— Одиночество? Мне тебя не хватало все это время. Но это же ненормально. Люди должны любить, создавать семьи, рожать детей.
— И что? У тебя все это получилось? — усмехнулся Оди.
— Нет.
— Человек, потерявший свое Одиночество, попал в беду. Любой может помыкать им, как хочет. Настоящая любовь возьмет тебя вместе со мной.
Вместе с Оди они вынесли мешок и вернулись домой. И с этого момента Соня стала быстро приходить в себя. С Оди было просто, он резал правду-матку в глаза. Это Оди рассказал Соне про тело и про то, как договариваться с ним.
Рита возвращается, ее колено расцарапано о камни. Она видит Соню лежащей перед раковиной на песке. Соня еще там, в прошлом, и Рита чувствует это. Чувствует звучание прошлого Сони. Это странно, но это так. Я бы никогда не стала писать это, если бы это не было именно так. Возможно, Рита никогда не смогла бы сформулировать свои ощущения в словах просто потому, что она никогда не задумывалась так глубоко, но ее шаги, выражение лица, осанка явно показывают, что она ощущает Сонино состояние.
— А знаешь, — говорит Соня, видя тень Риты, упавшую на песок и чувствуя энергию ее тела, — я только сейчас поняла почему.
— О чем ты?
— О своем. Понимаешь, моя мама умерла, когда рожала меня. И отец женился на мачехе. Я никогда не знала, что она мачеха. Она очень боялась, что отец бросит ее, и она играла, что она меня любит. Она хотела любить, но не могла. Нет. Даже не так. Она и любила, но умом. И я привыкла к этому. Я была уверена, что это и есть правильная любовь, понимаешь? И когда Вадик стал играть для меня любовь, я не могла ему не поверить. Мне не с чем было сравнить.
Рита молча садится рядом с Соней. Они вместе молчат. Молчат долго. Даже видно, как шипастая тень раковины удлиняется, а раковина медленно погружается в мокрый песок. И ветер треплет легкую бирюзу шарфика Сони. И Соня думает, что лучше всего было бы, если бы песок просто забрал у нее этот странный — нужный ли ей? — подарок.
Время тишины внезапно заканчивается.
Это происходит не по воле девушек, не по воле ветра или солнца. Просто мир подходит к очередной точке бифуркации и меняется, и время тишины сменяется другим временем.
Многие люди думают, что они существуют величинами в мире, воспринимая мир в качестве некоего контейнера, в котором появляются и исчезают существа и предметы, но это иллюзия. Правда в том, что нет ни контейнера, ни существ. Каждый из нас является одновременно и контейнером, и существом. Тело не заканчивается там, где мы думаем, что оно заканчивается, тело любого существа включает в себя все мироздание — океан, землю, деревья, всех зверей, всех людей, солнце, планеты, звезды, все прошлое и все будущее. Это странно, но это именно так. Каждый из нас лишь проявление бесконечного и вечного мира.
Если представить мир в виде велосипедного колеса, то каждый из нас будет не спицей в этом колесе, но всем колесом сразу. Время состоит из стопки таких колес. Бесконечное количество проявлений составляют поток реальности.
И в такие моменты, когда становится видно, как тени движутся по песку, это отчетливо понятно.
Мир входит в другое состояние, и это побуждает Риту произнести:
— А знаешь, мне помогло. Будто бы и впрямь я выбросила кучу всякого дерьма. Даже дышать легче!
— Так ты и выбросила же, — флегматично произносит Соня.
— Какая красивая. Откуда? — спрашивает Рита, глядя на раковину, погрузившуюся до половины в песок.
— Джонни подарил. Завез меня в центр моря и достал ее со дна бездны.
Соня продолжает созерцать раковину, как будто в ней есть ответ на вопрос, как будто этот ответ спасет Соню от неизбежного. Песок не поглотил ее, а значит, придется Соне принимать решение.
— Да ладно? — Рита недоверчиво поднимает брови. — Разве тут водятся такие? Это же с Красного моря!
— Нет. Тут такие не водятся. Он купил ее на бульваре. И признался мне в этом.
— Странный поступок.
Соня соглашается.
— Странный. Моя сломанная нога начинает ныть от таких вещей.
— Почему? Он же просто подарил тебе раковину. Красивая история. Сувенир. Не более. Знак того, что ты ему нравишься.
— А зачем? Чего он хочет?
Соня смотрит на Риту так, будто Рита знает ответ. Но Рита не знает ответа. И море плещет на берег белую пену, волны становятся сильнее. К вечеру они всегда сильнее. Куски пены вылетают далеко за кромку, отделяющую мокрый песок от сухого. Граница отмечена бахромой из водорослей, перышек, камешков и кусочков раковин.
Надо уходить. Всегда надо чувствовать, когда пора уходить. Надо любить время ухода. Не стоит дожидаться, когда тебя попросят. Лучше быть хозяином своего ухода.
Глава 25Демон Джонни
В ангаре не так жарко, как на улице. Тем более работает вентилятор. Муха играет в игру на мобильнике, и однообразные звуки надоедливы.
Джонни причесывается перед зеркалом, бриолинит волосы. Он продумывает вечер. День прошел по плану. Хотя Джонни и не знает, чем занята Соня, но это не важно. Важно, что она взяла раковину, внутрь которой Джонни поместил своего лазутчика. Невидимого лазутчика. Троянская раковина. Красивая раковина, которая не даст Соне не думать о нем, о Джонни. И ему нужно, чтобы она думала, чтобы она пыталась понять, что все это значит — так он поселится у нее в голове и начнет там жить. Затем, освоившись там, лазутчик начнет раскладывать динамит, чтобы в нужный момент Джонни мог нажать красную кнопку. Зачем? Зачем он это делает?
