Я посмотрела на императора, который впал в философский настрой. Было как-то… странно.
– И что вы стоите над душой? – сварливо спросил Фредерик. – Присаживайтесь.
Покачала головой, дернула за шнурок, вызывающий слуг. Поймала на себе любопытствующий взгляд его величества.
– В империи Тигвердов есть коньяк? – спросила я у него.
– Что? – удивился он.
– Вина я не хочу, настойки тяжелые, сладкие – в результате портится фигура и болит голова. Ужас, который вы с Ричардом пьете, я не потяну. Погибну. А алкоголя в кровь нужно. Думаете, только у вас эти дни получились отвратительные?
После осторожного стука к нам заглянула служанка.
– Миледи? – Она прямо-таки изумилась, увидев меня. Странные они тут все. По-моему, вид императора Фредерика, занимающегося пьянством в кабинете, откуда он выкинул всю мебель, должен вызывать большее недоумение, чем женщина в черном деловом костюме на высоких каблуках. Хотя… Им тут виднее, конечно.
– Будьте добры… – начала я.
– Миледи будет… – вмешался император – дальше шло какое-то длинное название на языке, которого я не знала.
– Две бутылки, – из вредности уточнила я. – Апельсиновый сок. Побольше. Бутерброды. И скажите на кухне – пускай поставят тесто на пирожки. Мы с его величеством будем ужинать.
– И говяжий бульон. Как тогда – в поместье у сына, – добавил мечтательно император.
– Именно, – кивнула я. Потом посмотрела на него с подозрением и спросила: – Ваше величество, когда вы ели в последний раз?
– У вас, по-моему.
– И что-нибудь существенное его величеству, – распорядилась я. – Прямо сейчас, – и отпустила служанку.
Разулась – ноги устали в уличной обуви, скинула жакет. И уселась перед императором на ковер, скрестив ноги по-турецки. Как хорошо, что я сегодня на работу пришла в брюках.
– Слушайте, вы долго намерены в меланхолии пребывать? – спросила я осторожно.
– А что? – недовольно посмотрел на меня Фредерик.
– Просто, если у вас тут смута начнется, мне надо детей забрать, а то они в вашей Академии значатся как родственники вашего сына. Как вы думаете, какой у них шанс уцелеть?
– Вы знаете, что изображено на этой картине? – спросил Фредерик меня через какое-то время.
– Замок. Яблони в цвету, – пожала я плечами. – Красиво.
– Сейчас там… пепелище.
– Постойте. – До меня стало доходить. Я вспомнила, что мне рассказывал Ричард. – Это… замок рода Рэ?
Император кивнул:
– Как вы понимаете, я не могу себе позволить, чтобы у меня – хоть где-то – был портрет возлюбленной. Я император. Владыка своей страны. Но не владыка самому себе. Поэтому этот пейзаж – все, что у меня осталось от моей любви. И еще – если долго играть на рояле ее любимые мелодии – она приходит…
Что тут скажешь…
В дверь тихонько постучали.
– Заходите! – отозвалась я.
Получив разрешение, в комнату зашел слуга, поклонился, закатил тележку с едой. Недоуменно посмотрел на императора возле камина. Потом его любопытствующий взор остановился на мне. Я скривилась. Он понял намек. Огляделся, пытаясь сообразить, где ему сервировать стол.
– Оставьте, мы сами, – облегчила я его муки.
Слуга подкатил столик к нам поближе:
– Ваше величество. Миледи. – Поклонился и вышел.
– Я кажусь вам жалким? – усмехнулся Фредерик. – Я… Да и Ричард тоже… Мы вас разочаровали. Оказались не такими надежными. Не такими сильными… И оказалось, что любить нас… весьма проблематично…
– Перестаньте, – попросила я. – Как вы там говорили Крайому? Вам такие стоны не к лицу.
Между тем я открыла бутылку с коньяком – пренебрегла недовольным взглядом императора, который не успел обо мне позаботиться. Налила в бокальчик. Сказала:
– Ваше здоровье. – И выпила. – Надо было это еще вчера сделать. Может, поспала бы…
Император рассмеялся.
– Не знаю, как связано употребление алкоголя со сном. Я вот эти ночи не спал.
– Пили, ваше величество?
– Именно.
Я передала ему тарелку, на которой были жареное мясо и овощи. Фредерик стал есть. Сначала медленно, словно нехотя, потом все с более и более возрастающим аппетитом.
Я заглянула в свой бокал. Длинное чего-то там на непонятном языке было густым, чуть маслянистым, по цвету действительно напоминающим наш коньяк. Судя по ощущениям, напиток был не менее крепкий, только с сильным запахом вишни и травяным привкусом – что-то вроде мелиссы.
– Вкусно. Как это называется?
– Родагрибер. Напиток Османского ханства – если перевести его название, получится что-то вроде: «Да будет мир». Его пьют после заключения договоров и просто если кто-то решил помириться – бутылку ставят на стол.
– Выпьете со мной? – предложила я, кокетливо помахивая кубком. Сделала глубокий вдох. Немного повело. И такая любовь внутри – к Ричарду, императору, его покойной супруге. Да. Родагрибер не так-то прост. Надо будет выпросить пару бутылочек. Мало ли с кем мне приспичит помириться – все бывает.
– Ваше здоровье, Вероника, и да будет мир! – Император кивнул, вытер остатки гномьего самогона краем рубашки и плеснул себе из бутылки. Потом продолжил. Было видно, что говорить ему не просто, но он все же решился: – Я сам взошел на трон в результате дворцового переворота, Вероника.
