Лина настраивала себя на то, что изменить обстоятельства не в ее силах. Значит, придется расслабиться и, как говорится, получить удовольствие от изнасилования мозгов в извращенно-бюрократической форме. Бухгалтер Элеонора при одной мысли о революционных новшествах, касавшихся получения субсидии «Утятами» от государства, сразу засуетилась, впала в панику… и тут же посеяла очередной смартфон. Все попытки его отыскать потерпели поражение, однако Башмачков при помощи программы геолокации вскоре выяснил, что хорошенький телефончик Элеоноры цвета «золотисто-розовый перламутр» уехал прямиком на Тушинский радиорынок. Отыскать там краденную трубку было не легче, чем иголку в стоге сена, так что Элеоноре пришлось смириться с потерей очередного, далеко не первого, телефона со всеми необходимыми для работы номерами.
Процесс выбивания крошечного гранта от государства продвигался медленно и мучительно. В итоге, дабы не тронуться умом, Лина решила наблюдать за процессом как бы со стороны. Она ясно представила себя героиней компьютерной игры, этакой супер-вумэн, проходящей сложный квест уровень за уровнем. Ангелина Томашевская усилием воли заставила себя вообразить, что это не она, а ее компьютерный двойник готовит бесконечные пакеты документов, сидит в длинных очередях, подает заявки на электронные подписи и компьютерные программы и пароли, задает клеркам странные вопросы, написанные в столбик главбухом Березкиной и компьютерным "гением" "Утят" Вольдемаром. Попутно она пыталась понять, а не проще ли закрыть их "лавочку" и избавить себя от прохождения всех этих кругов бюрократического ада, чем тянуть непосильную лямку дальше. В этой воображаемой игре, в отличие от реальности, можно было мысленно врезать пяткой в нос какому-нибудь особенно въедливому бюрократу и испытать катарсис. Однако даже эта воображаемая игра вскоре перестала помогать. Лина чувствовала, что неотвратимо надвигается депрессия.
И все же, швырнув в очередной раз на стол толстенный пакет документов, она внезапно решила, что не сдастся. Пусть ТАМ не надеются! Она не сможет закрыть студию, предать детей и родителей, оставить без работы своих преподавателей, многим из которых к пятидесяти или даже уже за пятьдесят. И этот чертов полтинник означает, что в наших условиях они не смогут найти достойную работу, то есть, будут прозябать в нищете. Лина в который раз представила своих крошечных "Утят" — таких маленьких, таких комично серьезных и важных, таких хорошеньких в отглаженных концертных костюмчиках… В итоге она поняла, что расстаться с «Утятами» выше ее сил. Вот через несколько лет эти дети вырастут, тогда, может быть … Боже, сколько раз она давал себе подобные обещания и продолжала тянуть эту лямку еще год, а потом еще, и еще…
В общем, Лина в который раз мысленно выругалась всеми нецензурными словами, какие знала, и решила действовать. Она в очередной раз приступила к очередному пункту многоступенчатого квеста, приготовленного хитроумными чиновниками для получателей крошечных бюджетных субсидий. В этих условиях сообщение Элеоноры о случайной встрече с Мухиной прилетело в нужное время. Мухина явно приватизировала дипломата в отставке, а, между тем, Бармин сейчас очень даже пригодился бы «Утятам». Обещанные спонсоры и инвесторы были нужны ей здесь и сейчас. Причем даже больше, чем объятия внезапно вернувшегося к ней Башмачкова.
Блеск и нищета антикваров
Чем глубже Иннокентий Бармин погружался в новую среду, тем яснее понимал, как ему не хватает специальных знаний. Люди занимаются антиквариатом всю жизнь, и все равно нередко попадают впросак. Бармин обложился книжками, научился сравнивать изделия разных эпох и стилей и все равно нередко ошибался, когда пытался определить возраст и происхождение монет и медалей. Впрочем, окончательные решения в их тандеме всегда принимал Корецкий. Бармин докладывал шефу, где откопал самое интересное, сколько стоит та или иная вещица, а уже дома сравнивал то, что увидел, с интернет-каталогами, порой даже сидел в библиотеке, проверял и перепроверял свои догадки по справочникам и бумажным каталогам. Ну, а Корецкий позже, все обдумав, говорил, берет он ту или иную вещь, или нет. Все это Иннокентия более чем устраивало, и он порой мысленно благодарил судьбу за неожиданную встречу с подзабытым на жизненном пути одноклассником.
Корецкий платил школьному товарищу исправно и довольно щедро, что явилось неожиданным бонусом к пенсии. Однако, чем дальше, тем больше Бармин переставал понимать, за что ему платят. Почему его товарищ сам не ездит по антикварным магазинам, а посылает впереди себя его, дилетанта, нахватавшегося знаний по верхам? Зачем шефу вообще платить Бармину, этому лишнему и, по сути, бесполезному звену в бизнесе? Вопросы мучили Иннокентия все больше, но задать прямые вопросы школьному товарищу он почему-то стеснялся. Запомнив недвусмысленный спич Корецкого о лишних вопросах, Иннокентий решил держать сомнения при себе. Лишь по скупым репликам шефа Иннокентий порой догадывался, что ездит по антикварным магазинам не напрасно. На лице Корецкого все чаще появлялась таинственная усмешка, словно у охотника, выследившего осторожного зверя, и в такие минуты Бармин понимал, что, похоже, коллекция Корецкого опять пополнилась ценным экземпляром.
