Инсар уже видел в пяти метрах от себя стоявшего на одном колене вождя, и стрелявшего из карабина в ночную темень, когда…
Заметил за одним из камней, метрах в двадцати, бедуина, целящегося из винтовки… Воины племени Али носили на головах покрывала только синего или голубого цвета, а у этого… У этого покрывало было белым… И он целился в вождя…
И тогда…
Инсар отбросил в сторону уже ненужный, пустой карабин, выхватил из зубов кинжал, и бросился наперерез…
— Али!!! Ложись!!! — Проорал он дурным голосом. — Али!!!
— Б-бах! — Раздался выстрел из-за камня.
Инсар был уже в метре от вождя, когда почувствовал в левое плечо удар такой силы, что его даже развернуло… И его мозг отдал очередную команду…
Уже падая, Инсар из последних сил метнул свой кинжал в сторону стрелка, и упал к ногам вождя…
А дальше…
Его телом овладела такая слабость, что Инсару в одну секунду стало совершенно наплевать на происходящее вокруг…
Он перевернулся на спину, и посмотрел помутневшим взглядом на горевшую неподалеку пальму и на огромные звезды в черном ночном небе… А потом все это закружилось перед его глазами в странном калейдоскопе, и Инсар провалился в вату забытья… …Сколько он был без сознания, Инсар не знал…
Но видимо не очень долго…
Он очнулся оттого, что кто-то поливал его лицо холодной водой…
Инсар открыл глаза, и увидел пальму, которая уже почти догорела…
Он прислушался, и с удивлением понял, что вокруг стояла тишина… Не полная, конечно — кто-то разговаривал, где-то побряцывало что-то металлическое, были слышны крики потревоженных боем, испуганных верблюдов, но… Все же это была тишина, которая резала слух Инсара…
А потом он увидел два склоненных над собой лица…
— Ты почему опять плачешь, Амаль? — Проговорил он.
— Тебе больно, Инсар? — Проговорила девочка всхлипнув.
— Нет, Амаль… Мне совсем не больно!
Это было правдой… Ну, или почти правдой… Просто он помнил, как еще совсем недавно взрывался невыносимой болью его мозг, и теперь… Инсару казалось, что у него просто немного саднит плечо… Ну, как если бы он упал споткнувшись, и ударился им о камень — такая мелочь, для мужчины, на которую вообще не стоит обращать внимания…
— Зачем ты это сделал, раб?
Инсар посмотрел в другое лицо, и узнал эти грозные глаза:
— Просто рядом никого небыло, Али… И ты мог погибнуть…
— Туареги выбрали бы себе другого аменокала!
— А еще я не хотел, чтобы Амаль осталась без отца… Ведь у нее и так уже нет матери… А у ребенка, пока он растет, особенно у девочки, должен быть хотя бы один родитель…
И от этих слов что-то координально изменилось во взгляде вождя туарегов…
Он посмотрел на Амаль, спросил:
— Ты все еще хочешь, чтобы он остался с нами?
— Сейчас, после того, что он сделал для тебя и меня, еще больше чем раньше, отец! — Горячо проговорила девочка.
— Но от такой раны он может умереть, Амаль…
— Я его уже вылечила один раз, отец! Вылечу и теперь!
Али долго всматривался в лицо своей дочери, словно искал что-то, а потом посмотрел на раненного:
— Сегодня ты совершил два поступка, достойных воина… Сначала спас жизнь ребенку, когда вынес ее из-под пуль… А потом сам бросился под пулю, которая предназначалась мне… — Проговорил вождь. — Ты даже сумел убить, того, кто в меня стрелял, бросив него кинжал с двадцати шагов! Ты попал ему точно в шею!.. Кто ты такой, Инсар? Где ты научился так владеть оружием?
— Я не знаю, Али… — Проговорил раненный, начавшим заплетаться языком. — Я ничего не помню…
Видимо ранение Инсара было довольно серьезным, или он потерял много крови, и… К нему опять пришла слабость… И перед глазами звезды опять закружили свой хоровод…
И уже на краю сознания, он услышал слова:
— Хорошо! Пусть он живет с нами, Амаль!
— Спасибо, отец!
— И ты опять будешь его лечить, дочь моя!.. Сегодня мы потеряли нескольких воинов, и всех моих нукеров, Амаль… Когда ты его вылечишь, твой Инсар больше не будет рабом!.. Он спас сегодня две жизни — твою и жизнь аменокала… А поэтому… Когда он опять наберется сил, то станет моим нукером!..
А дальше звезды перед глазами Инсара закружились быстрее, и он провалился в этот водоворот…
Вождь туарегов Али не мудрствовал лукаво…
Ровно через несколько часов после стычки с враждующим племенем, тех часов, которых за которые нужно было похоронить погибших, племя свернуло свои палатки, и отправилось в пустыню…
Декабрь 1998 г.
Соликамск…
Спецзона «Белый лебедь»…
«Пика»…
…Жизнь Сергея постепенно вошла в более или менее размеренную колею заключенного… «Допросы» сокамерников прекратились… И он уже немного успокоился… Когда…
Жизнь преподнесла ему очередной неприятный сюрприз… …21 декабря… …В тот день в «Белый лебедь» прибыл очередной этап с заключенными… А еще через несколько дней, в столовой Сергей столкнулся…
— Оп-па люли! Кабан! — Раздался удивленный возглас за его спиной.
