— Больно ты умная, давай бабосы гони, хватит трепаться, — пробормотал барыга.
Элеонора немного потянула время, поторговалась и в итоге купила пару медалей и несколько монет за довольно приемлемую для дешевых цацек цену.
— Ну что молчишь, негоциант хренов, испугался бабьей конкуренции? — хохотнула она. — Не сдашь свое начальство?
— А хрен его знает, где это начальство, — задумчиво пробормотал барыга. — Могу только фотку показать.
Он порылся в другом разбитом ящике и вытащил черно-белую фотокарточку довольно-таки плохого качества.
Элеонора взглянула и обомлела.
С карточки на нее грустно смотрел Иннокентий Михайлович Бармин.
Матрешки как старт-ап
У Андрея Корецкого был талант предпринимателя от бога, правда, в советское время эти его способности довольно долго находились в полусонном состоянии. Фарцовка, шабашка — все это, конечно, было неплохим приработком, но размах подпольной деятельности, разумеется, не устраивал Корецкого. Коммерческие идеи постоянно рождались у него в голове из ничего, буквально из воздуха. В эпоху перестройки он словно очнулся от долгого сна, стряхнул бесполезные навыки, которые уже не помогали зарабатывать на жизнь, и одним из первых пустился в свободное плавание по бурным волнам частного бизнеса. Андрей распрощался со своим проектным институтом, где давно уже не платили зарплату и куда сотрудники ходили только по привычке, и в один солнечный день появился в Измайлово.
Первая партия матрешек с лицами перестроечных политиков ушла влет. За два выходных дня Корецкий заработал больше, чем за месяц в своей никому теперь не нужной конторе. Впервые, наверное, в жизни он почувствовал себя счастливым человеком. Довольно быстро бывший снабженец наработал связи, через месяц у новоявленного бизнесмена появились постоянные клиенты. Жизнь на рынке оказалось совсем другой, чем сонные будни в институте, но главное, что это была именно жизнь. Все вокруг Андрея теперь было настоящим — и обман, и рэкет, и редкие на рынке случаи мужской дружбы и взаимовыручки. Мелкие интриги в его бывшем институте и борьба за прибавку десятки к зарплате казались теперь Корецкому детским утренником. А себя он отныне чувствовал не зрителем, а актером в профессиональном театре, играющим драму Шекспира. Вернее, трагедию, в которой все настоящее и все «на разрыв аорты». Этот драйв от жизни пьянил Корецкого, хотя больше всего он, разумеется, любил не пустые разговоры и сравнения, а деньги.
Жизнь менялась стремительно, постоянно предъявляя новоявленным бизнесменам все новые вызовы. Те, кто не растерялся, успели занять свои ниши и потихоньку вытесняли оттуда мелких конкурентов. Торговцы цветами и водкой за год сколачивали целые состояния. Корецкий не был приближен к власть предержащим, поэтому его обогащение шло не столь быстро. Однако новоявленный бизнесмен неуклонно, какими-то невидимыми антеннами улавливал то, на что на рынке появлялся спрос, и сразу же придумывал десяток способов его удовлетворить.
— Единственная задача бизнеса — это получения прибыли, — назидательно вещал Корецкий, когда прежние коллеги просили его войти в какой-нибудь благотворительный проект или же помочь очередному обанкротившемуся приятелю. А в ответ на осуждающие взгляды бывших друзей Андрей Корецкий цедил сквозь зубы, что его налоги и без того идут на содержание бюджетников, на медицину, на науку, на школы. Тот факт, что налоги он никогда не платил полностью, Корецкий предпочитал не афишировать. Однако любил разглагольствовать:
— На бюджетников государство тратит аккурат те налоги, которые зарабатывает бизнес, и я в том числе, — пояснял он новым знакомым уже без раздражения, напротив, солидно, с достоинством человека с деньгами. — По-моему, это более, чем достаточно, чтобы считать, что я исполняю свой долг перед обществом.
Прежние приятели хмуро поглядывали на новенькую недешевую иномарку Корецкого. В их взгляде читались левые идеи об экспроприации, утратившие популярность в «лихие девяностые, однако постепенно вновь обретшие былую силу у наемных пролетариев умственного труда.
В Измайлово Корецкий познакомился с довольно-таки темными личностями и даже оказал им кое-какие услуги с прицелом на будущее. С тех пор несколько раз Корецкий прибегал к их помощи в самых безнадежных случаях. Когда, например, с должников было нечего взять, а долг уже превышал границы, мысленно установленные Андреем Корецким для партнеров, эти не слишком вежливые парни в спортивных костюмах отбирали у должников машины, квартиры или еще что-то хоть сколько-нибудь ценное. Если взять было нечего, должников Корецкого запугивали, иногда избивали так, что они сами искали возможность быстрее вернуть долг партнеру и еще глубже влезали в другие долги.
К антикварному бизнесу, столь же опасному и криминальному, как и прежние его занятия, Корецкий шел десять лет. Еще в Измайлово он понял, что стоя за прилавком на морозе можно заработать в разы меньше, чем будучи хозяином собственного антикварного магазина. Чем представительнее и крупнее бизнес, тем больше доверяют его владельцу партнеры, тем больше оборот и, соответственно, прибыль. Корецкий всегда все быстро схватывал, память у него была отличная, и вскоре он стал довольно прилично разбираться в антиквариате. Андрей, конечно, время от времени нанимал для солидности искусствоведов, чтобы они убеждали клиентов мудреными терминами и гипнотизировали прославленными именами, но все же окончательное решение всегда оставалось за ним. В бизнесе интуиция всегда значит больше, чем отвлеченные университетские знания. А у Корецкого была потрясающая интуиция, как у дикого кабана, когда тот, петляя по лесу, уходит от охотников, когда те уже вскинули ружья.
