— Ага. Соня. Очень приятно.
— Извини, кино, — Игорян снова отворачивается к экрану.
— Я — Наталья, — у женщины нудный скрипучий голос.
Соня берет тарелку и кладет себе картошку и салат. По темному коридору на экране крадется полицейский. Коридор длинный, как в дурном сне. В руке полицейского «глок», лицо освещено тусклым светом, изображающим ночь. Полицейский стирает пот со лба и тревожно прислушивается.
Соня нагребает из салатницы большую ложку салата, стараясь не издать ни звука. К столу подходит женщина лет тридцати.
Разглядев Соню в темноте, она шепчет:
— Ты новенькая? Привет. Я Рита.
— Ага. Соня.
— Что тут у нас? — Рита разглядывает содержимое салатницы и заглядывает в кастрюлю. — Салатик, картошечка, рыбка. Вкусненько.
— Ага, — говорит Соня, жуя кусок помидора.
Маньяк на экране подносит нож к горлу жертвы. В глазах жертвы ужас, на лбу выступает пот. Она мычит, насколько позволяет мычать скоч, которым заклеен ее рот. Жилы на шее вздуваются. Соня отворачивается.
— Фу! Не могу смотреть ящик, — говорит Рита. — Или дебилизм, или насилие. И так убить кого-нибудь хочется. Не противно вам?
— Да сейчас уже закончится, — отмахивается Игорян.
— Нет. Нам не противно, — скрипит Наталья. — Так что придется потерпеть!
— Ладно-ладно! Смотрите! — смиренно соглашается Рита и обращается к Соне: — Сами все тут маньяки ненормальные!
Игорян шикает.
Раздается сигнал мобилы. Рита достает ее из кармана, хмуро читает сообщение и начинает писать ответ.
— Ну, давай же! Давай! — восклицает Игорян.
В комнату маньяка врывается полицейский, гремит выстрел, из головы маньяка вылетает красная жижа и заливает экран. В следующем кадре девушка падает на грудь освободителя.
— Ну вот. Все обошлось! — довольно произносит Наталья. — И нечего было истерику устраивать!
Начинается реклама, Игорян выключает звук и включает лампу, висящую над столом. Становится почти светло.
Затем мужчина оскаливается в улыбке и спрашивает:
— Ты из Москвы? Надолго?
— Нет. Ненадолго, — отвечает Соня. — А-а-а… мы, типа, уже на «ты»?
— А че нам? Мы тут все на одном пляже практически голые. К чему церемонии?
— Логично.
— Игоряша простой у нас, — сообщает Наталья. — Зато полезный. Заботливый, если сходить куда или еще как.
— Да, я такой.
Отправив сообщение, Рита достает из кармана пластинку с таблетками, выщелкивает одну и запивает водой. По ее лицу видно, что она расстроена.
— Тема маньяков сегодня преследует меня, — говорит Соня после некоторого раздумья. — В маршрутке ехала — слышала разговор. Говорят, на днях нашли труп девушки в заброшенном доме.
— Че, реально? — не верит Рита. — Да ладно!
Игорян и Наталья внимательно слушают Соню, хотя это не мешает им есть.
— Ага, — продолжает Соня. — Родственница одной из теток в понятых была. Засняла на мобилу.
— Где нашли? — Наталья поворачивает голову. — В Севастополе?
— Ага.
— Да, — тянет Игорян. — Сплошные маньяки. И в кино, и в жизни. Вот так пойдешь на пляж и…
— Ну и шуточки! — Рита морщится.
— Можешь не волноваться, Рита, — смешочек Игоряна. — Надо быть особенным человеком, чтобы попасть в руки маньяка. А мы люди обычные. Нам ничего не грозит!
Наталья усмехается:
— Тебе, Игоряш, точно ничего не грозит! Речь идет о женщинах, если ты не заметил. Надо новости посмотреть будет.
Все замолкают на минуту в раздумье, и Соня задает вопрос, о котором думают все:
— А как он вообще их находит? Стоит часами в темном дворе и ждет? Или на пустыре? Как?
