В сентябре 1991 года в Чечню приехала представительная московская делегация, в состав которой входил министр печати Михаил Полторанин. Он считался человеком, близким к президенту России. Поэтому Джохар Дудаев и пригласил его на конфиденциальную беседу, которая проходила в садовом домике на окраине Грозного.
– Народ у нас неоднородный, огородился в тейповых ячейках. Его трудно объединить, – начал Дудаев разговор. – Большинство хочет жить с Россией. Но это пассивные люди. Они заняты своими делами – им не до политики. Пока только малое меньшинство мечтает о суверенном государстве Ичкерия. Но это меньшинство – молодые люди, более активные и более организованные. Они способны увлечь за собой пассивную часть вайнахов – у многих из них большой зуб на Москву. Сейчас ситуацию можно качнуть в любую сторону: сбить волну абреческой самостоятельности или раздуть огонь.
Он разлил по бокалам коньяк и продолжил:
– За последнее время я убедился, как легко на Северном Кавказе раскрутить маховик гражданской войны. И если меня загонят в угол, я готов к этому. Я способен на это. Но то, что приходится делать сейчас, мне тоже не нравится. Я понимаю, что независимой Чечне, враждебной России, долго не жить – Москва нас раздавит. Но я по рождению горец. У нас так: начав дело, постыдно по своей воле бросать его. Это слабохарактерность. Это конец. Должны быть очень веские причины, от тебя не зависящие. Передайте Борису Николаевичу, что я убедительно прошу встречи с ним. Встречи без всякого шума. У меня есть серьезные предложения.
Михаил Полторанин опрокинул бокал, закусил сочной сливой и заметил, что Ельцин не любит игр втемную. Ему надо четко доложить, какие предложения исходят от Дудаева. Иначе он просто-напросто пошлет подальше. Пригубив из бокала, Джохар изложил свой тайный план: Ельцин должен издать указ об особом порядке управления Чечнёй и создать в ней администрацию, подчиненную только президенту России. Никаких парламентов, никакой демагогии. Главой администрации, а по сути – генерал-губернатором согласен стать Дудаев, который получит право вести жесткую политику, независимую от радикальных сепаратистов. Большинство чеченцев от такого решения вздохнет с облегчением, а самые непримиримые будут вынуждены отправиться в эмиграцию – можно быть уверенным, что генерал-губернатор, наделенный всеми властными полномочиями, об этом позаботится.
Вернувшись в Москву, Полторанин тут же доложил о секретных переговорах с Дудаевым. Ельцину идея понравилась: он и сам тяготел к сильной, авторитарной власти. Обещал подумать и дать ответ. Не заботясь о конфиденциальности, стал рассказывать всем подряд о тайном плане Дудаева. Конечно, лукавые царедворцы качали головой и спрашивали: с какой стати всенародно избранный президент России будет якшаться с каким-то самозванцем? И самолюбивый Ельцин отказался от встречи, а фактически – от возможности решить чеченский вопрос без кровавой бойни. К тому же до Чечни долетели вести об излишней болтливости Бориса Николаевича, и оскорбленный генерал перестал надеяться на благоразумие высокомерных московских правителей.
После победы чеченской революции Джохар Дудаев торжественно объявил о роспуске Верховного Совета республики как органа, поддержавшего московских путчистов и утратившего народное доверие. Будучи председателем исполнительного комитета Конгресса чеченского народа, он взял на себя всю полноту власти и потребовал от России предоставить Чечне абсолютный суверенитет. Одновременно объявил о проведении в республике свободных выборов. Исполнительный комитет единогласно поддержал его кандидатуру на пост первого президента независимого государства.
Своим кандидатом в президенты Дудаева объявила и партия «Исламский путь». По словам ее председателя Беслана Гантамирова, «Дудаев стабилизирует обстановку, исключит возможность клановой оппозиции и приведет республику к демократическим реформам». Вопрос заключался лишь в том, насколько правоверным мусульманином был сам кандидат, чтобы представлять на выборах «Исламский путь».
– Я – мусульманин! – признался Джохар. – Эта религия мне близка с детства. Я не соблюдаю часы молитвы и обращаюсь к Аллаху обычно в душе – прошу уберечь от зла, пороков, ненависти.
Избираясь под зеленым знаменем ислама, Джохар Дудаев обеспечил себе поддержку мусульман. А таковыми в республике стали считать себя многие чеченцы. К тому же муллы в медресе утверждали, что Дудаев – посланец Аллаха, чуть ли не пророк.
«Наш учитель сказал нам, что Дудаев ниспослан нам с неба, – вспоминал один из учеников. – Еще он говорил, что явление Джохара было предсказано в старинных преданиях. Тогда проходило много митингов, и все кричали: “Аллаху Акбар!”. Потом хором в один голос кричали: “Джохар! Джохар!”. Нашего учителя можно было видеть на митингах. Когда я спросил, кто наши враги, он ответил, что это – гяуры (неверные). Еще он сказал на митинге, что ему приснилось, как Дудаев спускался с небес на крыльях. “С таким вождем мы непобедимы!” – сказал мулла».
