Кода-то в этом доме жила старушка. Халаты, цветастые платья, платочки. Это все было настолько знакомо, что я даже взгрустнула. Вспомнила маму, бабушку, всех своих уже ушедших подопечных. Я провела по стопкам рукой, а затем разворошила, ибо выхода не было. Выбрала себе цветастое платье, надела, полюбовалась на себя в зеркало. Оно доходило мне до колен, с пуговками спереди, большими карманами. Платочек на голову, чтобы не шокировать соседей, и образ завершен.
У соседа слева все также громко лаял щенок. С другой стороны раздавался детский смех. Я не удержалась, и все же подошла к забору. Два мальчика, на вид лет пяти-семи, играли во дворе. Один ездил кругами на велосипеде, второй бегал за ним, пытаясь обогнать. У меня снова сердце зашлось в стуке, вот таким бы Данька был, если бы не я, если бы не мы… Мальчишки бросили свои дела, заметили меня, уставились с любопытством. Я смутилась – не хотелось бы своё навязчивое внимание ещё их родителям объяснять.
В дощатом сарайчике рядом с домом шланг, свёрнутый в круг. Я поднапряглась, выволокла его, размотала. Подсоединила к насосной станции, центральной воды в доме не было, и бросила в палисадник. Мне кажется, что бабушка, хозяйка дома, ушла совсем недавно. Это видно по тому, какой в доме порядок, в саду сорняки, но по крайней мере не крапива в мой рост. Ещё весной за всем этим кто-то ухаживал. И мне было безумно жалко старушку, которая, возможно, вкладывала в эти цветы всю душу. В стариках много любви. И порой её даже некому отдать.
Земля чернела, намокая, из неё легко выдергивались с корнем сорняки, которых скопилась уже приличная кучка. Спину ломило, но это была приятная боль. Она говорила о том, что я жива, и вроде даже свободна. Светит солнце, трикотажная ткань платья липнет к взмокшей спине, и на лице испарина, ноги скользят в резиновых тапках, руки в земле. Но бог мой, как хорошо!
Я закончила через два часа. Палисадник был пробит и избавлен от сорняков. Мне казалось, даже листва цветов стала зеленее и ярче, но может мне просто хотелось это видеть. По дороге, поднимая красную глиняную пыль, проехала машина, уже знакомая мне. Остановилась у ворот. Я вытерла пот со лба тыльной стороной наиболее чистой ладони и подошла. Максим вынимал из багажника пакеты. Посмотрел на меня и присвистнул.
– Барышня-крестьянка во плоти. Тебе зачем этот маскарад? – я пожала плечами, он зашёл во двор, посмотрел на цветы, головой покачал. – Деточка, ты увлеклась.
Прошёл в дом, я следом за ним. Думала, он уйдёт сразу, а он сел на одну из табуреток, в глазах веселье необъяснимое.
– Чаем напоишь?
– Напою.
Помыла руки, снова поставила чайник. Максим увлечённо терзал телефон. О, как мне хотелось им завладеть! Я была даже готова броситься и отобрать, останавливало только то, что отнимут у меня его очень быстро, здесь даже запереться негде. Разобрала покупки, часть снова продукты, часть одежда. Без изысков, но идеально мне подходящая. Даже бельё моей любимой марки. Странно, что и марку помнит, и размер мой. Максим, пожалуй, готовит мне ещё много сюрпризов.
– Душа, как ты заметила нет, – донеслось из кухни. – Затопишь баню, дрова там рядышком. Как набрать воду, я думаю, ты поняла. Шампунь и прочую херню я тоже купил, хотя ещё вопрос, зачем тебе шампунь.
Я улыбнулась. Вернулась на кухню к посвистывающему чайнику. Остановилась в дверях, посмотрела на мужа. Тот встретил мой взгляд и даже смутился, я испугалась, что он уйдёт сейчас, а я так и ничего не узнаю. Я засуетилась, накрывая на стол, наливая чай. Максим выпил три чашки. Как когда-то давно, в те дни, когда мы ещё проводили вместе часть его свободного времени. Эти воскресные утра. Максим мог пить чай целый час. И одному ему было скучно. Я должна была сидеть рядом, развлекать разговорами, подогревать чайник. А потом родился Данька, а потом женщин у моего мужа стало так много, что жена в график вписывалась с трудом. Ну вот, снова о старом.
– Через три дня, – сказал Максим, отодвигая третью чашку, уже пустую. – Сам не поеду, товарищ один от меня приедет. Ты его узнаешь, такой же лысый, как ты. Вывезет тебя в соседний городок, а там дальше сама, дорогая.
– А Саша там что?
– Я думал вчера, что он в драку полезет. Но тот видимо не рассчитал сил. Хлопнул ещё вискаря и свалился, – я хмыкнула, Максим посмотрел на меня подозрительно.– В общем сегодня он очухался, потерял тебя, мне три раза звонил, по-моему, ищут тебя его ребята. Хотя я бы на его месте даже приплатил бы, чтобы ты исчезла.
– К сожалению, он не ты, – мы пошли к воротам, я не удержалась и спросила: – Ты ещё приедешь?
Он не ответил. Максим уехал, я, проводив его, ещё несколько минут постояла, глядя на дорогу. Щенок все не унимался, его лай бил по ушам, по нервам. Словно ребёнок плачет. Я подошла к забору. Участок с той стороны зарос малинником. Крупные спелые сочные ягоды на несколько минут полностью завладели моим вниманием, а потом я увидела щенка. Он сидел возле будки. Маленький ещё, наверное овчарка, лобастый, с крупными лапами, но совсем щенок. Месяца два, не больше. На шее ошейник, огромная цепь железными кольцами. Бедняжка. У щенка, наверняка, есть хозяин, но я не удержалась, и подбросила ему сосиску, которую тут съел с удовольствием, и уставился на меня, помахивая хвостом, явно выпрашивая ещё. К вечеру он съел всю упаковку. Его хозяин так и не появился, поэтому я перелезла через забор, занозив ладонь, и налила ему воды.
