ГЛАВА 27Что хотел полицейский?
Соня спускается во двор к завтраку и видит, как из калитки уходит полицейский. Соня подходит к столу, за которым сидят все постояльцы.
Старик закрывает за ним дверь и возвращается в свой вечный огород. Живет он там, что ли? Петровна гремит посудой на кухне. Готовит еду для «свини». Она так необычно говорит «свиня», а еще смешно говорит «насыпать вам суп?». Не налить, а насыпать. Смешно. Сыплется же сухое, а мокрое льется. Но потом Соня узнала, что водопад называется Учан-Су, и в этом слове «су» обозначает «вода», она смирилась с тем, что Петровна «насыпает» чай и супы.
За столом уже все постояльцы в сборе. На завтрак яичница. Бесконечные помидоры. Огромные, мясистые. В сущности, единственная пища, которая абсолютно чиста с точки зрения греха, это плоды и ягоды. Они созданы, чтобы стать пищей и распространить свое семя при помощи животных и птиц.
Соня издали машет рукой и садится на свободное место.
— Привет, а зачем мент приходил? Кто-то из нас маньяк?
Отвечает Рита:
— Привет. Рассказывал правила поведения с маньяками.
— Кстати, неглупая лекция, — говорит Наталья, разрезая кусок колбасы. — Рассказал, на какие моменты обращать внимание, если вдруг с тобой заговорит подозрительный незнакомец.
Соня усмехается.
— Надеюсь, что мне это не понадобится. Я определилась с развлечениями до самого конца. Ветер и парус. Все, что я хочу.
Игорян не может, чтобы не отпустить шуточку.
— Вот на пляже отойдешь в кустики, а там…
Наталья возражает:
— В кустиках его, конечно, нет. Но неприятно ходить по улицам и в каждом подозревать маньяка. Страх — гадкое чувство.
— А вы-то че волнуетесь? — усмехается Рита. — Вы любого маньяка доведете до самоубийства!
— Да, — спокойно соглашается Наталья. — Ты права. Двадцать лет в школе можно приравнять к одной встрече с маньяком.
Соня задумывается с поднятой вилкой.
— И какие признаки у маньяка?
Наталья начинает излагать свою теорию. Вероятно, так же нудно она преподавала в школе. Интересно, что она преподавала таким заунывным тоном?
— Да, в общем-то, все очевидно. Жертву нашли в заброшенном доме. Что это значит? Это значит, что она вошла в этот дом. Сама. Значит, что? Либо она полная идиотка, либо он каким-то магнетизмом обладает. Он вызывает желание пойти с ним в заброшенный дом.
Соня не то чтобы удивляется этой реплике, скорее она понимает, что мнение Натальи выношено годами и его стоит узнать подробнее.
Поэтому она спрашивает:
— То есть если человек вызывает доверие, верить ему нельзя? Неужели нет никакой метки? Неужели любой человек может быть исчадием ада?
— Ну, наверное, что-то есть в них такое, что отличает их от нормальных людей. Но мы не так часто общаемся с маньяками, поэтому нам сложно увидеть отличие. К тому же есть еще нормы поведения. Презумпция невиновности. Мы приучены к презумпции невиновности, если отменить ее, то мир взорвется. Хотя иногда мир не выдерживает и взрывается. Хиросима и Нагасаки тому пример.
Все замирают от неожиданно широкого сравнения Натальи, она хрипло смеется, довольная произведенным эффектом.
Тишину нарушает Игорян.
Он говорит свою реплику так, будто давно уже думал об этом: о жертве и убийце. Думал не раз — применительно к себе и к другим. Хотя, наверное, каждый человек думает о таких вещах, но мало кто решается озвучить их. Люди предпочитают делать вид, что проблема не в том, что волки питаются мясом, а овцы травой, а в том, что волки плохо воспитаны.
И все люди делятся на несколько типов: тех, кто верит в воспитание волков, и тех, кто не верит. И тех, кто не готов смириться со своим неверием или верой. Таким хуже всего. Нельзя быть и овцой, и волком одновременно.
Но Игорян, это видно по нему, давно решил для себя вопрос овце-волка. Он возложил часть вины на овцу, таким образом очистив совесть волка.
— Всегда виноваты оба, — смиренно говорит Игорян. — Не каждый годится в жертвы. Жертва, она словно провоцирует маньяка на преступление. Она не просто позволяет это, она ищет этого. Вряд ли она хочет это сознательно, но не все мы делаем сознательно. Есть неконтролируемые вещи. Неконтролируемая овца провоцирует неконтролируемого волка. Думаю, так.
Игорян и Соня встречаются взглядами, и Соня быстро опускает глаза. Она не хочет, чтобы Игорян понял, насколько глубоко она поняла его мысли.
Рита вздрагивает от звонка мобильника и, схватив ее со стола, торопливо, едва не уронив стул, отходит в сторону.
— Да! Здравствуйте! Да! Где? Да ладно. Нет, ничего. Я просто волновалась, вдруг что случилось. Да! Он завтра должен ехать, но если вы откажете, он не сможет. Он с ней должен ехать! Да! Спасибо, Нинель Викторовна!
Игорян отставляет пустой стакан.
— Ох! Хорошо! — крякает он от жизненного удовольствия.
Наталья берет сумку с полотенцем и выходит из-за стола.
— Мы на пляж. Подтягивайтесь.
— Хорошо, — кивает Соня.
