— Так ведь картошка будет, — повторил. — Сегодня привезём… Ты чего, правда, напугалась?
— Ну, да. Думала — ограбили. Вчера про Ираиду Семеновну узнали, а тут у нас.
Он усмехнулся:
— Вот чудак-человек, сразу про ограбили, — он приподнял её подбородок. Руки соскользнули с плеч, задержались на локтях, сжали призывно. Стеша порывисто выдохнула, закрыла глаза, прислушиваясь к разливающемуся по телу теплу.
Вот он дотронулся до запястья, поднял её руки себе на плечи, шаг навстречу, заставив сделать шаг назад и упереться спиной в стену. Дыхание сбилось. Он так близко, что слышно биение его сердца. Склонился над ней. Губы мягко коснулись щеки, собрали солёную дорожку. Стеша вздрогнула от неожиданного сочетания нежных губ и чуть колкой щетины, затаилась, ожидая, что будет дальше.
В груди стало горячо. Словно огненный шар, разрастаясь, перекатывался к ногам. В животе икрилось бенгальскими огнями.
Девушка запрокинула голову, чтобы видеть его сейчас. Серый взгляд, вопрошающий и дерзкий, смелые руки, ласковые и требовательные. Губы коснулись уголка рта, бегло, будто невзначай. Чуть отстранились, дав возможность сказать «нет». Стеша обвила его шею руками, запустила пальцы в густые, пропахшие соленым ветром волосы, прижалась всем телом, чувствуя его желание.
Пьянящее ощущение близости и несказанных слов. Горячие руки, обжигающее дыхание. Время дрогнуло и остановилось, растянув мгновение их первого поцелуя, долгого, как полярная ночь и ослепительного, как сияние авроры. Только его руки. Только ее дыхание.
Они очнулись на пороге комнаты. На Егоре уже не было даже футболки. Затуманенный взгляд и желание дойти до конца.
Все меньше пространства для манёвра, всё сложнее принять решение, всё желаннее ласки. Все горячее объятия.
Её охватил страх. Кольнул острой иглой. «Нет, я не хочу!» — сердце в панике забилось в груди. Губы похолодели, до судороги свело колени. Она невольно всхлипнула и отшатнулась, ударившись затылком о стену.
— Тш-ш, — прошипел он, замирая рядом с ней, подхватывая и переводя дух. Ладони ещё крепко её сжимают, губы не хотят от неё отстраняться. Хочется ею дышать, ею жить, это девочкой со старомодным именем. — Все хорошо. Только не убегай от меня, ладно?
Ещё мгновение рядом с ней.
Он мягко отстранился, поцеловал в губы нежно, выпивая её вдох благодарности. Улыбнулся загадочно.
— Мне кажется, ты будешь моя.
«Нежно любимая душка Солнышко,
Не читал твоего письма, так как люблю это делать в постели перед сном. Но я заранее благодарю тебя за всю любовь и доброту, которая излита там. Я сдам это письмо в Тосно и надеюсь, что оно дойдет до тебя сегодня вечером.
Да, эти дни, проведенные вместе, были тяжелы — но только благодаря тебе я их перенес более или менее спокойно. Ты такая сильная и выносливая-восхищаюсь тобою более, чем могу выразить. Прости, если я был не в духе или несдержан, иногда настроение должно прорваться!
Конечно, было бы счастьем, если бы мы могли оставаться вместе все это трудное время. Но теперь я твердо верю, что самое тяжелое позади, и что не будет уже так трудно, как раньше. А затем я намереваюсь стать резким и ядовитым.
Бог даст, наша разлука не будет долгой. В мыслях я всегда с тобою, никогда не сомневайся в этом.
От всего любящего сердца обнимаю тебя и девочек. Будь здорова и тверда, моя дорогая птичка, моя единственная и мое все!
Спи спокойно и сладко. Твой навеки старый муженек Ники».[13]
Глава 18. Чай с сухариками
Она укрылась в своей комнате.
Щеки горели, полыхали огнем.
С трудом переводя дыхание, распахнула окно, впуская в комнату холодный невский ветер, запах свежего огурца и корюшки. Грудь высоко поднималась, на разгоряченную кожу падала сырая взвесь, покрывая словно вуалью.
«Как теперь быть?».
«Собраться, съехать? Куда?»
Одна мысль — к Ираиде.
В кухне что-то с шумом грохнулось.
«А почему я должна сбегать?» — холодный ветер помогал расставить смешавшиеся мысли по местам. — «Что такого произошло?»
«Тебе понравилось, вот что», — внутренний голос не позволял врать самой себе. В ее жизни никогда не было таких поцелуев. Когда-то, в самом начале романтических отношений с Олегом, ей нравились его несмелые намёки. А потом его властные нахрапистые ласки вызывали отторжение.
С Егором она на миг забыла себя.
Не осталось ничего, кроме его рук. Она и сейчас ощущает их на своей талии.
Пальцы хранят его тепло, острый мужской аромат соленого ветра и легкие дубовые нотки.
Стеша закрыла глаза, ловя себя на мысли, что огненный фейерверк разгорается теперь с новой силой от воспоминания о нем.
В голове мерцал маятник: принять решение. «Мне кажется, ты будешь моей», — так он сказал минуту назад? Он в это верит. А она? Она хочет этого?
Сердце замерло в ожидании ответа как приговора. На губах застыло сомнение.
