Врангель налил три стакана, один по русскому обычаю прикрыл коркой хлеба.
– Помянем.
Закусили. Посидели.
– Капитан, вы соображения о конструкции наших и германских машин запишите. Против них слабоваты «бэшки», верно?
– Так точно. Коли сербы сдержат обещание и германских штурмпанцервагенов в Россию по морю отправят, наши в Гатчине сами поймут.
– Не скажи. Описание очевидца на вес золота. Отдыхай пока. Это терпит до завтра.
Проводив подчиненного, Врангель призадумался. В конце концов, Балканская война – лишь репетиция перед большим конфликтом, хотя крови на этих «учениях» льется вдосталь. Главный штаб решил не давать сербским и болгарским союзникам самые современные наши танки, которые должны стать многочисленными и несокрушимыми. Явно недооценили прыть врага. Короткая пушка Б-3 не разгонит болванку до большой начальной скорости. Сравнительно большой калибр хорош лишь для увеличения действия фугасного снаряда. А просто нарастить длину ствола и казенника невозможно – танк слишком легкий для отдачи орудия, подобного установленному на панцере. Двадцать, а то и тридцать миллиметров брони пробьет двухдюймовая длинноствольная пушка калибров в сорок–пятьдесят… Которую, скорее всего, зарубит ГАУ, не желающее расширять перечень боеприпасов. Штатный бронебойно-фугасный снаряд калибра тридцать семь миллиметров тонкую броню берет неплохо, но никогда не взрывается, хоть плачь. Совершенствовать его артуправление также не позволит – устаревший боеприпас, от которого пора избавляться.
Стало быть, в следующую войну русские танки вступят с деревянным мечом наперевес. А ведь германцы также учтут балканский опыт, что-то изобретут новое и неприятное.
Барон вздохнул и налил еще, глядя на чарку, укрытую хлебом.
– Сербская земля тебе пухом, Виктор.
Глава четвертая
Зимняя кампания 1912—1913 годов сложилась для балканских союзников неудачно. Австро-венгерская армия смогла разбить сербские и болгарские войска, форсировавшие Дунай, остатки вернулись на южный берег. Кроме того, имперцам удалось подавить восстание боснийцев и хорватов. Тем не менее, потеряв около ста тысяч человек в котлах под Кралевом и у Белграда, армия Франца-Иосифа изрядно ослабла и вымоталась. Россия и Германия могли, но не хотели наращивать свое присутствие, так как оба императора не желали воевать между собой. Поэтому мирный договор подтвердил прежние границы. Практически война окончилась вничью, что в истории случается крайне редко.
Если по окончании корейского конфликта русские танкисты купались в лучах славы, то после неоднозначного завершения боев под Смердево и Белградом отношение к ним оказалось как минимум сдержанным, хотя без наград не обошлось. Огромное количество шишек собрал барон Врангель, раскритиковавший устройство русских бронетанковых сил. Он заявил начальнику Главного бронетракторного управления, что легкие танки сопровождения конницы и пехоты необходимо сохранить, а более мощные Б-3, не сделавшие ни единого выстрела по врагу, устарели и не отвечают потребностям будущей войны. До того Императору докладывали совершенно иное – от легких машин отказаться, Б-3 поставить в войска больше тысячи штук, а уж потом заняться вплотную обещанным сухопутным дредноутом.
Главный ответственный императорской семьи за бронетехнику великий князь Петр Николаевич, осторожно настучавший венценосному родственнику о раздрае в Военном министерстве, настоял на высочайшей аудиенции для Брусилова, получившего генерал-лейтенанта за участие в войне советником болгарского Генштаба, и Врангеля, пожалованного орденом и генерал-майорскими погонами. Награждение и повышение за службу в иностранных армиях на чужой войне – нонсенс, но Императора сие ничуть не смутило. Не впервой.
– Ваше Императорское Величество! – в присутствии посторонних великий князь всегда соблюдал дворцовый протокол. – Заслуженно отмеченные вами военачальники по опыту Балканской войны имеют совершенно другое мнение о наших танковых войсках. Однако их пожелания разбились об упорство генерала Кюи.
Государь благостно слушал, но через непродолжительное время изволил заскучать. Не имея возможности глубоко вникнуть в военную науку касательно каждого рода войск, он оценивал русскую армию и императорский флот всего по нескольким признакам. Корабли, например, по тоннажу, калибру орудий и толщине брони. Пехоту по количеству штыков, конницу – сабель, артиллерию по числу стволов и их калибру. Как докладывали Морской и Военный министры, в стране этого добра вдосталь, чтобы спать спокойно. А тут какие-то генералы-бузотеры, подстрекаемые неожиданно резвым родственником, талдычат, что пушка калибра пятьдесят миллиметров пробьет броню у противника лучше, чем орудие в семьдесят шесть миллиметров у танка Б-3.
– Ясно, господа, – заявил монарх, который уловил, что вооружения надо срочно менять, но непонятно как. – Прошу изложить письменно. И непременно мне итоги на стол, как стреляет ваша странная пушка в два дюйма.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, – поклонился Петр Николаевич.