Она смотрит, как уходят Наталья и Игорян, и думает о том, что поколения сближают людей лучше, чем мораль или мировоззрение. Чаще нам в жизни требуется совершать обычные действия, не требующие оценки, а их удобнее совершать тем, кто близок по вкусам и темпераменту. Старикам легче со стариками, а молодым проще с молодыми, потому что задачи близки. А мораль, совесть, мировоззрение — эти вещи нужны нам лишь изредка.
Вот Игорян или Наталья — они ни о чем не переживают, их переживания во флэшбеках. Жизнь не сегодня, так завтра попрощается с ними, а потому стоит ли портить ее пустыми страстями? Тем более все они давно описаны Шекспиром. Нет и не будет ничего нового.
Иное дело Рита. Вот она страстно говорит в трубку, ее лицо пылает чувствами: щеки розовеют, глаза блестят. А через пару лет ей эти ее чувства будут смешны. Странно, что Соня думает так в свои тридцать два. Неужели история с Вадиком так состарила ее? Или дело не в годах?
Рита нажимает кнопку отбоя и с криком заключает Соню в объятия. Соня улыбается. Хотя и не готова сейчас вскипеть счастьем вместе с Ритой — как-то чувства стали ленивы. Не бросаются уже на первую встречную подачу, но Соне приятно, что Рита рада. Возможно, в этом есть некая меркантильность. Как человек, который легко эмпатирует к другим, Соня не может чувствовать себя легко рядом с опечаленным человеком. Так что ее радость тоже не бескорыстна.
— Поздравь меня! — восклицает Рита. — Свекровь согласна. Они уже договорились с Антоном, но она сегодня все поменяет. Она разыграет приступ гипертонии, и ему придется остаться. Прикинь! Она забыла свой мобильник у подруги на даче. Подруга только сейчас привезла ее телефон. И она мне сразу позвонила.
— Круто! Поздравляю! — Соня с искренним теплом прижимает к себе Риту, но думает она о другом. Неожиданно понимает, что улыбка Джонни, подсмотренная ею в Херсонесе, и вечная ухмылка Игоряна чем-то похожи, и это страшно. Они больше похожи на волчьи оскалы.
— Ну, теперь все отлично! — ликует Рита. — Она уедет, а я за два месяца так сделаю, что он и думать про нее забудет. Детей повешу на него. Сама пойду учиться. А что? Если он решил уйти, мне же надо профессию. Вот я и займусь собой. А он вечерами будет с детьми. Пусть привыкает!
— Точно!
— Зайдем на рынок? — предлагает Рита, закидывая сумку на плечо. — Надо купить свекрови подарок. Я видела там тетку с травами. Теща обожает народную медицину.
— Идем. — Говорит Соня. Она чувствует, как спокойно ее дыхание, как не дрогнет ни один мускул, и это делает ее почти счастливой. И Соня готова даже на скуку закулисья ради этого внутреннего покоя.
Рита принимает блаженную улыбку Сони на свой счет.
Ну и отлично. Они выходят на улицу.
Глава 28Аптека
Бедный крымский рыночек. Все то же: дешевые вещи, ворованное вино, фрукты, арбузы, дыни. Рита уже купила для свекрови баночку с виноградным маслом, и теперь она держит его в руке. Соня исподволь наблюдает за Ритой и понимает, как много в ней того, что досталось ей от матери. Рита даже не знает об этом, но это так видно — иногда включаются интонации, выражения лица — как будто из прошлых времен, как будто из фильма с молодой Софии Лорен — времен молодости мамы Риты.
— Отличная тема, — воодушевленно говорит Рита. — Виноградное масло. Как раз от сердца, от сосудов. Теща будет в восторге…
Рита еще долго говорит о масле, теще, гипертонии, но суть этого проста: Рита пытается уверить себя, что в ее руке средство от развода. Мало кто готов прыгнуть в пропасть добровольно, чаще люди цепляются за склон, за тонкие веточки лжи, жалости, за походы к психологам и колдунам, за баночки с маслом, за таблетки и умные книги. Чаще всего это просто отсрочка, нужная организму, чтобы привыкнуть к мысли о пропасти.
Планеты сдвигаются на небе, и ветер судьбы усиливается, иногда он может стать и ураганом, и тут мази не помогут. Падаешь в пропасть, в ад. Кто-то сгорает там, а кто-то превращается в булатный меч. Есть, конечно, и те, что ползут по склону годами, утаскивая с собой близких — детей, друзей… Никто, конечно, не хочет и не должен — у всех свои пропасти, потому и получается, что когда тебе плохо, то никого нет вокруг. Все руки, что были рядом, вдруг заняты сумками, чемоданами, и никому до тебя нет дела.
И тогда ты понимаешь, что пора взрослеть.
Соня видит надпись «Аптека». Она вспоминает о Джонни и резко останавливается. Рита замолкает на полуслове.
— Постой. Мне надо сюда зайти, — говорит Соня и взбегает по ступенькам.
— Я подожду, — говорит Рита, оставаясь на границе солнца и тени.
Солнце бликует в черных очках Риты.
Соня поднимается по ступенькам и входит в аптеку. Она знает, что подъем этот быстр — всего три ступеньки, два шага — но ей кажется длинной эта секунда, потому что уже знает, что начала проигрывать Джонни по очкам. Она думает о нем, она решила о нем позаботиться. А с чего? С какой стати? Что за манера усыновлять чужих мужиков? Неужели он сам не может купить себе эту чертову мазь? Ум отчаянно останавливает Соню, но тело гонит ее вперед. Кто прав? Ум или тело? Ум ведь хочет спасти тело. Ум прав. Но зачем тогда тело так упрямо движется вперед? Потому что оно уже подчиняется Джонни? Весь этот ужас взрывает мозг Сони, пока она поднимается наверх.