и, ужас так переполнил ее адреналином, что первый же надрез взрывает Соню адреналином. Адреналиновые вспышки вышвыривают ее из реальности в раскаленную бездну ада. И Соня цепляется за край колодца, но окалина по краям обжигает, и она кричит, кричит, пытаясь в крике набрать силу для войны, но крик ее уходит внутрь тела и сильнее взрывает его.
Волчьи глаза маньяка блестят адреналиновым голодом, он втягивает в себя энергию ада. Волны адского жара расплескиваются в пространстве и горячая искра обжигает эфирное тело Джонни. Он останавливается и затихает. Там, в подспудной тишине, к си бемоль минор добавляется соль. Чистая Сонина соль второй октавы. И в аккорд добавляется мажорное звучание. Это толчок силы для Джонни. Теперь он слышит голос Сони — ее крики, крики ее ужаса, больше похожие на крики ночных разъяренных кошек, раздаются у него в голове, и он идет на этот звук.
Вскоре тайная месса перестает быть тайной. Зрение Джонни, и слух, и чувство ритма обостряются — теперь он видит все ярко освещенным. Его мысли коротки и точны, как выстрелы, движения неуловимы и плавны, как удар кошачьей лапы.
Джонни недолго думает — пока он еще не отразился в глазах Сони, надо успеть сделать единственно верное движение. На ошибку нет ни времени, ни права. Мужик со скальпелем жуток. Это великан с огромными граблями. Это не малыш, оскорбленный ростом. Малышам нужна власть, великаны алчут крови.
Джонни на расстоянии срастается с телом маньяка, так парус срастается с ветром, и, угадав его поворот, кидает монтировку. Она летит по начертанной в пустоте линии. По линии смерти, не по линии жизни, и геометрия тут ни при чем. Геометрия всегда на службе у событий. Целиться нужно в событие, а не в цель — тогда и с закрытыми глазами попадешь.
Стальной конец попадает точно в правую почку монстра.
Гора мяса опадает на землю, Джонни подбегает и добавляет между лопаток.
Джонни не думает о том, что будет. Узел его осознания сосредоточился в одной точке. Лучи судьбы сошлись в лазер, а что дальше? Дальше будет дальше.
Джонни разрезает скотч и, раздевшись, швыряет Соне рубашку.
Соня кашляет и одевается.
Гора мяса приходит в себя. Это слабая гора, у нее повреждена почка, ее сердце молотит невпопад, но это громадная гора. Гора-экскаватор. Руки-ковши загребают пространство, глаза пылают адской алчностью. Видно, что жилы горы всегда в гипертонусе, от этого тело судорожно-бугристо. Слишком вытянута шея, слишком покаты плечи, позвоночник не выдержал натяжения жил и согнулся в дугу. Но в дуге этой сила пружины.
Джонни молотит по горе монтировкой и движется прочь от Сони, как птица от птенца. Как танцующий котик, выбравший путь победы в войне с превосходящим противником.
Гора по-слоновьи тяжело гонится за Джонни — удары только зла добавляют, и Джонни бежит, а гора гонится.
Пара убийца-жертва движется по темным коридорам строящегося здания, как по внутреннему миру подсознания. Они связаны там, внутри. Кто теперь победит?
Лестницы выводят их наверх, на суд неба — Небо смотрит на них, на эту пару — монетка с овцеволком пока еще летит вверх и крутится, крутится и… замирает на секунду над пропастью — выбор сделан: овца сделала волка на этот раз. Волк летит вниз лицом на прутья арматуры — они станут ему осиновыми кольями. А всего-то стоило пригнуться под броском этой горы мяса, просто расслабиться и дать ей пролететь мимо.
Мясо взрывается, напоровшись на сталь, и все души, выпитые этим мясом, со стоном вырываются наружу. Выплескиваются багряным фонтаном, и плоть адского исчадия становится тем, что есть, — горой мяса, пищей. И это справедливо. Бездушное не должно жить чужими душами — такова тоска мира по равновесию. И мир затихает.
Овца, готовая свалиться вслед за волком, держится на волоске.
Ангел, посланный Богом, держит эту жизнь в мире для дальнейших поступков. Соня. Ее руку уже сводит судорога, но она не отпускает пальцы, она кричит, находя силы в крике.
Джонни осторожно затихает и помогает Соне затащить его назад в коридоры жизни из пропасти смерти. Начинается ливень. Небо разрывается накопившимся криком молнии.
Глава 54Обнаженные
Соня сидит на табурете, мокрая после дождя и после душа, в ее руке стакан с вином, и она отпивает маленькими глотками. Ее тело больше похоже на тело святого Себастьяна. Джонни выдавливает из тюбика мазь на палец и замазывает раны Сони. У Джонни опрокинутое лицо. Соня смотрит на его лицо и вдруг начинает гладить его по голове. Его мокрые курчавые волосы напоминают на ощупь шерсть зверя.
Соня допивает вино и ставит пустой стакан на стол. Толстое стекло громко стучит по дереву.
— Ты все испортил, — говорит Соня. — Все, что могло быть, уже никогда не случится.
Фиолетовые бабочки садятся на руки Джонни, на губы, на веки, но Соня не видит их. А Джонни мажет, мажет мазью ее раны. И вспоминает, как это делала Соня. Рифмы. Рифмы — вот из чего состоит мир.
