му, только что разогретый в микроволновке. Омар Омарыч с удовольствием отломил кусок кулинарного чуда и блаженно закрыл глаза. На дежурстве ему не всегда удавалось перекусить, а уж попасть в настоящий кулинарный оазис было и вовсе редкой удачей.
После вежливых вопросов о детишках, семьях и дежурных жалоб на бесконечно ломавшийся аппарат УЗИ кардиолог осторожно приступил к интересовавшим его вопросам.
— Уважаемый коллега, что вы можете сказать о причинах смерти нашей пациентки в отделении реанимации в конце прошлого года?
— Напомните, пожалуйста, фамилию, — попросил Автандил, и кардиолог назвал Софию Крыжевскую и примерную дату, когда она скончалась.
Патологоанатом отхлебнул чаю. Отломил кусок хачапури и внимательно взглянул в глаза Омару Омарычу.
— Насколько я помню мое заключение, никакой вины вас и ваших коллег в ее смерти нет. У пациентки было множество отягчающих болезней, и шансов выжить после столь серьезного приступа сердечной недостаточности практически не было.
— Спасибо, коллега, вы сняли камень с моей души, — дружески улыбнулся доктор Омаров. — Всегда ведь коришь себя тем, что где-то не досмотрел, что-то упустил, куда-то опоздал, и поэтому твое личное виртуальное «кладбище» врача увеличилось еще на одну могилу. Ну тогда я решусь задать второй вопрос. Может быть, вам что-то известно про смерть доктора Константина Могильного, работавшего в реанимационном отделении?
— Вот о нем, увы, ничего не знаю, — вздохнул патологоанатом. — То есть вообще ничего. Вскрытие производили судебные медики, а они о своих выводах сообщают не нам. а следователям. Если что-то смогу выяснить, обещаю, коллега, вам сразу же по-дружески шепнуть.
У Омара Омарыча зазвонил телефон. Его срочно вызывали в отделение, и доктор поспешил распроститься с гостеприимным хозяином морга. За дверью в него едва не врезался санитар с каталкой, на которой лежал, накрытый простынкой, очередной неудачник. Омар Омарыч поморщился, когда учуял, что от санитара разит сильным перегаром. Он как врач больше верил в новейшие достижения медицины, чем в милость Аллаха, однако семейные традиции соблюдал — и сам не пил ничего крепче чая, и алкашей презирал всей душой.
«Алкоголизм — профессиональная болезнь санитаров патологоанатомического отделения», — подумал он в ту минуту с раздражением. Доктор Омаров попытался отодвинуть Харона в белом халате и двинуть рысью к лифту. Однако санитар внезапно преградил дорогу кардиологу и пробурчал:
— Доктор, не спеши. Не одолжишь пару сотен до завтра? Трубы горят…
— Извините, коллега, — подчеркнуто вежливо обратился к санитару доктор Омаров. — Перед получкой ни шиша нет. И вообще я сегодня дежурю, так что времени на вас тоже нет. Позвольте пройти. Бегу в отделение, оттуда уже звонили, меня там ждут.
— А если я кое-что интересное про одного доктора из реанимации расскажу? Дашь на опохмел?
— Я сам сегодня дважды был в реанимации, прооперированных пациентов навещал. Все про их знаю. Чем вы, коллега, можете меня удивить?
— Блин, да я не про сегодня. Помнишь, доктор, в конце прошлого года там один молодой врач неожиданно богу душу отдал?
Омар Омарыч напрягся.
— А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.
— Ну, в общем, типа, он не сам концы отдал.
— В смысле?
— А в том смысле, что помогли ему.
Омар Омарыч пошарил по карманам, затем сунул санитару в руку две сотенных бумажки и приказал:
— Рассказывай…
Похищение средь бела дня
Толик явно нервничал. Вначале барабанил пальцами по столу, потом принялся открывать и закрывать молнию на куртке. Элеонора чувствовала, что раздражение у этого несуразного типа нарастает с каждой минутой. Все чаще мужик бросал в ее сторону недобрые взгляды и крыл ее сквозь зубы непечатными словами.
— Послушайте, — не выдержала главбух Березкина, — вам не кажется, что с будущим партнером по бизнесу так не разговаривают и уж тем более не отбирают у него телефон? Не говоря уже о том, что я дама….
— Слышь ты, дама-пилорама, закрой рот и не тявкай. — прошипел Толик-алкоголик. Он даже не пытался казаться вежливым. Было заметно, что этот тип здорово нервничает. Элеонора поняла, он ждет того. кто выше его по положению в банде. Наконец дверь вагончика шумно распахнулась. Барыга вскочил по стойке смирно и застыл на месте. Ясно было. что пришел хозяин. Вошедший и не подумал постучаться. Похоже, он привычно открыл дверь ногой. Элеонора внезапно ощутила сильную дрожь и, чтобы успокоиться, уставилась себе под ноги.
— Вот, — ткнул Толик пальцем в Элеонору, — это она. Шлялась тут, вынюхивала, выспрашивала, кто у нас в бригаде главный и откуда товар. Говорила, что готова закупить несколько штук наших цацек, если дам гарантию, что они в порядке.
— Ну, я бригадир, — усмехнулся Корявый. — Довольна? Говори, зачем видеть хотела.
Элеонора собрала волю в кулак и перевела взгляд на вошедшего.