Игорян отзывается первым.
— Я читал в учебнике по криминалистике, что жертва и маньяк чаще всего заключают молчаливое согласие. Жертва как бы согласна быть жертвой. Маньяк не набросится на любого, он чувствует какую-то связь с жертвой.
Рита не согласна:
— Да ладно. Сколько раз слышала, что обычные женщины и девушки становились жертвами. Шла с работы вечером, просто гуляла — и на тебе.
— Ну, я что читал, то и сказал. Не на каждую он набросится. Вот, к примеру, собаки — они ж не всех кусают, а только тех, кто боится.
— Типа, жертва тайно хочет, чтобы ее порезали на лоскуты? — уточняет Соня.
— Это вряд ли, — возражает Игорян. — Но, наверное, гипнабельность нужна. Обычно все эти жертвы в подавленном состоянии. Подавленный человек, не видит, что вокруг творится. Весь в себе потому что.
Голос Игоряна бодр и весел. И Соня думает о том, что Игорян, вероятно, всегда весел. Вероятно, чтобы заставить его хмуриться или печалиться, надо сделать что-то ужасное — например, стукнуть его по голове молотком. А так ему все — трын-трава и веселье.
К столу подходит Петровна, неся на руках блюдо с дыней.
— А вот мы сейчас у Петровны спросим! — говорит Игорян.
— Давайте дыньки покушайте, — предлагает Петровна.
Игорян собирает пустые тарелки, освобождая место для дыни.
— О! Ставь сюда, Петровна! Знаешь че-нить? Маньяк, говорят у вас тут. Соня вот в маршрутке слышала.
— Да, объявили в новостях утром. И в магазине народ говорил. Но вы не бойтесь, он в Севастополе орудует. Там на окраине, на Лагерной. У нас тут нечего ему делать. Так что отдыхайте, не волнуйтесь.
Петровна забирает тарелки и уходит.
— Надо новости послушать, — теперь это говорит Рита.
На экране появляется Сердючка, Игорян делает звук громче. Сердючка поет: «Червячки чудовы, ризноколеровы».
— М-м-м-м, какая дыня! Мед! — восхищается Игорян.
— Да ничего особенного, если честно, — Наталья брезгливо кладет обгрызенную корку и тянется за вторым куском. — Несладкая и водянистая. Наверняка туда нитратов впрыснули шприцем, чтобы быстрее созрела.
А дыня-то реально хороша. Соня и Рита встречаются взглядами и понимают, что они подумали об одном и том же.
— Есть люди, — говорит Рита, — рядом с которыми киснет молоко.
— И мед становится горьким, — добавляет Соня.
Им становится весело, они с трудом удерживаются от смеха.
— Это вы к чему? — спрашивает Игорян, протягивая руку за следующим куском дыни. — Ну-ка. Вот, вот этот.
— Да так просто, — взгляд Риты вызывающе сверкает.
Наталья кладет скомканную салфетку в тарелку и сверлит Риту огненным взглядом. Но это только бодрит оппонентку. Как бы сама себе, Рита произносит:
— Интересно, почему-то никогда не слышала о женщинах-маньячках. А они ведь есть, наверное? Я вот одну точно знаю.
Наталья прекрасно понимает, в чей адрес реплика, но это ни на йоту не смущает ее.
— Женщины умнее, — говорит она. — Они тщательнее скрывают следы. И у них другие методы, требующие интеллекта. Женщина может лаской довести до такого ада, что мало не покажется. Не зря говорят: сила есть — ума не надо. Приятного аппетита.
Отодвинув стул, Наталья удаляется.
— За что ты ее так? — спрашивает Соня.
— Есть за что. Она вот так нудит уже вторую неделю и утром, и вечером. Я уже видеть ее не могу. Я отдыхать сюда приехала, а она настроение портит.
— Ну да. Наталья — эксклюзивная женщина, — соглашается Игорян.