На столе коротко завибрировал телефон, подсказывая о входящем сообщении.
Стеша машинально потянулась, активируя экран.
«У меня есть чай и сухари, пошли киношку смотреть, пока Митька не пришёл?»
На душе стало легко, губы растянулись в улыбке.
Ответ пришел сам собой. Конечно, хочет. Она хочет быть рядом с ним, этим сумасшедшим гусаром.
А потом они сидели в кухне, пили чай и хрустели сухариками.
Стеша сама не заметила, как оказалась рядом с ним. Как прислонилась к его груди. Как ее пальцы переплелись с его. Она чувствовала его дыхание, ловила осторожное касание губами макушки.
Он перебирал тонкие пальчики, холодные и испуганные в начале, доверчиво-податливые спустя мгновение, чувствовал, как что-то тает внутри неё. И улыбался.
«Мне кажется, ты будешь моей», — медленно переставало быть неосторожно брошенной фразой, превращаясь в реальность.
За которую ещё предстояло побороться.
15 апреля, 18–33
Москва
Татьяна Николаевна устроилась в сквере напротив офиса мужа.
Сегодня утром пробурчал:
— У нас совершенно разладились отношения, ты не находишь?
Татьяна растерялась. От неловкости поправила волосы, вспомнила, что прическа еще не сделана, макияж не нанесен, и выглядит она, скорее всего, как среднестатистическая домохозяйка. Мысль ввергла ее в шок.
Аркадий сумрачно смотрел на нее. После побега дочери и того разговора вечером, отношения, действительно, как у случайных пассажиров: холодное приветствие утром, сдержанная благодарность за приготовленный ужин. Каждый старался как можно времени проводить рядом с другим в одной комнате.
— Я тебе на свидание приглашаю. Сегодня вечером, — пробормотал. — Что скажешь?
Татьяна растерялась еще больше:
— На свидание? Меня?
Аркадий смотрел выжидательно и… краснел.
Супруга растерялась окончательно, зачем-то застегнула верхнюю пуговку на тонкой шелковой блузке.
— А… Куда пойдем?
— В кафе пойдем. Мороженое есть, — коротко отозвался Аркадий и добавил севшим голосом: — Как в молодости.
Как в молодости.
От этого сладко сжалось сердце.
Как в молодости — это когда они, на годовщину свадьбы голова к голове вычитывали меню, тайком считая под столом монетки.
Как в молодости — это когда цветы с клумбы и бегом от милиционера.
Как в молодости — это одна чашка кофе на двоих, жидкий борщ без мяса и перешитое из своей блузки Стешкино новогоднее платьице. Самое красивое в группе.
Татьяна зажмурилась от солнца.
Когда-то давно она также ждала его под дверью консультации, или у ворот института, в котором он преподавал. Вот точно так же на скамеечке, подставляя весеннему солнцу веснушчатое лицо. Господи, у нее ведь когда-то были веснушки…
Зачем она их выводила?!
Столько нервов, денег, сил, сожженная кожа, аллергия. Реабилитация. Борьба с пигментными пятнами. Зачем? Ради чего?
Аркаша даже не обратил на это внимание. Только смотрел как на незнакомую женщину.
Вот тогда-то, она это точно знала, чувствовала, их отношения и перестали быть прежними.
Выходит, веснушки были хранительницами ее семейного женского счастья…
Рядом остановился мерседес. Белый, роскошный, словно яхта олигарха.
Татьяна равнодушно наблюдала, как к машине подошла яркая блондинка: вьющиеся волосы (конечно, химия), тонкая накидка от Армани (ей не откажешь во вкусе), высокий каблук (когда-то и она бегала на таких).
Водительская дверь распахнулась, из нее выскочил высокий молодой парень, слишком ухоженный, под стать своему автомобилю. В нем все было «слишком»: слишком лучезарная улыбка, слишком дорогой костюм, слишком галантные движения.
Татьяна встала, сделал несколько шагов к проспекту, еще не веря своим глазам.
Блондинка прильнула к груди ухажера.
Откровенный поцелуй с хватанием за попку. Словно молодой человек желал ее съесть.
Татьяна невольно поморщилась и сделала еще один шаг к паре.
— Олег, рада тебя видеть, — позвала с издевкой.
Молодой человек замер, отстраненно оглянулся.
Их глаза встретились: жениха и несостоявшейся тещи. На губах Татьяны играла странная улыбка, не то торжествующая, не то угрожающая. В глазах притаилась холодная неприязнь.
— Что к нам давно не заходишь? Дорогу забыл?
Олег смутился, оправил идеально сидящий пиджак, приоткрыт пассажирскую дверь, незаметно подталкивая к ней удивленную блондинку. Та замерла.
— Да работы много…
— Работы? — иронично переспросила Татьяна и перевела взгляд на девушку. — Со своей знакомой не познакомишь?
Олег покраснел, икнул неловко:
— Это… знакомая. Просто знакомая, Татьяна Николаевна. Не стоит…
Девушка вспыхнула:
— То есть как «просто знакомая»?
— Катя, заткнись! — прошипел Олег, глядя на нее уничтожающе.
Блондинка побледнела.
— Ты никогда не собирался показывать меня своим знакомым, да? — голос звенел. Татьяна наблюдала за этим спокойно, с нескрываемым наслаждением. Девочку ей будет жалко. Но не сейчас. Может быть, позже, вечером. Или завтра.