– Что? – удивилась я.
– Заговор. Заговор, в результате которого император Максимилиан и моя достопочтенная матушка лишились магии. Отец был вынужден передать престол мне.
– Никогда бы не подумала, – посмотрела я на него.
Император кивнул. Мы с ним разлили алкоголь по емкостям и выпили.
– А император Максимилиан… Он теперь не маг?
– Отчего же? – удивленно посмотрел на меня император. – Я не хотел войны. Я хотел победы. Поэтому на моего отца распространяется одно старинное, но очень действенное заклятие – он маг до того момента, пока он не перемещается в этот мир.
– Но это не может ему помешать действовать с помощью наемников.
– Его проверяли в первую очередь, – с улыбкой посмотрел на меня император. – Еще осенью, когда было первое покушение на Ричарда. Я говорил с ним. Это не он. Как вы знаете, в магии приоритет имеет сильнейший. Бывший император слабее меня как маг. Поэтому я его прочитал.
Я поежилась:
– Как-то все… Не по-человечески.
– Зато очень по-имперски, – кивнул Фредерик. – Здесь не любят детей. Здесь ценят хороших наследников. А я предупреждал отца: я буду образцовым сыном, лишь пока моя семья в безопасности.
– А ваша семья?
– Это Милена и Ричард, – ответил император и выпил.
– Погодите. А Брэндон? – возмутилась я. – А его мама?
– С… покойной императрицей у нас были… тяжелые отношения. Моя любовь к другой женщине, ее любовь… к другому мужчине. Два несчастливых человека рядом. Во имя какой-то абстрактной идеи. Благой, я не спорю.
– Какой идеи?
– Мира между нашими странами. Империя Тигвердов всегда воевала с Османским ханством. И вот мой отец – император Максимилиан… И ее отец – великий хан – решили положить этому конец. И два человека оказались женаты.
– Так бывает, – кивнула я, вспоминая земную историю.
– Только мира так и не получилось. И года не прошло, полыхнула новая война – теперь уже за приданое юной жены принца Фредерика Тигверда. Потом – после очередного заключения мира – ряд пограничных конфликтов.
– Жалко…
– Бессмысленно.
– А почему так произошло?
– Потому что два владыки не собирались сохранять мир. Он им был просто нужен на тот момент – каждому по своей причине. В Османском ханстве набирала силу партия мира. И хан был вынужден сделать вид, что пошел на уступки. У нас… отец искал повод для войны, чтобы не выглядеть агрессором. Да и наследника от меня надо было завести. Я – к тому времени – не устраивал его абсолютно.
– И тогда появился Брэндон, – прошептала я.
– И за это я вытребовал право для Ричарда быть Тигвердом, – опустил голову Фредерик. – Вы не находите, что это нелепо – жизнь одного за родовое имя для другого…
– Теперь я понимаю, что имеет в виду Брэндон, когда говорит, что однажды выскажет вам все, – вздохнула.
– Думаю, он говорит не об этом.
– А о чем еще?
– Он искренне считает, что это мы с Ирвином уморили Анабель.
– Анабель – это?
– Мать Брэндона. Моя супруга.
– Вы же не хотите сказать, что все это затеял ваш младший сын? – испугалась я.
– Вы думаете, если он уверен в том, что я убил свою жену, то единственной реакцией может быть заговор?
– Вы – император. Вам виднее, – осторожно заметила я.
– Я говорил с ним. Он слабее меня. Я его прочитал – наследник не участвует в заговоре. И я не убивал свою жену, – вздохнул Фредерик. – Просто так совпало, что я практически одновременно лишился и жены, и любимой.
– С ума сойти… – Я выпила. И посмотрела на пейзаж.
– Когда я говорил, что Тигверды – неприятные люди, я не лукавил.
Мы вздохнули и выпили.
– Что будет теперь с вами и Ричардом? – спросил меня Фредерик.
– А вы по-прежнему вмешиваетесь.
– Изо всех сил стараюсь этого не делать, – склонил голову император. – Кстати, как вам удалось остаться незамеченной тогда в приемной? Я вас не почувствовал.
– Не знаю, – честно ответила я.
– А что вы чувствовали, когда подслушивали?
– Ярость. Практически с самого начала.
– Значит, вы силой эмоций заблокировали мою магию. Очень интересно.
Пожала плечами – ему интересно… А мне вот нет. Совершенно.
– В скором времени прибудет один маг. Очень сильный. Умный и преданный мне лично. Вы не откажетесь с ним поговорить?
– Не откажусь. Надеюсь, он не станет утверждать, что это я заколдовала вашего сына.
– Конечно, не вы. Если, конечно, любовь не рассматривать как магию.
– Фредерик, – скривилась я.
– Уже по имени, – улыбнулся он. – Уже приятно.
– Рада служить вашему величеству, – ядовито ответила я.
– Вы простите меня?
Я прислушалась к себе. Задумалась. Ярость за несколько дней поутихла. Как и обида – жгучая, детская… И я задала себе вопрос: а я бы смогла остаться в стороне, если бы несчастлив был Пашка, Рэм или Феликс? Конечно, память избраннице я подчищала бы вряд ли… Но вот так – чтобы совсем в стороне? Особенно если бы я могла что-то изменить? Вздохнула. И протянула Фредерику руку.