В коридоре Зимнего дворца Врангель и Брусилов накинулись на него: как доложить результаты, ежели такого ствола в природе не существует.
– Считайте, что получили высочайшее повеление создать опытный образец и на нем проверить расчеты. Нужную бумагу подпишу.
Генералы вышли на Дворцовую площадь.
– Парадокс, господин барон, но мы двигаемся по пути Лебеденко. В обход бронетракторного управления и Главного штаба навязали идею непосредственно царю.
– Так точно, Алексей Алексеевич. Только мы-то разумное дело затеяли, с военной и инженерной точки зрения грамотное. А сколько проходимцев типа Распутина толкают Государя на всякую чушь?
– И не говорите. Однако же не нам государственную политику менять и венчаться на царствие. Посему назначаем встречу тому Романову, который рангом пониже, и едем в Гатчину.
Летняя императорская резиденция, в которой, кстати, проживала вдовствующая императрица, круглый год слышала рев моторов – танковых тринклеров и авиационных. Заслышав тонкий голос «сикорского», Врангель высунулся из авто и залюбовался парой авионов, повторявших головокружительную петлю, которую он впервые увидел в Сербии.
– Алексей Алексеевич, служба не убежит. Не откажите в просьбе – заедем к сорвиголовам.
Невысказанная догадка барона оказалась правильной. Где петля – там и ее автор.
– Здравствуйте, господин поручик.
– Уже штабс-капитан. Вы?
Авиатор обнял танкиста.
– Знакомьтесь, Алексей Алексеевич, перед вами пилот, что предупредил нас о германских панцерах. Без него бы так с ходу и вляпались.
– Пустое, не нужно преувеличивать. А у вас, Петр Николаевич, прямо-таки нюх на события. Первую петлю изволили видеть, а сейчас такое обещается, что мое циркачество меркнет. – Нестеров приблизился и чуть тише добавил: – Одно обидно, меня цивильный летчик обскакал. Представляете? Штафирка!
– В чем препятствие? – удивился Брусилов. – Ежели зрение не подводит, вижу великого князя Александра Михайловича, нашего радетеля авиации. Пусть самородка к делу пристроит.
Зять Императора и его же внучатый дядя однажды устал от питерских придворных интриг и уехал в Севастополь. Там великий князь организовал летную школу. Нетрудно догадаться, что означенное дарование также приехало с крымских берегов.
Щуплый молодой человек с тонкими чертами лица и щегольскими усиками, кои безмерно пленяют провинциальных красоток, поправил кожаную летную куртку и забрался в белый моноплан спортивного вида.
– Вы, думаю, про штопор слыхали, дорогой тезка? – спросил Нестеров, принявший роль добровольного гида. – Не считая отказов машины, большинство наших именно из-за него разбилось. За полем целое кладбище есть, с пропеллерами вместо крестов[11]. До сего дня считалось, что коли аэроплан теряет скорость и сваливается во вращении, летчику – верная смерть. Господин Арцеулов утверждает обратное.[12]
На поле прозвучали привычные для Гатчины «контакт – есть контакт» и «от винта». Авион прогрел двигатель, обдав выхлопом собравшихся, и двинулся на взлет.
– Петр Николаевич, тот подпоручик, что проспорил вам женитьбу… фамилия его из головы выпала. Он сдержал обещание?
– Увы, – на лицо Нестерова набежала тень. – Не сдержал, и нет его вины. Там и разбился. Может, и вправду летчикам не стоит жениться. Дабы вдов не плодить.
– Так рассуждать, и танкистам холостыми бегать. Помните подполковника, что со мной к вам приезжал?
– Да, хохмач. Предположил, что подпоручик на мне женится.
– Именно. Тоже остался там. И далеко не он один. От полка едва половина осталась.
– Значит, дело наше такое – рисковать. А дамам, если что, носить черные платки.
Арцеулов набирал высоту точно так же, как и Нестеров перед петлей. Но не ввел самолет в пике, а задрал нос вверх и потерял скорость.
На земле ахнули. Моноплан на миг завис, свалился хвостом вниз. Потом тяжелая носовая часть с двигателем перетянула, и он начал падение, беспорядочно вращаясь.
Зрители умолкли, напряженно всматриваясь вверх. Потом не поверили глазам. Вращение замедлилось и остановилось, авион без труда выровнялся в горизонталь и снова принялся нарезать виражи, забираясь наверх. На сей раз он свалился с вращением в противоположную сторону, справился со штопором и лихо завершил спуск, затормозив саженях в двадцати от великого князя и его окружения.
– Сумасброд! – воскликнул Нестеров. – И герой. Вы представить себе не можете, господа, сколько он летчицких жизней спас. Сейчас мой выход, но, боюсь, моя задача много скромнее.
Штабс-капитан слукавил. Он разогнал свой С-10«Б», взмыл свечой вверх, но не стал заканчивать знаменитую петлю, а опустил шасси вниз. Сделав круг, снова перевернул машину вверх брюхом, спикировал и оказался у земли, промелькнув чуть не над самыми головами.