя по неровной земле. Когда они подошли к «БМВ», он подтолкнул ее к машине и полез в карман за ключами.

— Я не буду садиться, — сказала она.

— Ты хотела ехать домой, мы едем домой. Садись!

— Нет. Я поеду домой сама.

— Ты не можешь сама объехать вокруг супермаркета. — Он открыл дверь. — А теперь садись!

Джессика глотала слезы, которые грозили брызнуть у нее из глаз.

— Я могу справиться одна, — сказала она напряженным голосом. — Я способна на многое сама, Джон.

Его голос был полон презрения:

— Назови хотя бы одну вещь, кроме своего унижения в зале суда.

Звук ударов ее сердца грохотал в ушах. Во рту у нее настолько пересохло, что ей трудно было говорить.

— Есть одна вещь, — произнесла она спокойно, — я способна лечь в постель с другим мужчиной.

Он высокомерно засмеялся.

— И когда ты планируешь сделать это?

— Я уже сделала это.

Его рот скривился в насмешливой улыбке.

— Предполагается, что я должен испугаться?

— Фактически я ложилась с ним в постель дважды.

Глаза Джона замерцали. Маленькая тень появилась на его лице.

— Кто он?

— Я не знаю его имени. Он мне совершенно не знаком. Я была в постели с человеком, которого я даже не знаю.

— Я не верю тебе.

«И я заплатила ему деньги за это».

Его рука взлетела так быстро, и он так сильно ударил ее по лицу, что сбил Джессику с ног. Когда она упала в грязь, они оба были ошеломлены.

Приложив руку к щеке, она посмотрела на него и сказала:

— Я надеюсь, после этого ты почувствовал себя лучше.

— Ты получишь по прибытии… — начал он, дрожа. Его руки сжимались в кулаки по обе стороны его туловища.

Джессика поднялась и прислонилась к автомобилю.

— Я признаю твое физическое превосходство надо мной, Джон. Ты весишь на восемьдесят фунтов больше, чем я. Если избиение меня позволяет тебе в большей степени почувствовать себя мужчиной, тогда сделай это.

Он отвернулся, его глаза были наполнены болью и гневом.

Она ждала, что он что-нибудь скажет. Ее щека пульсировала; ее ладони были поцарапаны и саднили. Она уставилась на негнущуюся спину Джона, ожидая, что он что-нибудь скажет, сделает следующий ход. Но он стоял, отвернувшись от нее, пристально глядя на бесконечные ряды автомобилей, протянувшихся далеко к холмам. Горячая, летняя тишина спустилась на место действия. Это место на стоянке для автомобилей было заполнено рано утром — мимо машин не ходили веселые посетители ярмарки; только мухи и пчелы гудели на жаре. В отдалении звуки ярмарки доносились, казалось, до омытого солнцем неба.

Джессика ждала.

Наконец, глубоко вздохнув и расправив плечи, Джон захлопнул дверь машины, сунул ключи обратно в карман и сказал:

— Ты можешь делать все, что хочешь. Мне наплевать. — И он ушел назад в сторону ярмарки.

46

Пришло время начать обратный счет времени. Прошло четыре дня после первичных выборов в Калифорнии, через неделю должен был состояться республиканский съезд, и для Беверли Хайленд пришло время запустить в действие заключительную стадию своего плана. Это был момент, ради которого она работала тридцать пять лет.

Уничтожение Дэнни Маккея.

Она не спала в течение последних ночей, и теперь мерила шагами ковер в своей внушительной библиотеке, часто глядя на часы и прислушиваясь к звуку колокольчиков у входной двери. Она фактически начала предварительную работу две недели назад, после своего возвращения из Сан-Франциско. Беверли дала инструкции Мэгги и Кармен и отправила Боба Маннинга в Техас. В последующие дни они сообщили о своих достижениях, и теперь, в последнее солнечное утро мая, они планировали собраться в этом тихом доме на финальную секретную встречу.

Беверли чувствовала приятное волнение. Ее тело было словно наэлектризовано — страстью, волнением и страхом. Это должно было сработать. Месть, в которой она поклялась Дэнни тридцать пять лет назад, должна была свершиться.

Призраки мерили шагами персидский ковер вместе с нею: дух ее замученной матери, доведенной до убийства, которая в конце концов обрела пристанище в доме преподобной Мэри Дрейк; кроткий и хрупкий маленький призрак нерожденного, сформировавшегося ребенка, от которого Дэнни заставил Рейчел отказаться; призрак по имени Кристина Синглтон, сестра-близнец Беверли, чей след загадочно обрывался в Саудовской Аравии и кого Джонас Бьюкенен в конечном счете так и не не смог найти. И, наконец, призрак мертвого мужа Мэгги, Джо, и несчастные души людей, погубленных Дэнни. Именно ради них и для безопасности всех остальных Беверли теперь собиралась запустить в движение последний механизм.

Колокольчики у входной двери зазвенели, и прислуга открыла дверь библиотеки, чтобы впустить Кармен. Какое-то мгновение они с Беверли стояли, уставившись друг на друга, в разных концах огромной комнаты. Две женщины стояли между стеллажами книг в кожаных переплетах, в то время как сквозь ромбовидные стекла окон струился солнечный свет, освещая красный, золотой и черный узор на ковре.

Кармен, казалось, задержала дыхание на долю секунды. Затем сказала:

— Это сделано.

Беверли отвернулась, ее руки были крепко сжаты. Так… Уже началось.

Теперь пути к отступлению не было.

