– Где папа? – спрашивал он меня вечерами, когда Макса не было.
Тот появлялся дома все реже, словно мне назло. А страдал Данька. Я улыбалась ему, а он гладил меня по щеке, словно ободряя, понимая. Залазил на колени, прижимался маленьким плотным тельцем. Но надолго его сочувствия не хватало, он был слишком мал. Прибегал Булька, пес, звонко лаял, стаскивал ребёнка с моих колен за штанины. Данька смеялся и убегал. И я снова оставалась одна, разрываемая между домом, сыном, любовью.
– Я ему скажу, – сказала я Илье в следующую встречу. – Сколько уже можно?
– Потерпи. Я все решу сам. Мы поговорим по мужски.
Я терпела, ждала мужского разговора, а время все тянулось. Однажды я задержалась слишком сильно, я была уверена, что Макс на работе. Вернулась в начале девятого – детское время. Я успевала даже Даньку уложить. Муж был дома. Мне стоило бросить лишь один взгляд на него, чтоб понять, что разговор меня настиг сам. Я замерла в дверях гостиной, не зная, что делать, с каких слов начать.
– Ребёнка уведи, – бросил Макс Арине.
Та бросила на меня испуганный взгляд, подхватила Даньку на руки, и скрылась в глубинах огромного дома. Я закрыла за ней двери – для меня публичное выяснение отношений было практически равноценно смерти. Я боялась, раньше даже не представляла, насколько мне будет страшно.
– Тебе что нужно? – начал Максим. – Тебе чего то не хватает? Денег? Что нужно тебе?
Я хотела многое сказать. Что мне нужно элементарное внимание. Что мне надоело куковать в этом ненавистным доме одной. Что хочу в прежнюю квартирку, просыпаться в семь утра, вести Даню в садик, бежать на работу, после неё за ребёнком и ещё успевать готовить горячий ужин? Он засмеётся. Да я и сама себе не верила. Я слишком привыкла быть богатой. Поэтому я продолжала молчать. И смотреть на него не могла. Надо же, сколько раз перебирала аргументы, и хоть один бы вспомнить.
– Кто он такой? Как зовут?
Я поняла, что про Илью он ещё не знает. Это и плохо, и хорошо. Признаться я сама не смогу, это плохо. Избегу кары – хорошо.
– Че ты, блядь, молчишь? – крикнул Макс и бросил в меня горшком с цветком.
Я зажмурилась, но горшок пролетел мимо и разбился о стену. Я поняла, что так он пытается выпустить гнев и не убить при этом меня. Хотел бы – попал бы.
– Я хочу развода, – сказала я неожиданно для самой себя.
Он преодолел расстояние между нами в два шага. Схватил меня за волосы, толкнул на диван, сам сверху навис. Глаза бешеные, такие знакомые, а пугают. Я сжалась, словно ожидая побоев, он приподнял мой подбородок, вынуждая смотреть в его глаза.
– Больше ничего не хочешь?
– У тебя у самого женщины! – попыталась оправдаться я.
– Это не женщины, – сказал Максим. – Это шалавы. И я из-за них семью не ломаю. Поняла, дура?
Он пнул диван у моей ноги, потом пнул, опрокидывая, журнальный столик. На нем стояла всякая всячина, сейчас она раскатилась по полу, и хрустела под ногами Максима, который мерил комнату шагами.
– Голая уйдёшь, – наконец сказал он. – Без ничего. И ребёнок останется со мной.
Я свернулась на диване калачиком, а Максим ушёл. Я плакала, долго плакала, но слёзы не приносили облегчения. Уйду – останусь без ребёнка. Если нет, то без Ильи. Ребёнок и любовник вещи не равноценные, даже сравнивать нечего, но должен быть какой-то выход! Может тот самый, мужской разговор разрешит проблему.
Я поднялась в комнату к Дане. Он уже спал. Я сбросила туфли, залезла к нему, уткнулась лицом в его волосы, горько было так, словно его уже отбирают, словно эта ночь последняя. На следующий день Максим уехал. Зато приехал Илья, я впустила его в дом, чинно проводила на кухню, так как Арина с Данькой должны были вот-вот вернуться с прогулки.
– Что-то случилось? – спросил он, когда я увернулась от поцелуя.
– Он знает.
– Про меня? – ужаснулся Илья.
Вот тогда бы мне спохватиться, увидев испуг на его лице. Но нет, я даже не придала ему значения.
– Нет. Знает, что у меня любовник. Сказал, что отберёт Даньку.
А через несколько дней впервые прозвучала эта мысль. Нашептал её, разумеется, Илья. Максима надо убить. Нет человека, нет проблемы. Зато в наличии свобода, много-много денег и любимый ребёнок. Я сначала даже не приняла всерьёз. Думала, шутка. Глупая шутка. В жизни такого не бывает, это прерогатива голливудских фильмов.
– Ничего не подписывай, – всерьёз предупреждал меня Илья. – Большая часть его имущества записана на тебя.
– Да не нужны мне его деньги, – отмахивалась я.
– Тебе не нужны, зато нужны твоему ребёнку, – продолжал зомбировать меня мой любовник.
Слово за слово, день за день… Я не знаю, как так вышло. Вскоре я начала верить, что иного выхода у нас просто нет. Тем более, насколько я знала, Максим уже начал готовиться к бракоразводному процессу, а я понимала, что мне не одолеть его в честном бою.
В одну из ночей пьяный Максим ввалился в мою комнату. Дома он появлялся все реже, если приезжал, то проводил все своё время с ребёнком. И сейчас ничего хорошего от его визита я не ждала. Он щелкнул светом, я натянула одеяло по плечи, словно он никогда не видел меня голой. Максим подошёл, сел на кровать возле меня.
