Аптекарша скучает у окна с книжкой. У аптекарши нет таких идиотских проблем. У аптекарши простая жизнь. Утром приходить на работу и скучать с книжкой до вечера. Наверное, она прочитала кучу книг. Соня смотрит на название книги и сама себе проигрывает спор: конечно, аптекарша читает не Шредингера или Манна, а Донцову. И Соня думает, что и ей надо бы на Донцову перейти. Наверное, тогда и жизнь станет такой же простой. Все просто в жизни. Чтобы попасть в то место, куда ты хочешь попасть, достаточно стать таким же. Начать читать Донцову, не думать о том, откуда берутся маньяки. Все равно это ничего не изменит. Мудрость в том, чтобы лично быть счастливой в своей маленькой жизни. Другой мудрости нет. Так вот. На кой черт она лезет в эту историю с Джонни, если он ни для чего ей не нужен.
— Здравствуйте. Мне нужна мазь от солнечных ожогов, — говорит Соня, презирая себя за эти слова.
— Сейчас, — аптекарша уходит рыться в коробках, а взгляд Сони падает на коробки с презервативами. Соня ловит себя на этом и усмехается, внутренне она просто катается от смеха. Так вот. Просто все! Недолго же ты, Соня сопротивлялась.
Возвращается аптекарша.
— Вот.
Аптекарша раскладывает несколько штук тюбиков и аэрозоль.
Соня выбирает один тюбик.
— Эту.
Рассчитавшись, Соня выходит из аптеки, бросив прощальный взгляд на полку с презервативами. И кто-то третий в ее голове практично замечает: «Фигня. Когда надо будет, тогда и возьмем!» Это ад. Соня взрывается от ада в голове.
Так они и идут к пляжу: две девушки — Соня и Рита — идут и несут по аду в голове. Два разных ада, и в обоих нет никакого смысла, потому что все будет так, как будет, и никак иначе.
Глава 29Ревность
Соня идет по песку вдоль берега, море ластится волнами, нежится, по-кошачьи выгибая спины волн, лениво загребая лапами пены песок. Соня идет к ангару и понимает, что ей хочется скорее увидеть Джонни, что она хочет уже скорее намазать мазью его чертовы волдыри.
— Ну что? Попалась, да? — рядом с Соней бежит Оди и откровенно насмехается над ней.
— Да ладно! Не усложняй. Это просто человеколюбие. К тому же у меня обгорел нос. Я… купила ее для себя.
— Ну-ну.
Оди бежит по пенной полосе, пытаясь наступать на убегающую волну. Соня срывается за ним. Они толкаются, падают, смеются.
На серфстанции тишина и пустота. Ангар на замке. Соня оглядывается, но это бесполезно — никого нет. Часы на телефоне показывают половину двенадцатого.
Со стороны это выглядит глупо. Глупее не придумаешь. Соня — вся такая с мазью для бедного Джонни, а Джонни-то и нет. А Джонни опаздывает. И почему это Джонни опаздывает? Угадай, Соня с трех раз.
— Ну что? Съела? — слышит она за спиной голос Оди. — Хочет, чтобы ты поволновалась.
— Просто проспал. Со всеми бывает.
— Да-да! Маршрутка перевернулась. Катер утонул. Да-да-да! — Оди зубоскалит с удовольствием.
Внезапно Соня выдыхает с облегчением.
— Да! Всю ночь он не спал, потому что… Веришь? Я рада. Выбор совершен за меня. Отлично!
— Но ведь кольнуло? Кольнуло?
— Да. Кольнуло, — признается Соня.
Теперь они с Оди ходят по полосе гальки и ищут куриных богов, вскоре у Сони целая горсть. Она совершенно забывает про Джонни, и в этот момент он появляется.
— Привет! — Голос Джонни заставляет Соню оглянуться.
Муха открывает ангар, а Джонни делает несколько шагов вперед и останавливается, ожидая, что Соня подойдет к нему.
Они медленно сходятся, как дуэлянты.
Джонни улыбается, но его глаза хищно высматривают на лице Сони признаки растерянности. Он демонстративно зевает и останавливается.
Между ними метра три.
— Привет! Прости. Я опоздал. Уснул в пять утра, — Джонни говорит своим воркующим голосом, который звучит внутри. Где-то внутри черепной коробки Сони. Она тонет в этом тембре, как пчела в меду.
— Понятно. Секс всю ночь, — острит Соня, демонстрируя, что ей все равно, но эта демонстрация выдает ее с головой.
Джонни улыбается.
— Именно. Одна настойчивая девушка замучила меня.
— Ну, это жизнь. Ничего страшного. Надеюсь, это был последний раз, когда я ждала своего инструктора полчаса?
— Последний. Прости. А ты? Как тебе спалось?
— Какое тебе дело до того, как мне спалось? — с хохотком отвечает Соня. — Спрашивай у своей девушки, как ей спалось.
Джонни смеется.
— О! О! О! Соня! Я это сделал только что, но девушка не хочет ответить мне.
Соня в непонимании замирает.
— Это ты, Соня! Ты не давала мне уснуть до пяти утра. Едва закрою глаза — вижу тебя. Да-да! Ты виновата! Знаешь, ты просто измучила меня.
У Сони начинается истерика, она просто заливается в приступе хохота. Душ неожиданных чувств рушится на нее: досада на себя за свои фантазии, досада на Джонни за дурацкий розыгрыш, радость, что дурацкие фантазии не оправдались, удовольствие от того, что ради нее Джонни придумал такую историю. Пусть это выдумка, как и с раковиной, но ведь ради нее! По-любому приятно.