Потом топила баню, печка в которой никак не хотела разжигаться, чадила чёрным дымом мне в лицо. Наконец огонь вспыхнул, через час прогрелась вода в баках. Тускло светила лампочка, от камней шёл ровный пар, старая деревянная скамья потемнела от времени. Но здесь было хорошо. Гораздо лучше, чем в помпезных Сашиных ванных с шедевральными люстрами.
Бельё ожидаемо пришлось в пору. Я залезла на высокую кровать, с горой наложенных друг на друга матрасов. И поняла, что делать. Завтра утром я сяду на трамвайчик и поеду в центр. Не знаю ещё как, но мне нужно найти дом Максима, что я и сделаю. Я хочу уехать, сняв с него все подозрения, лишив себя сомнений. Да, Данька умер. Но пока я не проверю все, внутри будет жить надежда, которая просто сведет меня с ума в один прекрасный день.
В открытую форточку текла ночная свежесть, чуть слышно поскуливал, жалуясь на жизнь щенок, а я ждала завтрашнего дня. Максим наверное обнимал свою Лену, которая и не знала, что совсем недавно его обнимала я. Прошли только сутки, хотя муженек всеми силами старался сделать вид, что ничего не было. Я думала, что он приедет. Наверняка приедет. Что-то его тянет ко мне, так же как и меня к нему. Может, тяжесть невысказанных обвинений? Хотя Максим-то не молчал, это я слова глотала, давясь ими, удерживая их в себе, позволяя жрать меня изнутри. Я думала о Даньке, о Максиме, и скатывалась назад в прошлое. В те дни, которые поклялась больше никогда не вспоминать, чтобы не сойти с ума, не наложить на себя руки. Зачем-то вспомнила о Саше, уже проваливаясь в сон, и в результате получила сновидение, в котором Саша был моим четвёртым мучителем.
Максим не брал трубку. Я упрямо звонила раз за разом, но слушала одни лишь гудки. Домой не возвращался тоже, словно крест на мне поставил после вчерашнего разговора. Я знала, что Данька всегда под присмотром, с Аришкой, а теперь и с хмурого вида охранником, но продолжала возвращаться домой, не уложить самой ребёнка было для меня неприемлемо. Илья звонил, ждал, убеждал. А мне, наоборот, хотелось проводить с ним все меньше времени. Словно наваждение спало. Я смотрела и не понимала, что вообще привлекло меня в этом человеке. Ловила на себе его взгляды. Он всегда думал. Напряженно просчитывал что-то в своём мозгу. Я чувствовала себя подопытным животным. Он был все также предупредителен, но я поняла, что разговоры со мной ему не так интересны, как кажется. Он делает вид. Что я ему нужна, что он… меня любит. И как быть с Максом, я не знала. Слово «развод» упало между нами, да и я сама не знала, люблю ли его вообще. Что я никогда не жила сама по себе, для себя. Ах, выпутаться бы из этой истории с минимальными потерями. А самое главное – сохранив Даньку.
Я решилась и следующим утром поехала в офис к мужу. Илья тоже часто здесь бывал, я искренне надеялась, что его не встречу. Охрана посмотрела на меня настороженно, но пропустила. Также отреагировали и в приёмной Макса. Здесь я бывала редко, в основном на корпоративах. Но меня пропустили, и это главное. Секретарша сомневалась, подняла трубку, собираясь звонить шефу, но я не дала ей шанса. Пересекла приёмную и вошла в кабинет мужа без стука. Он сидел, уставившись в экран компьютера, вид имел очень занятой.
– Вера? – удивился он.
– Да, – согласилась я с очевидным и села в кресло напротив.
Максим помолчал, подумал, я даже ждала появления охраны, которая просто выкинет меня из офиса, но бог миловал.
– Что нужно?
– Илья хочет тебя убить.
– Что? – дальше последовала нецензурная брань.
Спустя пятнадцать минут, стакан моих слез и тонну мата, я сумела объяснить что к чему. Максим стоял у окна и нервно курил, я сидела и рассматривала свои ногти.
– А тебя-то что сюда привело?
– Я поняла, что если он так легко может избавиться от тебя, что мешает ему убить меня, и заполучить опеку над Данькой? Или даже его? Мне страшно, Макс.
– Тебе страшно? – заорал Максим повернувшись ко мне. Сигарету бросил на пол, и теперь она тлела, прожигая в ковре дырочку. – Где, блять, твои мозги были?
– А почему ты не поинтересовался наличием мозгов, прежде чем жениться? Да ты не знаешь меня совсем?
– Не знаю? – вкрадчивым шепотом спросил Макс. – И какая же ты?
– Вот такая! – крикнула я и бросила чашкой с остывшим кофе в стену. Фарфор разбился, тёмные подтеки украсили обои. – И такая! – смела со стола бумаги, монитор, клавиатуру. – А ты, блядь, держишь меня за домашнюю клушку и трахаешь все, что шевелится!
Максим толкнул меня на кресло, пригвоздил к нему рукой. Я тяжело дышала, а у Максима глаза стали такими темными, что даже крапинки исчезли. Я подумала – если он меня сейчас убьет, то будет прав. Заслужила. И не сегодняшними выходками, а тем, что посмела рискнуть благополучием сына.