— Вот именно! Кстати сказать, если тебя волнует мое здоровье и, возможно, моя жизнь, ты должен составить мне компанию.
Башмачков хмыкнул в трубку что-то невразумительное. Он понял, что Лина, как обычно, не оставила ему выбора.
Иннокентий Бармин и Марианна Мухина явились в Домодедово за несколько минут до окончания регистрации на чартерный рейс. Иннокентий постарался одеться как можно незаметнее, но все равно их пара бросалась в глаза. С первого взгляда было понятно, что это не отец с дочерью, а пожилой папик с молодой любовницей. Иннокентий краем глаза ловил неободрительные взгляды немолодых тетушек, стоявших в очереди на регистрацию вместе с детьми и внуками. Пожилой джентльмен, на котором коричневая кожаная куртка и обычные джинсы смотрелись так, словно он был английским лордом, и эффектная девушка с рыжими волосами, одетая в куртку изумрудного цвета и бежевые брюки поневоле привлекали внимание праздно ждущих своей очереди людей. У пары был минимум багажа, словно они собрались не в курортный город на неопределенное время, а в Питер на два дня. Старик отвечал за чемоданчик на колесах, на спине его спутницы был небольшой рюкзачок, а в руке она держала целлофановый пакет с лекарствами в дорогу, надувной подушкой под голову и с другими полезными в полете вещами.
— Уважаемые пассажиры, пожалуйста, поторопитесь! Через десять минут регистрация на Тиват заканчивается, — строго предупредила очередь девушка за стойкой. Перед Барминым оставалось всего два пассажира. Марианна достала прозрачную косметичку с документами и извлекла оттуда паспорта и билеты. Неожиданно кто-то тронул ее за локоть. Мухина недовольно обернулась. Перед ней стояло трое. Красивая девушка, одетая в светлое кашемировое пальто, и двое мужчин лет тридцати пяти в обычных куртках и джинсах.
— Гражданка Мухина и гражданин Бармин, вы задержаны для дачи показаний, — один из мужчин предъявил паре красные корочки. Марианна подняла глаза на полицейского, и ее лицо, молочно-белое, как у всех рыжих, стало еще бледнее.
Тем временем внимание Бармина привлекли отнюдь не полицейские в штатском, а элегантно одетая молодая дама.
— Верочка! — голос Иннокентия дрогнул.
— Папа! — воскликнула девушка и бросилась к Бармину на шею. Затем она ревниво оглядела Марианну и брезгливо поморщилась. Лицо Верочки недвусмысленно выражало презрение и одновременно любопытство.
Иннокентий тем временем осторожно разомкнул руки дочери, приблизился к Марианне и слегка приобнял ее, дав понять, что они пара и путешествуют вместе. Затем Бармин принял суровый вид, перевел взгляд на полицейских и строго спросил:
— Что за самоуправство! Я дипломат в отставке, и так это не оставлю. Непременно сообщу о снятии с рейса законопослушных граждан вашему руководству. Чем мы, так сказать, обязаны пристальному вниманию полиции? А что будет с нашими билетами? Кто вернет нам деньги? А еще я требую компенсацию морального ущерба! — пошел Иннокентий в наступление.
— Боюсь, придется все же взять с вас подписку о невыезде, — предупредил полицейский. — Когда мы проясним все интересующие полицию вопросы, вы сможете лететь куда захотите.
Верочка решила, что настала пора ей вмешаться.
— Ты совсем забыл, что у тебя есть дочь? — спросила она Бармина с укором.
— Я помню о тебе, моя Верушка, каждую минуту, — сказал Иннокентий тихо, и глаза его опять заблестели. Было видно, что старик не лжет.
— Почему же ты, папа, не отвечал на мои звонки? — Верочка едва сдерживала слезы
— Непростой вопрос. Об этом в двух словах не расскажешь, — ответил Бармин.
— Мы можем поговорить наедине? — спросила Верочка у полицейского.
— Сможете. Чуть позже, — мягко сказал служивый. — вначале мы должны допросить гражданина Бармина и гражданку Мухину и прояснить для полиции кое-какие детали.
Марианна и Верочка по-прежнему смотрели друг на друга без всякой приязни.
— Познакомься, Верочка, это Марианна, Марианна, это моя дочь Вера— Иннокентий решил запоздало представить дам друг другу, но их взгляды от этого теплее не стали.
— Пойдем, — поторопил троицу, представлявшую в тот момент живописную группу, второй полицейский. — Нам предстоит длинный и серьезный разговор.
Лина, нажала на дверной звонок и невольно вздрогнула от резкого звука. Она крепко держала Башмачкова под руку, чтобы не грохнуться, упаси боже, в обморок, ежели дверь откроет какой-нибудь маньяк или людоед. Писатель же напустил на себя равнодушно-спокойный вид. Одной рукой он прижимал к себе Лину, а другой придерживал пакет с «Гончаровой» в солидной раме. Картина была завернута в несколько газетных страниц и обвязана веревкой для надежности.
Массивная дверь, ведущая в антикварный салон, мучительно долго не открывалась. Лина заметила, что кто-то внимательно изучает их в глазок. Она запаниковала и уже подумала, не повернуть ли часом обратно, но тут дверь распахнулась, и голос, знакомый ей по недавнему телефонному разговору, сухо сказал:
— Войдите.
Человек, открывший дверь, отступил в сторону, но Лина из-за полумрака в прихожей не смогла разглядеть его лицо. Хозяин салона, чьи глаза, по-видимому, уже успели привыкнуть к полумраку, внимательно рассматривал вошедших. Лина невольно поежилась.