— Люди начинают с белого цвета, — говорит Соня. — С чистоты. А мы начали с тьмы. Это непоправимо. Это мы вызвали этого демона. Мы сами.
— Но его больше нет, — говорит Джонни. — Демона больше нет.
По щекам Сони текут слезы, и редкие фиолетовые бабочки кружат над их головами. Но их слишком мало, чтобы забыть случившееся.
Утром Соня просыпается и видит рядом спящего в одежде Джонни. Прошедшее вспоминается не сразу. Да и вспоминается ли оно? Было ли оно наяву? Может ли быть такое наяву? Вряд ли. И Соня думает, что вряд ли это была явь — то, что случилось вчера.
Сон! Вот в чем дело. Любой, кто затягивает тебя на территорию сна, опасен. На территории сна живут демоны. И Джонни повинен в этом. Пусть он звал ее всего лишь на окраину, но именно благодаря тому, что она переступила границу яви и сна, Соня неизбежно встретилась с хозяином темноты, с демоном, с убийцей. В убийцах нет света, нет душ, они живут чужими душами, потому что без души тело просто мясо.
Соня встает с постели и нервно ходит по квартире.
Она видит, что Джонни живет один, видит фотоаппаратуру. Соня проходит на кухню, чтобы сварить себе кофе, и видит в мусорнице порванные фотки девушек. Много фоток, много красивых, изумительных фоток.
Соня берет в шкафу у Джонни джинсы и футболку и одевается.
Глава 55Следствие
Сквозь пыльное стекло на стол в кабинете следователя падает свет. Женщина, хозяйка «логова маньяка», сидит на стуле перед следователем и смотрит, как кончик стержня шариковой ручки выводит на бумаге слова. Но тишина пугает эту женщину, и она начинает говорить. Ей кажется, что если она будет молчать, то тишина может повредить. В тишине могу родится мысли, о которых она не догадывается, и неизвестно, чего от них ждать.
— У меня там мать жила, — говорит женщина. Умерла весной. Надо бы продать халупу эту. Да кто ж ее купит? Студентам бедным сдаю. Студентам-то все равно. Лишь бы переночевать.
— Прочтите. Все верно? — равнодушно говорит Следователь, подвигая с шелестом протокол.
Женщина пробегает глазами текст. Следователь ждет, глядя в окно. Для него давно нет тайны в его работе. Она давно стала банальностью и рутиной, но проблема жизни в том, что для нее нужна именно рутина. На плотный поток рутины можно опереться. На стене у следователя висят нунчаки, он занимается восточной борьбой в свободное время. Но теперь все меньше и меньше. Раньше в этом было спасение, а теперь привычка. Рутина.
— Да. Похоже, — говорит женщина, возвращая на стол лист протокола.
— Тогда напишите: «С моих слов записано верно» — и распишитесь. Там, где галочка.
Хозяйка логова старательно выполняет просьбу.
— Можете идти, — говорит следователь и начинает набирать номер.
Женщина уходит.
— Ну че там? — говорит Следователь в трубку. — На пляже, говоришь? Вчера? С девушкой? Да хрен его знает. Но псих точно. Да. Поехали.
И все-таки он не удерживается и, прежде, чем выйти, совершает несколько фигур с нунчаками. А потом осторожно вешает их обратно и берет пистолет из сейфа.
Глава 56Неожиданный поворот
Маршрутка номер пятьдесят два останавливается около «Малибу». Соня выходит на дорогу. Соня идет по дороге и ничего не видит. Она все еще в шоке.
По шоссе несется полицейский минивен. Опер оборачивается к следователю и спрашивает:
— Так что? Точно он?
— Да хрен его знает, но если девка все-таки не найдется попозже, то трында ему точно будет, не иначе.
— А если не он?
— Знаешь, — говорит следователь, — я не Господь. Не я ему карму придумывал. Я должен поймать преступника и посадить. Если ему суждено попасть в тюрьму, это не моя вина. Не я так придумал. Раньше я парился, а теперь мне пох.
— Понял.
— Говорят, что мир — это дыхание Будды, — рассуждает следователь, глядя в окно на пролетающий пейзаж, — но все чаще я вижу иную картину. Мне кажется, что бог присел на корточки, чтобы опорожниться, и его кал — это и есть мир. Нескончаемый поток кала — вот, что такое наша реальность.
Соня входит во двор Петровны, и ей почему-то кажется, что она вернулась из космоса. С Марса — не меньше. За столом сидят Игорян и Наташа. Петровна и Старик в огороде. Собака весело подбегает к Соне, виляя хвостом, и, обнюхав, убегает.
— Привет-привет, моя хорошая, — говорит Соня собаке.
— А вот она, красавица! — раздается бодрый голос Игоряна. — Ну, привет! А мы тебя потеряли.
— Потеряли? Почему? — Соня неуверенно подходит к столу. В ее голове все еще носятся темные птицы ночного кошмара, мозг еще нечист от них и потому события вчерашнего дня ускользают от внимания.
Наталья напоминает о них:
— Привет! Ты же сказала, что позвонишь, если не вернешься! Ждали-ждали. А потом решили в полицию сообщить.
— Ты что? Что такое случилось? — Игорь внимательно смотрит на замершее в удивлении лицо Сони.
— Да! — Соня окончательно возвращается в явь, светлая волна яви смывает последние пленки темноты. И с этим приходит досада. — Черт. Точно! Конечно. Как я не подумала. Я идиотка. Боже! Я идиотка!