Джонни доигрывает сцену.
— Да-да. Смейся над бедным Джонни-с-пляжа.
Соня сквозь приступы хохота пытается спросить:
— Вот почему? Почему? Ты так беспардонно, откровенно врешь, но меня это меня не бесит. Почему… Черт! Мне это даже нравится! Ты… Ты ведь придумал это, чтобы спровоцировать меня. Да?
— Да. Я хотел посмотреть, будешь ли ты ревновать.
Откровенность Джонни опять пробуждает в Соне бурю эмоций, она опускает глаза, и на глаза ей попадают обожженные руки Джонни, обожженные до волдырей.
— Ты ведь редко дома ночуешь? — спрашивает Соня, и взгляд ее становится насмешливым и чужим.
— С чего такой вопрос? — в голосе Джонни тревога.
— Волдыри. И та же самая футболка. Если бы ты был дома сегодня, ты бы не надел снова ту же майку. Только не говори, что ты так беден, что у тебя нет денег на рубашку с длинным рукавом.
Лицо Джонни все ближе. И они смотрят друг на друга, как два азартных зверя.
— Я просто не придаю этому значения. Мне наплевать на волдыри, а эта футболка моя любимая.
— Ладно. Попробую тебе поверить, — говорит Соня, чувствуя, что выиграла по очкам.
Но Джонни легко возвращает себе все фишки. Он говорит просто, совсем без тени игры:
— Я не обманул тебя. Я правда думал о тебе всю ночь. Не только о твоем теле, хотя не скрою, оно прекрасно. Но меня не удивишь телом. У меня этих тел было… Меня волнует твоя душа! Ты необычная, и мне интересно с тобой. Ну вот. Зря я это сказал, да? Теперь ты отменишь урок танго?
— Что? Когда это я успела его назначить?
Соня опять в шоке, а Джонни опять паясничает.
— О! Прости. Наверное, я перепутал сон с явью. Наверное, мы танцевали во сне. И ты назначила мне урок на сегодняшний вечер.
Соня злится. Она сама не знает, что ее так злит. Глобально все безобидно, просто весело. Просто весело. Она ничего не потеряла, просто человек нашел такую удобную форму мягко попросить об уроке танца. В чем причина досады? Почему это бесит?
И Соня решает выяснить этот вопрос сразу.
— Почему не сказать прямо? Что-нибудь вроде: «Соня, я хочу, чтобы ты мне дала пару уроков танго, давай договоримся». Почему не так?
Но Джонни не поймать.
— Я же серфер. Серфер не ходит прямо. Чтобы идти вперед, надо идти зигзагами.
Соня раскрывает ладонь и смотрит на своих куриных богов.
— Всегда?
— Да. Всегда, — твердо говорит Джонни. — Кстати! Сегодняшний урок называется «Лавирование».
Соня раскрывает ладонь, и боги падают на песок. Она расстроена. Сломанная нога начинает ныть.
— Ого! Сколько куриных богов!
Соня кривит губы.
— Куриных. Пусть куры пользуются.
— У, какая ты. Так что насчет танго? Костер, шашлык, вино и танго? Какова идея?
Соня смотрит на лицо Джонни, и он снимает очки, чтобы она могла получше его рассмотреть.
— Мне надо подумать. Это сложный вопрос. Отвечу после урока.
— Тогда идем?
Муха выволакивает из ангара зонт и кладет его на песок. Он бросает на Джонни недовольный взгляд.
— Джонни! Ты бы помог!
— Сейчас! — отвечает Джонни, но Соня его останавливает.
— Постой, — она достает из сумки тюбик с мазью. — Руки.
Джонни молча протягивает руки и смотрит, как Соня мажет его волдыри мазью.
Она опережает его реплику.
— И ты ничего мне за это не должен. Я делаю это для себя. Мне неприятно смотреть на твои волдыри. Если бы я любила созерцать открытые раны, ожоги и гнойные струпья, я бы работала в больнице, но я преподаю танго. В этом дело. Так что не принимай близко к сердцу.
— Спасибо, Соня.
Они встречаются взглядами, и им щекотно. Словно солнечные лучики щекочут зрачки. Почему так? Соня не знает, она опускает глаза, Джонни щурится и расплывается в улыбке.
— На здоровье. И поменяй футболку. Ладно?
— Ладно, — обещает Джонни. В его взгляде появляется не то, чтобы любопытство, но все не так, как он думал. Или не совсем так.
Соня уходит в ангар, чтобы переодеться.
Джонни подходит к Мухе и молча начинает помогать.
— Не сильно ты продвинулся, я смотрю, — говорит Муха.
— Нормально. Все под контролем. Видел? Она уже купила мне мазь и даже сама лично намазала. Так что дело сделано.
Волна плещет о доску, норовит скинуть. Надо упираться парусом в ветер, а он порывист. Соне трудно. Но ветер помогает голове стать пустой. Пустой от всего. От страхов за будущее, от сожалений прошлого, от мыслей о Джонни. Хотя это непросто. Вот он, Джонни. Идет параллельным курсом. Довольно далеко — метров около шестидесяти между ним и Соней, но Соня чувствует, что Джонни следит за ней. Но он не только следит, он еще умудряется фокусы показывать, а ей нельзя смотреть на фокусы. Она и так с трудом на доске стоит.
Но едва стоит ей отвернуться и забыть о Джонни, как тут же раздается его голос.
— Управляй парусом! Лавируй! Будь умной, Соня!
Соня под нос себе бормочет.