— Ты все наврал, это не он, — прошептала она в сторону Толик, — не тот мужчина с портрета.
— Все в порядке, я за него, — объявил Корявый неприятным, каким-то скрипучим голосом. Он подошел к Элеоноре почти вплотную, и она инстинктивно отпрянула.
Элеонора подняла глаза и увидела перед собой неказистого мужичка лет шестидесяти. Если бы не длинное черное пальто, его можно было бы принять за обычного работягу. На глаза незнакомца была низко надвинута черная кепка. Похожую она видела в каком-то давнем фильме про сицилийскую мафию и на одном известном телеведущем. Взгляд Элеоноры скользнул вниз. Ноги вошедшего были обуты в легкие ботинки с длинными узкими носами, совсем не по сезону. Такие обычно с особым шиком носят братки в провинции. Элеонора опять сделала над собой усилие и взглянула незнакомцу прямо в глаза. Взгляд у мужичка оказался колючий и какой-то настороженный, словно устремленный в себя. Так обычно смотрят те, кто не один срок провел в местах не столь отдаленных.
— А чего вы так переживаете, господин Икс? Я только хотела узнать, кто мне деньги вернет, если ваш товар полным фуфлом окажется, — усмехнулась Элеонора. Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал как можно тверже и уверенней.
Березкина решила до конца играть роль напористой и одновременно бестолковой тетки — из тех, что живут мечтами заработать легкие деньги, однако не желая ничему учиться, не разбираясь в основах бизнеса и вообще не желая хоть в чем-то серьезно разбираться.
Корявый ощутил внутреннее беспокойство. Эта баба ему явно не нравилась, хотя он пока не мог себе толком объяснить, почему.
Элеонора уставилась на него своими большими серыми глазами, и тут он почувствовал самое настоящее бешенство. Ясно, что с ней не так: слишком наглая, говоря по-простому, нессыкливая. Вон даже не побледнела. Ни одна баба прежде не позволяла себе так разговаривать с Корявым.
— Кто тебя послал? — спросил он без обиняков.
— Я вас не понимаю.
Эля решила до конца «валять дурочку», но Корявый в ее присутствии чувствовал все нарастающее беспокойство. Будь эта курица хотя бы лет двадцати, он бы оприходовал ее прямо здесь, в вагончике и попутно выведал бы у нее все, тут уж можно не сомневаться. Однако этой бабе было явно за тридцать, а такие телки его никогда не возбуждали. Значит, разговаривать с ней придется по-другому.
— Ничего, скоро поймешь, — пообещал Корявый и бросил сквозь зубы Толику, — давай бери эту бабу в охапку и погнали.
— Послушайте! Это уже слишком! Никуда я с вами не поеду! — уперлась Элеонора. — Между прочим, моя машина на стоянке осталась. Ее того гляди эвакуатор заберет. Или вы сейчас же все объясните мне все про ваш паршивый товар, или я выхожу из игры.
— Выйдешь, вот прям сейчас и выйдешь, — проворчал Толик. Он молча ухватил ее под руку и поволок к выходу. Элеонора поняла, что дергаться бесполезно, как-то сразу обмякла и стала шепотом твердить «Отче наш».
— Эй, не бубни, без тебя тошно! — зашипел Толик. Он впихнул Элеонору в машину, Корявый уселся за руль, и черный BMW рванул с места, подняв волну грязных брызг и оставляя за собой глубокий след на мокром снегу.
Русско-китайская рулетка
Корецкий был уверен, что в этот раз он предусмотрел любую мелочь. Прибыль в случае успеха китайского «проекта» обещала быть колоссальной, однако на его заветную мечту — на скромный домик в Испании — ее все равно не хватало. Договор с китайцами, эти проклятые 50 на 50, портил всю картину. Если не расплачиваться с ними, как условились, — тогда другое дело.
«Ясное дело, эти восточные дьяволы установят слежку, будут биться за каждую копейку… Обмануть их почти нереально, но… Нет, мы еще посмотрим, что круче — русская смекалка или китайское коварство», — думал Корецкий и прокручивал в голове варианты — один невероятнее и опаснее другого.
Решение кинуть китайцев озарило антиквара, как вспышка молнии. Если расплачиваться с партнерами четко по договору, вся эта геморройная затея теряет смысл. Рисковать за копейки — дело неблагодарное, особенно если тебе за шестьдесят. Надо провернуть всю многоходовку и выйти и игры по-быстрому. А потом… А на потом есть запасной вариант…
Иннокентий Бармин шестым чувством, присущим настоящим дипломатам, давно почуял, что шеф задумал в отношении него что-то мерзкое и подлое. Нешуточное предупреждение Корецкого напугало его, однако не больше, чем последствия аферы, которые антиквар явно собирался повесить на «друга Кешу». Преувеличенная любезность однокашника, его неожиданная щедрость неприятно удивили и заставили Бармина капитально пошевелить мозгами. Иннокентий не собирался становиться безответной жертвой жадности бывшего приятеля.
После их размолвки шеф неожиданно пригласил Иннокентия к себе домой — отметить их триумфальное возвращение. Он неожиданно выплатил Бармину часть суммы, обещанной еще в Пекине. Иннокентия удивило, что шеф держался с «другом Кешей» запросто, по-братски, хотя давно уже позволял себе начальственные нотки. Мурашки побежали по спине Иннокентия — как тогда в Китае, и он вновь мысленно заметался в поисках выхода.