— Знаете, Томас Ферриоль любит повторять: «Нет смысла покупать политика до выборов — неизвестно, придет он к власти или нет. Выгодней приобретать уже действующих».
Он энергично пососал мундштук, и ветер отнес назад облачко табачного дыма.
— Мы в сходном положении. Зачем самим организовывать рискованную и дорогую операцию, если можно воспользоваться той, которая уже запущена другими?
С этими словами он прошел еще немного, посмеиваясь негромко и добродушно. Казалось, новый оборот разговора радует его.
— Лишних денег у республики нет, сеньор Коста. Да и песета наша сильно девальвирована. Так что есть некая высшая и поэтическая справедливость в том, что большую часть вознаграждения выплатит вам именно Муссолини.
Макс оглядывал ряды «Роллс-Ройсов» и «Кадиллаков», выстроившихся перед импозантным фасадом «Пале Медитерранé» — целой вереницы фешенебельных гостиниц, которая повторяла мягкий изгиб залива Анж, казалось, уходя в бесконечность. В этой части города от глаз богатого туриста было скрыто все, что могло бы омрачить лучезарную картину мира. Здесь были только отели, казино, американские бары, чудесный пляж, а в двух шагах начинался уже самый центр города с россыпью ресторанов и кафе и роскошными виллами на окрестных холмах. Ни единой фабрики, ни одной больницы. Мастерские, дома мелких служащих и рабочих, тюрьма и кладбище, толпы манифестантов, которые в последние годы особенно часто стали появляться на улицах с пением «Интернационала», «Марсельезы» или с криками «Смерть евреям» — под сочувственными взглядами жандармов, — находятся далеко отсюда, в кварталах, где большая часть фланирующих по проспекту Англичан не бывает никогда.
— А что мне помешает отказаться? Или рассказать о вашем предложении итальянцам?
— Ничего не помешает, — признал очевидный факт Мостаса. — Но оцените, как честно склонны мы вести игру. Без угроз. Без шантажа. От вас и только от вас зависит, сотрудничать с нами или нет.
— А если нет?
— А вот это уже другой вопрос. В этом случае вы должны понимать: мы сделаем все, что в наших силах, чтобы изменить ход событий.
Макс прикоснулся к полю шляпы, приветствуя знакомых — супругов-венгров, соседей по отелю «Негреско», — только что попавшихся навстречу.
— Ну, если это не называется «угроза»… — заметил он иронически.
На лице Мостасы появилось несколько преувеличенное выражение полнейшей покорности судьбе:
— Это замысловатая игра, сеньор Коста. Мы не имеем ничего против вас лично, но вы сейчас выступаете на стороне противника. Если бы не это обстоятельство, вы бы пользовались нашим благорасположением…
— …которое выразится в сумме большей, чем та, которую предложили итальянцы? Вы, помнится, так сказали?
— Разумеется. Гонорар будет поднят, но все же не до небес.
Они продолжали неспеша идти по Променаду. На каждом шагу встречались гуляющие — элегантные мужчины, красивые дамы с породистыми собаками на поводке.
— Забавный какой город, — заметил Мостаса, завидев двух нарядных дам в сопровождении русской борзой. — Полон женщин, недоступных для обычных мужчин. Не для нас с вами, разумеется… Вся разница лишь в том, что я за это буду платить, а вы — наоборот.
Макс посмотрел по сторонам: что мужчины, что женщины — суть одна. Для этой публики носить в портмоне пять тысячефранковых купюр — в порядке вещей. Сверкающие хромом и никелем автомобили медленно скользят по мостовой, вписываясь в ослепительный пейзаж и украшая его собой. И весь проспект заполнен негромким рокотом хорошо отрегулированных моторов, неторопливым гулом безмятежных голосов. Свидетельство умиротворенного благополучия, стоящего очень и очень недешево. Но я заплатил много дороже, чтобы попасть сюда, подумал он с горечью. Чтобы шагать в этом уюте и благодати вдали от предместий, пропахших прогорклой едой, которую в таких местах, как это, отправляют куда-нибудь подальше, на выселки. И уж я постараюсь никогда больше туда не попадать.
— Однако не думайте, что все дело тут в том, чтобы заплатить больше или меньше, — продолжал Мостаса. — Полагаю, начальство сделало расчет и на мое неотразимое обаяние. Я должен быть с вами убедителен. Доказать вам, что работать на таких сволочей, как Муссолини, Гитлер и Франко, и на законное правительство Испанской республики — совсем не одно и то же.
— Этот пункт опустим.
Мостаса снова посмеялся в свойственной ему манере. Мягко и сквозь зубы.
— Согласен. Идеологию побоку. Сосредоточимся целиком на моем магнетизме.
Остановившись, он осторожно выбил трубку о перила ограды, отделявшей проспект от пляжа. Спрятал в карман.
— Вы мне понравились, сеньор Коста. Занимаясь таким сомнительным ремеслом, сумели сохранить то, что англичане называют «a decent chap».[45] Либо сделать вид, что сохранили. Я внимательно ознакомился с вашей биографией, а также последил за тем, как вы держитесь и ведете себя. С вами будет приятно иметь дело.
— Со мной — да, а с соперниками? — поинтересовался Макс. — Итальянцы ведь могут обидеться. И не без оснований.
Вместо ответа Мостаса тонко улыбнулся. Лишь на мгновение, не больше, блеснул сполох этой улыбки — разбойничьей и почти неприятной. В резком свете уличных фонарей шрам под челюстью казался глубже.
— Сейчас ответить вам не могу, — сказал Макс. — Мне надо подумать.
Из-под шляпы дважды сверкнули стекла очков. Мостаса понимающе кивнул.