ГЛАВА 6Ночные мысли
Ночью Соня почти засыпает. Почти. Где-то на грани, на поверхности между двумя мирами, Соня думает о том, что привычное может быть скучным, но не пугающим. Хотя и скука может стать смертельной. Мы поглощаем мир глазами, ушами, губами, желудком, мозгом, снами, словами, касаниями. Мы пьем его, жуем или жадно глотаем, думаем его. Этот поток и есть мир, мы наполняем им мозг и существуем.
Нет потока — нет сознания, но и слишком бурный поток может сбить наше сознание с ног и повергнуть в панику. Паника — это когда мозг не успевает раскидать новости по полкам. Или когда новостей нет.
Это просто ощутить: стоит остановить взгляд, мир исчезает за серой пеленой. Но и если очень быстро двигаться, мир также превращается в нечто однородно неразборчивое. В серую глину пустоты. Выходит, слишком быстрая скорость равна для нас полной неподвижности. Кто сказал, что за неподвижностью нет ничего? Кто сказал, что за скоростью света нет ничего? Впрочем, «неведомо» равно «не существует».
Это, собственно, и есть коридор реальности — то, что мы успеваем разглядеть, расслышать, ощутить, измерить. Но измерить реальность мы можем только реальностью, доступной нам в ощущениях, и в этом ограничены. Наше общение с миром похоже на бесконечный коридор отражений, возникающий в двух зеркалах, направленных друг на друга, где каждое отражение обогащено сложностью предыдущего.
Соня думает о том, что пространство спокойствия — это пространство предсказуемости. На предсказуемое мозг не тратит энергии, поэтому он так не любит расставаться с прошлым. Твое прошлое и есть ты сегодняшний. В этом секрет всех гороскопов. У нас нет универсального сознания. Прежде чем увидеть мир, мы должны получить инструмент зрения. Сначала рождается тело, а потом — долго, в течение нескольких лет — в мозгу вызревает личность. Это называется детство.
Детство — самое безопасное время, каким бы оно ни было. Время доверия. Ты вынужден всему, что приносит поток реальности, говорить да. Иногда это помогает тебе, иногда это тебя калечит, но у тебя еще нет слова «нет». Сначала ты весь — одно сплошное «да». Мир впечатывается в тебя, делая из куска глины пустоты город твоего сознания, потом населяет его живностью. И дальше ты будешь жить внутри этого города, даже если он полон вурдалаков и змей, даже если его стены получились кривыми, а лестницы ведут никуда. Если смотреть сверху, этот город выглядит как матрица или печать. Отныне все, что ты будешь создавать — вещи, отношения, слова, поступки — будет слепком этой матрицы. И все, что ты будешь брать из мира, должно будет совпасть ямками и выпуклостями со сложной архитектурой твоего внутреннего города. Иногда ты будешь встраивать свою матрицу в нечто неподходящее и неведомое тебе, и тогда дома и эстакады твоего города будут крошиться и оседать в руины. И тебе будет больно. Печалясь и плача, ты будешь исправлять разрушенное, ремонтировать, изменять очертания, не желая расстаться с тем новым, что пришло в твою жизнь, чтобы нанести урон твоему городу. Ты будешь чувствовать панику и страх, пока не возведешь новые формы. Так ты будешь учиться. И однажды, усвоив множество уроков, почувствуешь себя героем, победителем драконов, и вот тут-то тебя и поджидает смертельная встреча с неизвестным. Ты не сможешь предугадать, каким будет человек, который сотрет твой город с лица земли, как Хиросиму и Нагасаки. Твой победитель может оказаться кем угодно: маленькой девочкой, взрослым мужчиной, случайным прохожим, любовником, тренером по танго, учителем литературы, персоной, о которой ты прочтешь в газете. Ты никогда не предугадаешь, кто сотрет тебя с лица земли и превратит твое сознание в пустоту. И лишь тогда ты снова станешь чистым, как в тот миг, когда родился на свет. И лишь тогда ты увидишь мир таким, как есть. Из мира зрителей ты переместишься в мир артистов и рабочих сцены. Увидишь серые кулисы, скрипучие механизмы, цепи, шестерни, которые приводят в движение громоздкую махину мироздания.