Сергей обернулся, и даже слегка опешил…
А заключенный уже подошел к нему:
— Давненько не пересекались, Кабан!.. А я думал, что ты после той нашей последней «стрелки» «уехал в Сочи»!..
— Да и я про тебя так же думал, Пика!
В общем-то они никогда особо не враждовали, поддерживая обычные для их положения ровные, но слегка подозрительные отношения — уральский Дядя Ваня и московский Ворон, пока были живы, были скорее партнерами, чем врагами, а Кабан и Пика были «бригадирами» их боевиков… Но… Та последняя встреча этих двух «кланов» закончилась перестрелкой и множеством трупов… И с чего тогда началась та бойня, до сего дня не знал никто…
Поэтому…
Теперь эти двое смотрели друг на друга довольно враждебными взглядами…
— Да-а… Много тогда братвы замочили!.. — Проговорил Пика задумчиво и с неприкрытой угрозой в голосе. — И за ту мясню до сих пор так никто и не ответил, Кабан…
— Ты хочешь мне что-то предъявить, Пика? — Сергей сдвинул на переносице брови. — Мне, «положенцу»?!!
— Вона как? — Удивился Пика, и даже отступил на шаг. — Я слыхал, что московские воры на сходке вместо Ворона поставили над братвой какого-то «положенца» — Клещ как-то обмолвился… Только я после той мясни долго в больничке провалялся, и толком ничего не знал… А как вышел, так меня менты по беспределу и замели… Не думал я, что это ты, Кабан… Хорошо приподнялся… Фартовый…
— А ты, Пика, надо понимать, так и остался «бригадиром»?
— На место Дяди Вани сибирские воры посадили Клеща… — Проговорил зэк с явной обидой и завистью в голосе.
Кабан посмотрел на этого зэка, и решил воспользоваться своим статусом в воровском мире:
— За что загремел, Пика?
Тот хотел было возмутиться, но… Тут же вспомнил, что перед ним стоит «положенец» — человек, который по своему статусу был почти «вором в законе». И не ответить на его вопрос было нельзя — за такое «неуважение» можно было тут же «опуститься» на несколько статусов ниже…
— Статья 105, часть 2, пункты «а» и «б»… — Ответил угрюмо Пика.
— Ментов что ли мочканул, Пика? — Практически каждый заключенный знает Уголовный Кодекс. — И сколько отвесили?
— «Двадцатник»… Да никого я не мочил! По беспределу на кичу загнали!!!
— Ну-ка! Пойдем! Расскажешь мне, как это ты умудрился «по беспределу» на «Белый лебедь» залететь!..
Через полчаса Сергей узнал, историю Пики…
И ему было ничуть не жаль этого молодого, но уже прожженного уголовника, который славился в своих кругах достаточно жестоким характером, хоть и понимал, что его действительно подставили…
Сергей смотрел на Пику, и думал:
«…Ты давно к этому шел, мразота… Еще с первых своих судимостей!.. И народу ты замочил тоже немало, только это не доказали!.. Но на тебя повесили другое… Да, в общем-то… Так тебе, сука, и надо!.. — Сергей не чувствовал к этому человеку никакого снисхождения. — А вот то, что это генерал… Эта гнида меня сюда на десять лет упаковала! Мразь продажная! Туда ему и дорога!.. А вот его водилу и в самом деле жаль — ни за что мужик пострадал!..»
— М-да… Интересная история… — Сергей остро взглянул на Пику. — Если, конечно все то, что ты мне тут напел не полная «пурга»…
И тут в Пике проснулся воровской характер:
— Я за свой базар всегда ответить смогу, Кабан! — Оскалился вор. — А вот ты за свой ответить сможешь?
— Ты чего, погнал, фраер?!! — Сергей грозно сдвинул брови. — Ты на кого свой поганый хвост поднимаешь?
— Мы оба были на той «стрелке», когда братва начала мочить друг друга! И мы оба знали, что конкретно мой пахан твоему должен был передать!.. — Глаза Пики горели бешеным огнем. — Только вот… Братвы полегло целая толпа, я сам еле выскочил, почти три месяца на больничке валялся!.. А ты, я смотрю, даже не поцарапался!.. И «стекляшки» те пропали!.. Так может это ты их и приныкал, Кабан, а? А камешки-то из воровского «общака» были!..
— Не тебе, гнида, мне такие предъявы кидать! — Сергей схватил Пику за лацканы телогрейки. — Я за те камни уже ответил!
— Это мы еще посмотрим, Кабан! — Прошипел бандит. — За «общаковые» камни можешь и еще раз ответить! Найдется, кому с тебя спросить!.. …И уже тем же вечером в камере, к Сергею подошел Дубина:
— Что это у тебя там за базар в столовке вышел, Сергей?
— Да-а… Старые дела, дядя Леша…
— Старые не Старые, а к тебе опять вопросы появились, Кабан… — Проговорил Старый вор и внимательно посмотрел Сергею в глаза. — Я же тебе, еще как только ты сюда с этапа залетел, говорил, что для тебя самого лучше будет, если ты мне все расскажешь!
— Я вам все рассказал, дядя Леша!
— Ну, смотри, если это не так!.. — И могильным холодом повеяло от этих слов. — Я из зоны авторитетным людям малявку отправлю… И сам во всей этой шняге разберусь!.. А ты запомни одно, Кабан — ты «на положении» «законника»!.. И если тебе бросил левую предъяву человек, который не сможет за свой базар ответить, то… Он должен быть наказан! Тобой лично наказан!..