— Понимаю. Думайте, думайте спокойно и продолжайте дела с вашими дружками-фашистами. Я буду скромно, не вмешиваясь, наблюдать со стороны, насколько далеко зайдет. Как я уже сказал, в наши планы совершенно не входит форсировать события. Предпочитаем уповать на ваше здравомыслие, да и на совесть вашу тоже… Мое предложение вы можете принять когда угодно, в любую минуту, хоть в самый последний момент. Спешки нет.
— Где вас найти, если надо будет?
Мостаса широко и неопределенно повел вокруг себя рукой, так что трудно было понять, имеет ли он в виду это место или весь юг Франции.
— Пока вы будете думать, я уеду на несколько дней в Марсель, завершу одно давно начатое дело. Туда и обратно. Вы не беспокойтесь, из виду вас не потеряю.
Мостаса протянул правую руку, и Макс, сделав то же самое, ощутил крепкое и искреннее пожатие. Слишком крепкое, сказал он себе. Чересчур искреннее. Вслед за тем Фито Мостаса скорым шагом удалился. Еще несколько секунд Макс видел, как щуплая проворная фигурка ловко лавирует между прохожими. Потом различал лишь светлую шляпу, мелькавшую в толпе. Потом и она скрылась из виду.
День с самого утра выдался погожим и солнечным, как и все предыдущие, и Неаполитанский залив отблескивает синим и серым. По веранде отеля «Виттория» между железными столиками под белыми скатертями снуют официанты с подносами, уставленными кофейниками, хлебницами, пакетиками масла и джема. У западного угла каменной балюстрады завтракают Макс Коста и Меча Инсунса. На ней — замшевая куртка, темная юбка, легкие бельгийские мокасины. Макс — в своем утреннем наряде, неизменном с тех пор, как поселился в этом отеле: темный блейзер, фланелевые брюки, шелковый шейный платок. Еще влажные после душа волосы тщательно причесаны.
— Не решилась проблема? — спрашивает Макс.
За столиком они вдвоем, и соседние пустуют. Но Меча все равно понижает голос:
— Может, и решится. Днем узнаем, сработает ли.
— Ни Ирина, ни Карапетян ничего не заподозрили?
— Ничего абсолютно. Объяснение, что мы не хотим, чтобы они влияли друг на друга, пока действует. Пока.
Макс в задумчивости мажет немного масла на треугольный ломтик подрумяненного хлеба. Встреча вышла случайно. Женщина читала книгу — вот она лежит сейчас на столе, и ее название «The Quest for Corvo» ничего не говорит Максу, — поставив рядом пустую чашку и пепельницу с двумя окурками «Муратти». Когда он вышел из застекленных дверей гостиной и подошел поздороваться, Меча потушила сигарету, закрыла книгу и показала на стул.
— Ты говорила, что я должен буду что-то сделать.
Она внимательно смотрит на него, припоминая. Потом с улыбкой откидывается на спинку:
— А-а, вариант «Макс»! Я же сказала: «Всякому овощу…»
Прожевывая кусочек тоста, он отпивает глоток кофе с молоком.
— Карапетян и Ирина разрабатывают сейчас идеи Хорхе? — уточняет он, промокнув губы салфеткой. — Те самые ловушки, о которых ты мне рассказала?
— Да. Этим и заняты сейчас. Мы их развели. Оба думают, что анализируют одну и ту же ситуацию. Но это не так. Хорхе требует, чтобы они не общались друг с другом и, стало быть, друг на друга не влияли.
— Кто впереди?
— Ирина. И это к лучшему, потому что Хорхе совсем не нравится мысль, что это может быть она… Так что в первой же партии он применит эту теоретическую новинку, чтобы покончить с сомнениями как можно раньше.
— А что Карапетян?
— Эмиля он просил более глубоко и всесторонне проанализировать его вариант и не торопиться, потому что хочет якобы приберечь его для Дублина.
— Думаешь, Соколов попадется в ловушку?
— Может и попасться. Ведь он именно этого и ждет от Хорхе — игры в «стиле Келлера»: смелые жертвы пешек, прорывы в глубь обороны, риск и блеск…
В эту минуту Макс замечает вдали Эмиля Карапетяна — с пачкой газет в руке тот направляется в гостиную. Он показывает на гроссмейстера Мече, и та провожает его взглядом, лишенным всякого выражения.
— Печально, если это окажется он.
Макс не может скрыть удивления:
— Ты предпочла бы, чтобы это была Ирина?
— Эмиль при Хорхе с тех пор, как тот был совсем мальчиком. И он очень многим обязан ему. И он, и я.
— Но как же… У них ведь… Любовь и всякое такое…
Меча смотрит в пол, густо засыпанный пеплом ее сигарет.
— А-а, это… — говорит она.
И сразу же, без перехода, начинает о следующем шаге — о том, что произойдет, если Соколов заглотнет наживку. Ни в коем случае нельзя будет спугнуть шпиона, если им и вправду окажется один из этих двоих. В преддверии матча за чемпионскую корону надо сделать так, чтобы Соколов не заподозрил, что еще в Сорренто попал в ловушку. Ну, а после Дублина, разумеется, шпион, кто бы он ни был, не будет больше работать с Хорхе. Найдется способ удалить его — со скандалом или втихомолку, смотря по обстоятельствам. Такие случаи бывали — француз-аналитик на турнире в Кюрасао, где юному Келлеру предстояли встречи с Петросяном, Талем и Корчным, тоже распустил язык. В тот раз именно Эмиль Карапетян разоблачил внедренного. Договорились, что его просто уволят, чтобы никто ничего не заподозрил.