– Слушай, ещё не поздно все исправить, – сказал он.
– Ты изменял мне все эти годы, Макс.
– Я больше не буду. Честно.
От его тона мурашки побежали по коже. Захотелось взять, и поверить. Что теперь будет иначе. Даже не по старому, лучше. Но ошибки совершенные и им, и мной, давили. Шептали, что иначе уже не будет. Что не найдётся сил простить. И что все обиды, нанесенные друг другу, будут кипеть внутри подобно лаве, и рано или поздно вырвутся наружу.
– Нет, Максим, – ответила я. – Наверное, слишком поздно.
– Дура, – он поднялся с постели, посмотрел на меня с сожалением, как на несмышленыша. – Вот когда Данька вырастет, и спросит, почему наша мама с нами не живёт, я так и скажу – потому что дура.
Прошёл к дверям, остановился, словно раздумывая, говорить или нет. Решил сказать.
– Дом продаётся. Через неделю надо отсюда съехать. Готовься. Данькины вещи можешь не собирать, об этом позаботится няня. Он уедет со мной.
И хлопнул дверью. От ребёнка меня пока не отрывали, но в нашем доме появился хмурый дядька, который следил за мной ежесекундно. Куда я уезжала, его не волновало. Главное, чтобы я не забрала с собой Даньку. Он даже на прогулки сопровождал. У Аришки осунулось лицо, она тоже очень переживала. Даже Булька загрустил, забивался под лестницу и отказывался оттуда выходить. Словно чувствовал, что ничего хорошего его снаружи не ждёт.
Я думала – господи, что я творю! Что происходит вообще? Как я до этого докатилась? Илья не брал трубку, на меня набросились паранойя и паника разом, не давали дышать, зато вынуждали оборачивается каждую минуту. Наконец, я добилась встречи с Ильёй.
– Вера, он собрался выходить из бизнеса, – бросил он едва меня увидев. – Ты понимаешь, что я без его денег прогорю? Что выхода вообще нет?
– Я не знаю, что делать, – заплакала я.
– Надо его убить. Иного выхода я не вижу.
– Нет!
Я говорила нет снова и снова. Но Илья, его руки, его губы нашептывали безостановочно – Данька, деньги, свобода, любовь. Весь мир у ног. Новые дети, любовь, много любви. А так – нищета, и фото ребёнка в интернете, и то, если повезёт.
И я сломалась. Я сказала да.
Глава 8
Реальность виделась мне сквозь неплотно сомкнутые веки, но окунуться в неё никак не выходило. Наконец я рывком села на постели, едва не упав на пол. Открыла глаза – я в очередной из безликих и красивых комнат большого дома. Чтобы он сгорел уже. На мгновение я даже задумалась, может, и правда сжечь его? Но мысли в голове ворочались слишком лениво, медленно, со скрипом. Я добрела до ванной, сорвала с себя грязную одежду, встала под душ. Сначала тёплый, а потом добавить холодную воду, ещё добавить. И терпеть, стискивая зубы, надеясь, что холод приведёт хотя бы в подобие сознания.
На крючке висел халат. Пушистый, мягкий, огромный, вкусно пахнущий. Он приятно льнул к измученному телу. В зеркале отражалась осунувшаяся, исхудавшая девушка. Вдруг показалось, что мне снова восемнадцать, такой я была тонкой, невесомой, испуганной. Но короткий ёжик отрастающих волос, тени под глазами, а в самих глазах – мрак. Я даже закрыла их и пошла прочь из ванной на ощупь. Представила, как меня засосет прямо в своё отражение, в свои глаза.
В коридор вышла с оглядкой. Спустилась на первый этаж. Хотела было подергать ручки окон, в надежде открыть одно из них, но в гостиной с мрачным видом сидел Саша. Встретил меня хмурым взглядом, прошёл за мной на кухню. Я, не обращая на него внимания, налила себе стакан воды, села с ним на подоконник. Окно кухни выходило на лес за домом. На первый взгляд совсем девственный, и не скажешь вот так, что забор вокруг.
– Ты спала шестнадцать часов, – словно обвиняя, сказал Саша.
– Мог бы хоть в магазин съездить за это время. В холодильнике пусто.
Мы снова замолчали, он закурил. Я для себя вдруг чётко решила – уйду сегодня. Чего бы это не стоило. Атмосфера дома все больше напоминала болото, а мне того, что внутри меня, достаточно за глаза. О чем думал, Саша не знаю, сосредоточенно курил и, наверное, даже не знал, что если я не уйду миром, то просто убью его.
– Надо поесть, – сказала я.
Соорудила обед, ну или завтрак, или ужин, в зависимости от того, в какое я время проснулась. Заставила себя съесть все до последней крошки. Давилась, но ела. Выпила две чашки кофе. Не проснулась, но надеюсь, ко времени побега приду в себя.
– Пусти меня к морю, а, Саша.
– Ты сбежишь или утопишься.
– Представляешь, как хорошо. Я утоплюсь, а ты меня в огороде прикопаешь, и никаких проблем. Или просто оттолкнешь подальше в море.
И меня выпустили к морю, конечно, в сопровождении и плескаться разрешили только у берега, но тем не менее… Саша расслаблялся. У меня не хватило сил плавать, я легла прямо на самой границе песка и воды. Грело солнце, настойчивая волна то толкала, то тянула за собой в воду. Я закрыла глаза, но солнце все равно подсвечивало через веки красным. Я подпитывалась. Черпала силу, она мне сегодня пригодится. И поверила, что у меня получится. Отсюда я уйду сегодня. Что буду делать потом, не важно. Давно уже не важно. Сначала уйду, потом решу.