Стеша отстранилась, глаза округлились:
— Как?
— Так. Он уступил место Денису Васильеву, отцу Ромки, — Егор положил горячую ладонь Стеше на затылок, прижался к прохладному лбу щекой. — Место в Академии одно. Васильева должны были распределить на Тихоокеанский, на Камчатку. А что такое Камчатка для их парня? — спросил тихо и сам ответил. — Это Ромке инвалидность в лучшем случае. Нельзя им сейчас во Флот. Парня поднимать надо. В Питере — врачи, реабилитация. Спецсадики. Родня, опять же, поможет.
Стеша поняла, что соображает туго:
— То есть Митя поедет служить на Камчатку?
Егор молча кивнул.
— А Марго ещё об этом не знает, выходит?
— Как видишь.
Стеша почувствовала беспокойство, нахмурилась:
— Ну, ему сказать надо. Это же серьёзно.
— Серьёзно, — подтвердил он и отстранился. — Только пусть они сами разберутся, ладно? Не говори ничего Марго.
Девушка положила ему голову на плечо. В висках шумело: «Мне кажется, ты будешь моей», «Ему нужна не жена, а оруженосец». В сердце затаился страх, прикрытый тонкой паутиной недоверия, отравленной сомнением. Что она сама хочет — вот что важно. Только это.
И как сейчас не хватает трезвого взгляда со стороны! Стеша впервые за эти дни с тоской подумала о подругах и о доме.
16 апреля, 10–15
Санкт-Петербург
Горан холодно наблюдал за происходящим в квартире старухи.
В начале та долго пила чай — мужчина даже из своего укрытия ощущал приторно-терпкий травяной аромат, — потом смотрела в окно задумчиво.
Около десяти утра кто-то пришел: Горан видел, как встрепенулась старуха, как зажегся мутно-жёлтый плафон в холле размером со спичечный коробок. Напряженно выдохнул: брюнетка, протеже Зины. Или не протеже? Но ее появление в истории с Мушкой раздражало.
Горан присмотрелся.
Короткий разговор. Довольная Ираида засуетилась в гостиной, пытаясь передвинуть антикварное кресло к окну — мужчина видел, как мелькает ее спина, обтянутая полосатой блузкой. Чутье хищника подсказывало, нет — кричало, что происходит то, что не должно было произойти ни при каких обстоятельствах.
Бабка перестала быть одинокой и забытой родней обладательницей редкого сокровища.
У бабки появилась компаньонка.
И в следующее мгновение Горан увидел подтверждение самых страшных своих подозрений: на пороге, передвигая неудобную ношу, появилась уже знакомая мужчине брюнетка, с сумкой и раскладушкой.
— Черт, — в сердцах простонал он, чувствуя, как меняется расстановка сил на шахматной доске.
Лопата, молча наблюдавший за происходящим, виртуозно матюгнулся. Тяжелая ладонь легла на плечо серба:
— Не дрейфь. Твоя задача — взять Мушку, моя — обеспечить тебе доступ в антикварную конуру. Бабу надо убирать.
Горан брезгливо сбросил руку напарника с плеча, посмотрел снизу вверх:
— И что ты собираешься делать?
Лопата осклабился, пренебрежительно ухмыльнулся:
— Не твоя забота. Сиди и не свети.
Он вышел в кухню, долго говорил по телефону. Горан прислушивался, разбирая лишь отдельные фразы.
Через несколько минут Лопата вернулся в комнату, скулы обострились, плотно сомкнутые губы изгибались в усмешке, от которой кровь замедлялась течение в венах, в глазах — хищный голод.
— Не ссы, — процедил, хватаясь за куртку и натягивая ее на плечи, — пару дней, и драпанет эта девка к Зине под крылышко.
Горан не уверен был, что хочет знать подробности.
Он — вор. Мастер. Ему открываются замки и охранные системы, тонкие чувствительные пальцы, острый взгляд и удивительно тонкий слух. Он гордился своим профессионализмом.
Ни одного «мокрого» дела за всю биографию.
Ни одной стычки с полицией.
На него даже ни разу дело не заводили, даже как на подозреваемого. А ведь за плечами похищения из крупнейших музеев мира, из цепких лап частных коллекционеров. Даже один шейх поделился своими сокровищами… принудительно, понятное дело.
И вот теперь эта история с Мушкой.
Горан порывисто встал.
— Нет, это уже без меня, — протянул руку за курткой. В самом деле, он работает только с «чистыми» объектами.
Тяжелая липкая ладонь на запястье хуже наручника, вонь вчерашней колбасы в лицо, холодные светло-синие глаза:
— Даже не думай. Ты за это дело бабки получил? Вот и отрабатывай. Ты свою часть, я свою, — он широко оскалился: — Если, конечно, не хочешь, чтоб твою задницу нашли в холодной вонючей канаве…
Горан растерянно сел:
— Ты мне угрожаешь, сосунок?
Лопата передернул плечами, хмыкнул:
— Значит так, экспозицию я тебе объяснил. Не рыпайся. Сделаешь работу — и вали. Дорогу я расчищу… А нет, так и без тебя справлюсь, не велика птица.
Глава 21. Звонок матери
Ираида Семеновна отдала комплект ключей, выделила Стеше комнату, плотно заставленную антиквариатом. Расчистила от рамок и шкатулок письменный стол, чтобы девушка могла работать, наотрез отказалась использовать раскладушку:
— Есть хорошая, крепкая еще софа. Зачем портить позвоночник на этих новомодных устройствах.