— Я ходила в отель «Сенчури Плаза», — спокойно говорила Кармен. — Дэнни приезжает послезавтра. Он зарезервировал два многокомнатных номера и шесть обычных. Его жена будет с ним.

Беверли пристально смотрела на гигантские папоротниковые деревья, обрамляющие ее окно. За ними золотые бархатцы и красные розы превращали сад в рай. В китайской вазе на изысканном столике из красного дерева стояли недавно срезанные лилии. Они были очень хрупкие, их цветение длилось только один день.

Беверли не видела Дэнни с того вечера, когда устраивался банкет в Сан-Франциско. Она не видела его после краткого, головокружительного момента, когда разделила с ним внимание окружающих на помосте. Тогда она посмотрела на золотой религиозный медальон, который он подарил ей, спокойно поблагодарила его и вернулась к своему столу. Она успешно избежала его компании после этого, торопливо уйдя сразу же после окончания банкета. Но, начиная с той ночи, ее имя было связано с именем Дэнни. Именно так, как она планировала.

— Когда «Лос-Анджелес Таймс» получит пакет? — тихо спросила она.

— Через три дня с настоящего момента. С этого все и начнется.

— Ты обо всем позаботилась в «Бабочке»?

— Все готово, Бев.

— Фред Бэнкс?

— Джонас уехал в Мексику. Он поможет Фреду с его заявлением для печати.

— А что насчет Энн?

— Мэгги пошла за ней. Они скоро должны быть здесь. Когда приедет Боб?

— Он звонил из Далласа сегодня утром. Он должен приземлиться в международном аэропорту Лос-Анджелеса с минуты на минуту.

— У него все удачно?

— Да, — сказала она. — У него все удачно.

Беверли обернулась.

— Ты помнишь, Кармен? Ты помнишь мою первую ночь у Хейзел и как ты заботилась обо мне?

— И ночь, когда ты заботилась обо мне, когда я пыталась совершить самоубийство. И как ты учила меня мечтать. — Кармен подошла к ней и сказала: — Такие вещи не забываются, amiga. Мы прошли длинный путь, ты и я.

— Да.

— И конец уже близок.

Беверли закрыла глаза. Конец…

Колокольчики на двери зазвучали снова, и Мэгги вошла в библиотеку вместе с озадаченной Энн.

— Беверли, — спросила она, — что все это значит? Мэгги сказала мне только, что ты закрываешь «Бабочку». Почему?

Беверли посмотрела на Кармен и Мэгги, потом подошла к Энн и произнесла:

— Пойдем прогуляемся в саду. Я должна тебе кое-что рассказать.

Боб Маннинг поспешно попрощался с пилотом личного реактивного самолета Беверли и поспешил сесть в ожидающий его «роллс-ройс».

— Везите меня прямо к дому мисс Хайленд, пожалуйста, — сказал он шоферу, сильно прижимая к себе портфель.

Его сердце бешено колотилось. Он был испуган, возбужден и чертовски нервничал. Он чувствовал себя так, будто нес в кожаном портфеле часовую бомбу. «Быстрее, — мысленно умолял он водителя. — Быстрее, быстрее…»

Они стояли в зеленой беседке из бугенвиллии, называемой техасской зарей. Ее серебристо-лиловые лепестки трепетали над головами двух женщин, когда Энн с бледным лицом вздохнула:

— Мой бог, Беверли!

— Мне жаль, что пришлось вывалить все это на тебя таким образом. Не было никакого другого выхода.

— Знаешь, — сказала Энн, когда они развернулись и пошли по направлению к дому, — я подозревала нечто уже давно. У меня было чувство, что ты, Кармен и Мэгги связаны тайной. Беверли, ты могла сказать мне! Ты знаешь, что мне можно доверять! Мы знаем друг друга тридцать лет.

— Это не вопрос доверия, Энн. Это… это очень личное. Но теперь ты имеешь право знать то, что должно произойти в следующие несколько дней. Ты должна быть подготовлена.

Энн пристально смотрела на дорожку, по которой они шли с Беверли. Это все было таким потрясающим — странный и грязный рассказ о сбежавшей девочке из Техаса, ее преображении в Голливуде, пластической хирургии, перемене имени, в в течение долгих лет готовящей месть против человека, который сделал это с ней. Энн знала, что ей потребуется время, чтобы привыкнуть к этому, к прошлому Беверли и к тому, что Беверли собиралась сделать. Но Энн сохранит эти секреты. Беверли была ей единственным настоящим другом все эти годы, женщина, которая сделала одну рождественскую вечеринку поворотным пунктом в жизни несчастной девочки и которая включила ее в захватывающий процесс роста к известности и благосостоянию. Для Беверли Энн Хастингс сделала бы все что угодно.

— Я поговорю с Роем, — пообещала она, когда они подошли к дому. — Он поймет. Он сохранит твою тайну. Рой обязан тебе так же, как и я, Бев. Никто никогда не узнает правду о «Бабочке».

В библиотеке они нашли весьма взволнованного Боба Маннинга, который показывал содержимое своего портфеля Мэгги и Кармен. Когда он повернулся и увидел, что вошла Беверли, то сказал:

— Ты не поверишь тому, что я принес… — Он замолчал, увидев, что Энн тоже вошла.

— Все в порядке, Боб, — проговорила Беверли. — Я все рассказала Энн. Ты можешь спокойно говорить в ее присутствии.

Он вручил портфель Беверли.

— Это все здесь. И даже больше.

— Давайте начнем, — произнесла она.

Июнь