Многие чеченцы поддержали Джохара Дудаева. «Он не такой, как все, – писала в предвыборной передовице грозненская газета «Свобода». – За душой у него ни гроша, не стоит за ним и мощный семейно-родовой клан. И самое страшное – он честен». С этим мнением соглашались и некоторые профессиональные юристы – судьи, прокуроры, адвокаты: «Дудаев – честный человек, не связанный с нашей коррумпированной на всех уровнях системой. Он не впутан в круговую поруку родовых, корыстных номенклатурных связей. Изменить эту жизнь могут только такие энергичные и бескорыстные люди».
Свои надежды чеченцы возлагали на одного человека, которого фактически считали спасителем своей родины. Некоторые даже называли его «чеченским Ельциным».
Между тем не вся чеченская интеллигенция боготворила Джохара Дудаева. Академик Джабраил Гакаев считал, что чеченская революция делалась руками людей авантюрного склада – тех, кто когда-то покинул родину в поисках легких денег.
«У нас был высокий уровень безработицы, поэтому Чечня давала ежегодно около ста тысяч шабашников, – говорил Гакаев. – Из этих слоев и вышли “революционеры”. Генерал Дудаев также относится к этому слою – он никогда не жил в республике, не имел там корней, не знал нашего языка и культуры. Вся его жизнь прошла в гарнизонах. Я подчеркиваю, что он даже не умеет толком по-чеченски говорить. Я уже не говорю, что он никакого отношения не имеет к исламу. Дудаев – типичный советский генерал. Но для кавказского менталитета генерал – это нечто!»
В то же время некоторые русские жители Чечни воспринимали Дудаева как демонического человека, способного натворить немало бед. Один из школьников спросил своего учителя:
– Николай Дмитриевич, кто такой бес? У мусульман говорят «шайтан», а чем шайтан отличается от беса? Как он выглядит?
Николай Дмитриевич внимательно посмотрел на ученика и ответил:
– Ты видел Дудаева по телевизору? Так это точный портрет беса. Точнее не бывает! Вроде бы и смотрит на тебя, говорит с тобой. А на самом деле искушает тебя; почует, что у тебя темное в уме, – и тотчас начинает либо хвалить, либо внушать, что ты очень умный и тебе море по колено. А потом, после разговора, обнаруживается, что откровенности с его стороны не было. Он просто обманул, выведав, что у тебя за душой, и подтолкнув тебя туда, куда ему хотелось. Дудаев в первую школу приходил на предвыборную встречу с учителями. Я наблюдал его. Попомни, сынок: много горя принесет этот человек и чеченцам, и русским.
Незадолго до окончания предвыборной кампании в Грозный неожиданно прилетел командующий военно-воздушными силами России Дейнекин. У Петра Степановича было личное поручение тогдашнего президента России Бориса Ельцина: уговорить Джохара Дудаева не баллотироваться на пост главы Чеченской Республики.
Джохар Дудаев встретил командующего с почетом – помнил, что своим генеральским званием обязан именно Дейнекину. Они обменялись крепкими рукопожатиями и проследовали в резиденцию. Расположившись за богато сервированным столом, московский генерал сходу предложил своему бывшему протеже вернуться в армию.
– Джохар Мусаевич, иди ко мне в заместители. Мы с тобой оба летчики по призванию, у тебя ведь рано или поздно наступит ностальгия по чистому небу, – увещевал он Дудаева. – Возвращайся на службу, получишь генерал-полковника!
Дудаев внимательно посмотрел на гостя и откровенно ответил:
– Пётр Степанович, ты меня знаешь: я не способен на дезертирство. Если я соглашусь на твое предложение и покину родину, то после моей смерти чеченцы не захотят меня даже похоронить в родной земле. Поэтому я буду служить своему народу до конца.
Дейнекин улетел ни с чем.
Завершая кампанию, Джохар Дудаев выступил по грозненскому телевидению. Он пообещал чеченцам сказочные блага, если те проголосуют за первого чеченского генерала:
– От нашей нефти нам не достается и двух процентов. За то количество нефти, которое Россия вывезла из Чечни за эти годы, мы бы могли проложить золотые дороги. Если отделимся от России – будем жить как в Кувейте. В каждом доме будет золотой краник с верблюжьим молоком. Россия – прогнившее государство, которое развалится от одного толчка. Чеченцы – избранные Богом. Во всем мире нет ни одного народа, который сможет оспорить с чеченцами мужество, храбрость, честь, достоинство. Наши предки триста лет воевали с Россией. Шейх Мансур, имам Шамиль, Байсангур Беноевский являются примерами для подражания. Ислам – наше знамя. Свобода и независимость – наша клятва. Такова Божья воля. Да сочтет Аллах наши труды!
Закончив выступление, Дудаев поблагодарил журналистов и, погасив дружелюбную улыбку, молча вышел из студии. «Как же – превратим Ичкерию в богатый Кувейт! – саркастически размышлял он, двигаясь по коридорам телецентра. – Хороший лозунг придумал Яндарбиев – пропагандистскую пустышку для полуграмотных пастухов! Какой Кувейт, когда запасы нефти истощились, а ее годовая добыча едва превышает миллион тонн! Наши нефтеперерабатывающие заводы сидят на сибирском сырье. Перекроет Россия вентили – и все остановится! А вот про храбрость и мужество чеченцев я хорошо сказал. Тяга к бесшабашному абречеству у нас сильнее тяги к станку или плугу. И что с этим делать?»