Одним словом, антикварный бизнес Андрея Корецкого с каждым годом шел все лучше и лучше. Однако прежнего драйва уже не было. Корецкий чувствовал себя как белка в колесе, накручивающей бесполезные обороты. Хотелось рывка, качественно новых ощущений, да и прибыль росла не слишком быстро. Словом, Корецкий однажды задумался о будущем, и тут ему в голову постучалась идея «замутить чего-то с китайцами». Корецкий сразу вспомнил про «железки». А что? Самое милое дело. Китайский фарфор не подделаешь, сразу раскусят, так же, как и китайские лаки, шелка и прочую трудоемкую ерунду. А железки можно попробовать лохам втюхать, разумеется, по цене настоящих антикварных монет и медалей. Пока охочие до наживы простачки сообразят, что их тупо кинули, можно будет сто раз успеть свернуть дела и тихо смыться. Корецкий прикинул на калькуляторе маржу, которую можно будет получить в случае удачи, и тихо присвистнул. Если все пойдет так, как он задумал, он сможет в конце концов продать этот чертов магазинчик, от которого в последнее время один головняк и никакой прибыли, и свалить куда-нибудь в теплые страны на жительство. Тем более, что на родине его давно ничто не держит. Родители умерли, жена много лет назад сбежала с богатым арабом и увезла их сына в Арабские Эмираты. Короче говоря, у Корецкого в конце концов созрел план, но для воплощения его в жизнь антиквару требовался напарник. Замутить все это в одиночку даже Корецкому было не по силам. Вот тогда-то Андрей и встретил однокашника Кешу. Суеверный, как все антиквары, Корецкий в тот миг подумал, что это небеса подают ему знак. Лучше напарника и желать было нельзя. Дипломат, китаист, недавний клерк с представительной внешностью, да к тому же одноклассник… Корецкий решил познакомить Бармина со своими далеко идущими планами как можно позже, чтобы тот не передумал…
Осторожно, двери закрываются
Барыга зыркнул на Элеонору изподлобья, буркнул что-то вроде «щаззз вернусь» и, шмыгнув как кот к двери, выскочил из вагончика.
Элеонора с тоской подумала, что ей вряд ли удастся улизнуть отсюда незаметно. Этот мутный тип наверняка сейчас звонит кому-нибудь за дверью. У Эли засосало где-то внизу живота, и она прошептала:
— Ну что, Березкина, прикупила антиквариата? Вот тебе и дебет, а вот и кредит, дура доверчивая.
Элеонора попыталась выйти, но обнаружила, что барыга, придерживал дверь снаружи. Она принялась изо всех сил барабанить по металлической обшивке двери. Вначале одной ногой, затем другой. Впрочем, старалась она без толку, этот мерзавец либо ушел, либо хранил молчание.
— Эй, коммерс сраный! Открой сейчас же дверь, придурок! — заорала она дурным голосом и снова забарабанила ногами. Однако тот, кто был с другой стороны двери, не обращал на ее вопли и стуки никакого внимания. Он провернул в двери ключ, скользнул за угол и ткнул пальцем в дешевый смартфон:
— Слышь, Корявый, — прошипел торгаш в трубку. — Тут какая-то мутная тетка с утра шныряет, все разнюхивает, расспрашивает, чей у меня товар да кто тут главный, в общем, все в таком духе. Она уже несколько желтых кружочков купила. Вроде как задумала свой бизнес замутить. Ты как хочешь, а не нравится мне все это. Особенно эта тетка не нравится. Не похожа она на обычную торгашку, которых на нашем базаре, как грязи. У этой мадам на лбу написано верхнее образование. Сдается мне, что она заслана. Только кем? На ментовскую сучку не похожа, у меня на них нюх. А кому еще мы нафиг сдались?
— Задержи ее, — прошипел голос в трубке. — Просто закрой и не выпускай до моего приезда. Надо выяснить, кто эту шибко умную шиксу к нам подослал.
— Дак я это… уже, — с готовностью отозвался барыга, — короче, я держу ее в вагончике. Слышь, как она барабанит в дверь? Всеми копытами по очереди. Вот сучка! Давай быстрее, а то эта дрянь того гляди наш вагончик разнесет. Или на весь рынок разорется, прибегут менты или еще чего хуже кавказцы, а оно нам надо?
— Жди. Не выпускай эту шалаву. Щаз буду, — пообещал голос в трубке.
Барыга угукнул и сунул мобильник в карман. Затем он открыл дверь в вагончик, грубо втолкнул внутрь Элеонору, которая попыталась было вырваться наружу, и деловито сообщил:
— Сядь, курва, и не дергайся. Напарнику тока что звонил. Придется маленько обождать. Скоро он явится и привезет кое-что интересное для тебя. Ну, статуэтки там разные, фигурки фарфоровые, то да се… Между прочим, все это древний Китай, очень старое барахло. Сдашь эти цацки в антикварный и наваришь в два конца. В общем, наберись терпения, мадам ку-ку.