Низачем. Просто так. Это победа. Одна из побед. Можно идти к победе, терпя лишения, а можно просто идти от победы к победе. Какая разница, чем ты решил занять свое время? Этот путь ничем не хуже других.
Не то чтобы Джонни думает об этом, расчесывая мокрые волосы, он думает об этом обычно ночами, просыпаясь один в кровати и выходя на балкон посмотреть на макушки пирамидальных тополей и на огни порта. Еще он думает об этом, провожая на вокзале очередную свою добычу. Обрабатывая фотографии. Моясь в душе. Просыпаясь утром. Только стоя на серфе, он не думает об этом, потому что ветер не дает ему об этом думать. Не оставляет времени. Лишь только задумаешься о чем-то таком, ветер тут же меняет фигуру, и парус падает. Вот за это Джонни и любит ветер.
И этим же ему нравится Соня.
Соня ускользает, как ветер. Вроде он предугадал ее, но не поймал. Не посадил в клетку. Вот, например, сейчас он совершенно не может предсказать, что она сделает завтра. Придет ли? Даже в этом Джонни не уверен.
Но это не повод менять свою жизнь.
— Опять к девушке? — спрашивает Муха.
— Да, Муха, к девушке, — вздыхает Джонни. — К одной толстой коровушке. Если честно, не хочется.
— Так не ходи!
— Нельзя, — качает головой Джонни. — Надо. Она мне поможет в одном важном деле.
— В каком? — по инерции спрашивает Муха.
Джонни усмехается.
— Я знаю, в каком. А тебе не надо.
Звонит мобила Джонни.
— Да, Малышонок, — говорит Джонни, и его голос, его вкрадчивый голос отдает грустью. — Да. Уже бегу. Как договорились, буду у тебя через час. Да-да! Целую, моя драгоценная! — и, нажав кнопку отбоя, Джонни обращается к Мухе: — Муха, можно я тебя попрошу об одной вещи?
— Смотря о чем?
— Мне надо, чтобы ты покрыл меня матом. Сможешь?
— Матом? Тебя? Конечно! А зачем?
— Отлично. Тогда позвони мне ровно в десять и скажи, что я козел и заливаю водой твою квартиру. Надо очень громко орать и требовать, чтобы я немедленно приехал. И матом! Матом!
— А что мне будет за это? — Муха не упускает момента цапнуть свою выгоду.
Джонни медлит и неохотно предлагает:
— Могу как-нибудь отпустить тебя пораньше. Посижу тут вместо тебя. Например, завтра.
— Ну-у-у… Давай, — Муха также делает вид, что ему не очень-то нужно это предложение. Но ничего другого не предвидится, так что лучше согласиться.
— Спасибо, Муха, ты настоящий друг! — говорит Джонни и, взяв свой рюкзак, уходит.
Джонни идет на охоту. И в рюкзаке у него его пулемет, его «шмайсер», отличный «шмайсер» «Canon 7d». С отличным объективом, хотя не помешает и сменный ствол. И это тоже одна из причин охоты. Это высший шик — сделать так, чтобы дичь сама принесла тебе патроны, которыми ты ее убьешь. Это и есть совершенство охоты Джонни. Это высший пилотаж. Это виртуозное исполнение симфонии. И чем умнее дичь, тем интереснее игра, тем дороже победа.
А почему все так? Потому что Джонни уже задумал большую охоту, и ему для нее нужен суперобъектив, супер-пупер объектив, но не покупать же его на свои. Да и нет своих-то столько. Но Соня… Соня с ее фигурой, взглядом, С тайной, скрытой внутри ее черепа, в ее мозгу — симфония, сыгранная демонами на адском органе, симфония, написанная Великим Композитором. Угли этой симфонии до сих пор тлеют на пепелище, оставшемся от Сониной крепости. И отблеск этих углей сделает фотографии Сони неповторимыми. Почему же у Джонни так замирает сердце? Прямо захватывает дух. Предощущение грядущего наслаждения — словно запах гиацинтов. Лиловый невесомый запах, он рождается внутри Джонни и пропитывает все его тело. Кажется, так можно ощутить соприкосновение души и тела. Гиацинтовое облако внутри, легкое и яркое, — это же и есть душа, не так ли?
«Парфюмер» — любимая книга Джонни. Удивительно, что она пришла в его жизнь случайно, но стала ключом к судьбе. Вернувшись из отсидки, Джонни понятия не имел, чем наполнить жизнь, как приноровится к ней, чтобы как можно меньше зависеть от людей: контакты с ними тяготили, были слишком болезненны. Слишком много он уже узнал о людях, а бесчувственности так и не выработал. Но Джонни понимал, что деньги, а они были нужны для жизни, он может получить только от людей, поэтому ему нужен был посредник, который раз и навсегда поставит между Джонни и людьми непроницаемую пелену.
«Парфюмер» достался Джонни удивительным образом. Книгу читала девушка на пляже в кафе. Она была одета в тонкий свитер с длинным рукавом, хотя все уже носили короткий. Джонни наблюдал за ней, поглощая ее глазами из своего укрытия, поглядывая поверх томика стихов. Девушка пила кофе и читала книгу, потом она внезапно, неожиданно для Джонни, поднялась и подошла к нему.