Стеша была благодарна.
Ираида, кажется, тоже.
Девушка, оставшись одна, притворила дверь в коридор, прошла к окну: квартира Ираиды выходила не на проспект, а на узкий и темный каменный колодец внутреннего дворика. Квадратики окон напротив. Тусклый оранжевый отблеск заходящего солнца.
Приоткрыла форточку, впустив в комнату запах сырости и чьего-то подгоревшего ужина. Обняла себя за плечи.
Всего несколько дней отделяли ее от спокойной размеренной жизни в родительском доме.
И вот стремительно, как в том танго, что звучало в клубе «Точка», ее жизнь подхватило течением, вырвало из привычного русла, бросило в новое и неизведанное.
Егор назвал невестой.
Но не сказал главного.
Как к этому относиться?
Отойдя от окна, поправила тонкие кисейные занавески, потянулась к телефону.
— Мам, привет, как вы?
Молчание в трубке всего секунду.
Татьяна Николаевна порывисто выдохнула:
— Ты где, дочь?
— Не важно.
— Стеш, я видела Олега с этой его блондинкой. Прости, что не поверила тебе, — неожиданно торопливо призналась мать, словно боясь передумать. — Возвращайся.
Девушка медленно опустилась на край дивана.
— Я не вернусь, мам.
Молчание в трубке. Минута. Две. Словно отбивающее ритм танго.
— Совсем? Тебе же ГОСы сдавать…
Стеша улыбнулась, уловив в голосе матери надежду, умело расставленные сети. Прошептала:
— На ГОСы приеду. Только на ГОСы.
Татьяна Николаевна переместилась в кухню. Стеша слышала, как тихо работает телевизор, живо представивла мать сидящую за столом: тонкая блузка, укороченные брючки, домашние туфли. Аккуратный маникюр. Вечная готовность к приему.
— Стеша, почему? Ответь мне? — тревожный тремор в голосе. Сердце девушки сжалось.
— Я полюбила…
Татьяна Николаевна облегченно выдохнула, засмеялась:
— И что? Это повод от меня прятаться? Он — кто? Секретный агент?
Стеша усмехнулась, чувствуя, как мать начала строить планы.
— Нет, он очень хороший…
— У него неприличная профессия? М-м. Стриптизер? Разносчик пиццы?
— Разносчик пиццы — неприличная профессия? — Стеша засмеялась в голос. — Нет, ничего не приличного… Но тебе точно не понравится, — напряженное ожидание в трубке. — Он — офицер-подводник. Северный флот.
Тягостная тишина в ответ.
— Я поняла. Ты в Питере. Красивый мальчик. Эффектная форма. Романтика. Он тебе дурит голову! — Татьяна Николаевна тяжело дышала. — Не смей! Не смей в него влюбляться!
Стеша опустила голову. По щеке побежала горячая слеза:
— Поздно, мам. Я уже. Мне так тяжело, мам.
Девушка почувствовала колючий комок под горлом. Рвался наружи, разрывая связки.
Татьяна испуганно прошептала:
— Хочешь, я тебя заберу оттуда? Где ты, Стеша?
Стеша неистово качнула головой.
— Не забирай его у меня.
— Господи! У вас что, что-то было уже?!
— Нет. Ничего не было. Но когда его рядом нет, мне плохо, мам.
Татьяна Николаевна решительно выдохнула:
— Это болезнь, дочь. Это пройдет. Только представь, что его не будет рядом с тобой месяц. Два. Полгода. Пожалей себя, милая, — Стеша слышала, как мать там, в Москве, плачет. — Позволь мне тебя забрать.
— Не позволю. Я должна сама. Просто я хочу, чтобы ты знала…
Мать тихо всхлипнула:
— Как его хоть зовут, твоего героя?
— Егор. Старший лейтенант Егор Алексеевич Данилов.
— И он прямо тебя с собой зовет? Три дня знакомства и любовь до гроба? — в голосе сквозила ирония и недоверие. — Стеша молчала. Татьяна Николаевна вздохнула. — Ох, Стеша, из огня да в полымя. Не принимай скоропалительных решений. Знай — я категорически против. Это чистой воды авантюра, не похожая на мою дочь.
Мать распалялась, входя в привычный тон общения с дочерью. Девушка посмурнела, отвернулась к окну. И постаралась скорее завершить разговор.
Телефон в руках жалобно пискнул, принимая сообщение. Стеша автоматически посмотрела — от кого.
Аудиосообщение от него, от Егора.
Девушка нажала зеленую стрелочку на иконке.
— Привет, я знаешь, что подумал? — улыбчивый голос, немного торопливый, видимо, волнуется. — Я подумал, что не сказал тебе главного. И я понял, что хочу, чтобы ты это знала. Сказать тебе вот прямо глядя в глаза я не…
Сообщение оборвалось. Тут же пискнул сигнал следующего.
— Прямо в глаза не смогу сказать. Не знаю. Оправдываю себя тем, что ты должна подумать. И у меня не хватит нервов ждать этого решения…
Снова обрыв сообщения, снова вдогонку продолжение. Голос еще более нервный.
— Короче. Выходи за меня замуж!
На губах девушки застыла загадочная улыбка. Телефон замер в руках, большим пальцем она задумчиво выводила вензель на гладкой поверхности.
На циферблате мелькали секунды, слипаясь в минуты.
Одну, две…