Все выяснилось довольно быстро. Уже через месяц Корецкий пригласил нового сотрудника в гости. Он был сама любезность. За спиной однокашника виднелся накрытый стол.
«Никогда не подозревал, что работодатель может так вести себя с наемным работником, даже если они давние приятели, — подумал осторожный Иннокентий, — как пить дать, сейчас Корецкий будет о чем-то меня просить».
Интуиция, оточенная профессией, не подвела бывшего дипломата и в этот раз. Когда школьные друзья накатила граммов по пятьдесят коньяку, новоявленный шеф небрежно поинтересовался:
— Ты, Кеша, вроде бы, хорошо китайский знаешь?
— Ну, допустим, знал неплохо, но уже слегка подзабыл, а что? — удивился Бармин. — Несколько раз в длительные командировки в Пекин ездил, неплохо изучил их столицу, да и страну, если говорить без ложной скромности.
— Отлично! Скоро тебе представится возможность освежить свои знания. Давай-ка смотаемся в Китай на недельку. Все расходы беру на себя. Есть одно дельце в Пекине, в которое я не хочу посвящать посторонних.
— Хочешь прикупить себе еще немного антиквариата? — удивился Бармин. — Мне казалось, что все хоть чуть-чуть ценное в Китае давно продано и вывезено на Запад…
— Вот-вот, там на месте и разберемся, — ловко ушел от ответа Корецкий. Он выдержал эффектную паузу, разлил по второй и сообщил: — Да, кстати, Кеша, мы летим с тобой в Пекин бизнес-классом.
— С чего это ты так шикуешь? — присвистнул Иннокентий. — Нам в МИДе позволяли брать билеты только в эконом, а если не по чину разгуляешься, могли и с должности турнуть. Если помнишь, в то время заграница для простых советских людей была недоступной мечтой, а для нас — буднями. Трудовыми нервными буднями. В министерстве всем быстро объясняли, что скромность — неотъемлемая черта советского дипломата…
— Да забудь ты эти совковые глупости, в самом деле! В отличие от мидовских клерков, я никому за билеты не отчитываюсь. Мои деньги — куда хочу, туда и трачу. Сколько нам с тобой, Кеша, жить-то еще осталось! — добродушно хохотнул шеф. — Надо наконец почувствовать себя белыми людьми. Будет что вспомнить на том свете!
Иннокентий ушел от работодателя в легком подпитии и в полном, как теперь говорит молодежь, «афиге». Внезапно он почувствовал давно забытое волнение. Бывший дипломат внезапно понял, как соскучился по Китаю, по этой удивительной стране, где бывал не однажды и каждый раз открывал ее по-новому. Однако вскоре по спине Бармина пробежал легкий холодок. Старый дипломат многое повидал на своем веку, и ему давно казалось, что вряд ли что-то может удивить и тем более напугать его, но в этот раз он радовался недолго. Пришлось задать себе некоторое не слишком приятные вопросы. Иннокентий внезапно почувствовал, как сила судьбы стремительно втягивает его в большую воронку, из которой ему будет очень непросто выплыть. Если вообще это окажется возможным.
«Проклятая стариковская подозрительность! — одернул он себя на следующее утро. В окно пробивалось солнце, и Бармин проснулся в прекрасном настроении.
«Похоже, я переоцениваю авантюрные наклонности Андрюхи». — подумал он. — Корецкий и в школе-то особым интеллектом не отличался. А уж теперь…Разве Андрей хоть раз дал повод усомниться в его честности? Да, он обычный антикварный жук, им движет азарт коллекционера, замешанный на банальной жадности торгаша, вот и все. Говорят, что торговля антиквариатом — что-то вроде азартной игры, в которой можно не только крупно выиграть, но и так же и проиграть все до нитки. В общем, с Корецким все ясно, посему с моей стороны довольно глупо отказаться от поездки в Китай, к тому же, за чужой счет и, вероятнее всего, в последний раз в жизни».
Через неделю Корецкий и Бармин встретились в Шереметьево. Корецкий еще раз удивил Иннокентия — заказал ВИП-зал. Перед тем, как сдать вещи в багаж, шеф попросил Бармина положить в его чемодан небольшой, но увесистый сверток.
— Понимаешь, везу кое-какие штучки знакомым китайцам, боюсь, будет перевес, хоть в «бизнесе» и другие нормы для багажа. Мы им кое-что толкнем, чтобы оправдать наши затраты.
— А таможня? — тихонько спросил Иннокентий. — Ты забыл, что у меня давно уже нет дипломатического паспорта?
— Спокойно, Кеша, пассажиров «бизнеса» обычно не трясут, как рядовых граждан, иначе они в следующий раз дорогущие авиа-билетики не купят. А в Китай тикетс стоят офигенно, будь-спок. Между прочим, багажа для проверки у таможенников и без нас хватает. Только успевай шмонать. Видал, какие баулы в Китай торгаши тащат? Впрочем, как говорит мой племяш из Гомеля, «поздняк метаться», наши чемоданы уже давно в багажном отделении. Давай-ка выпьем на дорожку шампанского, чтобы потом крепче спать все семь часов полета. Да не шарь ты, Кеша, по карманам, чудило дипломатическое, здесь шампанское наливают бесплатно. Как никак из ВИП-зала улетаем!