— Пройдемте в зал, — предложил хозяин и рукой указал на дверь в глубине коридора.
В просторной светлой комнате Лина наконец смогла рассмотреть незнакомца. Это был кряжистый немолодой мужчина с заурядной внешностью, одетый в темный синтетический свитер и дешевые джинсы, не претендовавшие на модные брэнды. На ногах у незнакомца были стоптанные кроссовки. Встретив подобного пассажира в метро, Лина не обратила бы на него никакого внимания.
Мужчина между тем молчал, пристально смотрел на Лину и ждал. Ей показалось, что Башмачков интересовал хозяина гораздо меньше, чем она сама. Каким-то шестым чувством, присущим опытным антикварам, незнакомец, видимо, понял, что женщина в их паре главная.
— Вот, принесла, — тихо сказала Лина и принялась торопливо и бестолково распаковывать картину. Пальцы не слушались, веревка не хотела развязываться, клочки газеты разлетались на тщательно вымытый пол. Антиквар молчал и ждал. Лина запаниковала, засуетилась, и наконец освободила картину от упаковки.
Антиквар по-прежнему не произнес ни слова.
— И этот, как его, провенанс, тоже имеется, — поспешно сказала Лина, обескураженная его молчанием. Она поставила «шедевр» Митяя на стеклянную витрину так, чтобы на картину выигрышно падал свет, и наконец подняла глаза на хозяина салона.
— Что это? — спросил мужчина без тени улыбки.
— Гончарова, — пролепетала Лина. — И документ к ней. Он мне тоже от бабушки достался. И Лина сунула антиквару под нос «провенанс», за полчаса состряпанный Дашей на компьютере.
— Вы издеваетесь? — спросил мужчина все так же серьезно.
— Я думала… Бабушка говорила, что эту картину ей в молодости подарил один…, в общем, один поклонник. Ну, а я недавно увидела в альбоме «Русский авангард ХХ века» такую же и подумала, что художница вполне могла сделать авторскую копию.
— Это такая же Гончарова, как я Левитан, — сказал антиквар.
— Диктор? — глуповато хихикнула Лина.
— Художник, — уточнил антиквар без тени улыбки и добавил с неприязнью: — Всего вам доброго. У меня мало времени на бесполезные разговоры. Позвольте проводить вас к выходу.
— А можно вам показать мою медаль с Екатериной Второй? — жалобно спросила Лина. — Ну, пожалуйста, мне больше не с кем посоветоваться.
— Ладно, валяйте, только быстро, — неохотно согласился мужчина.
Лина порылась в сумочке, достала носовой платок, затем развернула его и протянула антиквару медаль, которую передала ей Верочка.
— Это такая же Екатерина, как ваша мазня — Гончарова, — процедил антиквар и поинтересовался с деланным равнодушием: — Где же вы раздобыли этот фальшак?
— Купила у одного бывшего дипломата. — сказала Лина. От нее не укрылся настороженный огонек любопытства, на мгновение вспыхнувший в глазах антиквара.
— Очень интересно, — саркастически пробормотал незнакомец. — Бывший дипломат торгует фальшивым антиквариатом. Не подскажете, как зовут этого смелого человека?
— Иннокентий Бармин, — сказала Лина, внимательно наблюдая за выражением лица антиквара. Однако на сей раз ни один мускул не дрогнул на лице мужчины.
— В первый раз слышу… это имя. — пожал плечами антиквар.
— В самом деле? — подал голос Башмачков. — А нам рассказали в одном салоне, что этот самый Бармин активно интересовался монетами и медалями. Мне казалось, в вашем тесном мирке все серьезные люди знают друг друга.
— Вы ошибаетесь, — сухо сказал антиквар и сделал еще одну попытку проводить Лину и Башмачкова к выходу.
— А Толик-алкоголика и Корявого вы тоже не знаете? — неожиданно спросил Башмачков. Лина обмерла.
«Вот идиот, что он несет! Мы же не договаривались открывать первому встречному все карты», — с ужасом подумала она, затем крепко схватила Башмачкова под руку и потащила его к выходу.
Писатель упирался, как нашкодивший кот, всеми «лапами» в огромных кроссовках. Похоже, Башмачков поймал кураж, ну или пошел ва-банк. Короче говоря, он слетел с катушек. Башмачков упрямо сопротивлялся отчаянным попыткам Лины увести его из салона и этим «испортить все дело». Возможно, Башмачкову захотелось дать понять антиквару, что он в их паре тоже кое-что значит, а не просто выполняет почетную роль носильщика какой-то мазни. В общем, Башмачков и прежде-то не был феминистом, а теперь и вовсе к ужасу Лины решил выступить настоящим альфа-самцом.
«Ну почему он «включил мачо» именно сейчас!», — с тоской подумала Лина. Она уже почти дотащила Башмачкова до входной двери, но тут антиквар неожиданно подал голос:
— Слушайте, молодой человек, почему я должен знать какие-то чужие воровские клички? Впрочем…
Антиквар секунду помедлил и вдруг предложил:
— А знаете что, молодые люди, а давайте-ка выпьем чайку. Я с вами и так кучу времени потерял, поэтому еще какие-то десять минут роли не сыграют. Я коллекционирую удивительные истории о нашем непростом бизнесе и надеюсь, что вы пополните мою коллекцию своими искрометными байками. Может быть, потом, на пенсии, я даже книжку напишу. Возможно, сейчас, за разговором, и я что-нибудь интересное вспомню. Склероз, он ведь хорош тем, что временами отступает.