В газете «Правда» от 28 сентября 1940 года был опубликован некролог. В нём говорилось:
26 сентября 1940 года умер талантливый конструктор товарищ Кошкин Михаил Ильич, член ВКП(б) с 1919 года. Тов. Кошкин с 1918 года по 1921 год служил в Красной Армии. В 1921 году поступил на учебу в комвуз им. Свердлова, который и окончил в 1924 году. В 1929 году в счёт партийной тысячи направляется на учёбу в Ленинградский машиностроительный институт. По окончании института тов. Кошкин целиком отдаётся делу конструирования.
Тов. Кошкин в 1936 году за отличную работу в области конструирования награждён правительством СССР орденом Красной Звезды.
В лице тов. Кошкина советская общественность потеряла отзывчивого и чуткого товарища, стойкого большевика и талантливого конструктора.
Память о Михаиле Ильиче навсегда сохранится в сердцах работников советского машиностроения.
Некролог был подписан скромно – «группа товарищей».
Кошкину не исполнилось и 42 лет. В последний путь его провожал весь завод № 183. За четыре года его успели полюбить все: и непосредственные подчинённые, и мастера, и простые рабочие. По воспоминаниям главного инженера завода Алексея Васильевича Забайкина, «коллектив его любил», потому что «Михаил Ильич был простым, немногословным и деловитым, каким и должен быть хороший руководитель». И никто в тот день и предположить не мог, что хоронят не просто конструктора хорошего танка – хоронят человека, создавшего машину, которая станет самой знаменитой машиной Второй мировой войны.
Три дочери конструктора после войны остались жить в Харькове: Елизавета, родившаяся в 1928 году, стала учителем географии, Тамара, родившаяся в 1930 году, – геологом, Татьяна, родившаяся в 1939 году – преподавателем в Харьковском университете. Тамара Михайловна и Татьяна Михайловна – кандидаты наук. Геофизических и химических – соответственно.
Но на могилу отца на Первом городском кладбище они не ходили – гитлеровцы уничтожили её. По одним данным, она была целенаправленно уничтожена немецкими бомбардировками, по другим данным, гроб с телом Кошкина был кремирован, а урна с прахом хранилась в помещении при городском морге города Харькова, который тоже был подвергнут бомбовому удару. Что же касается Татьяны, то она даже не успела запомнить своего папу.
Именем Кошкина была названа улица в Харькове. Раньше она называлась Червонный шлях, то есть Красный путь. Улица эта шла к главной проходной завода, на котором был создан танк Т-34, которому Михаил Ильич без остатка отдал свои помыслы, талант, силу ума и воли. Существует она и сейчас. Она по-украински называется так – вулиця Кошкiна, и она проходит от улицы Плехановской до Московского проспекта. Ближайшая от неё станция метро – «Завод им. Малышева» (это бывший завод № 183) – находится примерно в десяти минутах пешего хода. Раньше это была короткая и красивая улица, настоящая зелёная аллея – такая же прекрасная и короткая, как жизнь самого Кошкина.
Елизавета Михайловна Кошкина потом охарактеризовала жизнь отца так:
«Яркая вспышка молнии – зигзаг, прорезавший все трудности на пути во славу Родины».
Работу над танком Т-34 после смерти Кошкина продолжил его 36-летний товарищ – новый главный конструктор танкового КБ Александр Александрович Морозов. Назначение Морозов получил, несмотря на то, что даже не имел диплома о высшем образовании. В поддержку его кандидатуры выступил сам товарищ Сталин, и он был прав – Александр Морозов имел приличный опыт работы в танкостроении, досконально знал танк Т-34 и весь круг вопросов, с ним связанный.
Конструкторское бюро, создавшее танк Т-34, вместе с коллективом завода осенью 1941 года было эвакуировано из Харькова в Нижний Тагил, на «Уралвагонзавод». Но перед этим, ещё в июне 1941 года, директора завода Максарёва вызвали на расширенное заседание коллегии наркомата. Юрию Евгеньевичу было приказано: прекратить модернизацию Т-34, свернуть выпуск всей гражданской продукции и быть готовыми оказать помощь другим заводам, которые будут переключены на выпуск танков Т-34.
Сам Максарёв вспоминает об этом так:
«В понедельник утром я прибыл на завод. В городе проходили учения по противовоздушной обороне. На заводе было объявлено казарменное положение. Управление заводом и связь были сосредоточены на командном пункте, оборудованном под бытовками чугунолитейного цеха.
Несмотря на то, что многие заводчане в первые же дни войны уходили на фронт, и с каждым днём людей оставалось всё меньше, завод работал ритмично и задание выполнял. Инженеры и служащие трудились в две одиннадцатичасовые смены с часовым перерывом на обед. В цеха возвратились ветераны, бывшие на пенсии, пришли жены фронтовиков и подростки из ремесленных училищ <…>
Когда начались налёты вражеской авиации, мы стали выводить людей из цехов в укрытия. Но рабочие собрания по инициативе коммунистов решили: продолжать работать во время налётов и в укрытия не прятаться, поскольку это отрицательно сказывается на выпуске танков. Партком постановил: во время налетов и бомбёжек весь руководящий состав заводоуправления, парткома и завкома профсоюза должен находиться в цехах, среди рабочих.
Я был закреплен за механосборочным цехом и по сигналу тревоги оставлял все дела и отправлялся туда. Гремели выстрелы зениток, слышались разрывы бомб, но рабочие, мастера, все цеховые службы находились на своих местах и спокойно продолжали делать свое дело.
На завод пришел приказ: передать техническую документацию по танку Т-34 заводам – Сталинградскому тракторному и горьковскому «Красное Сормово». В тот же день дубликаты синек, калек, чертежей были отправлены самолетами в Горький и Сталинград. Туда же отправились бригады конструкторов и технологов для оказания помощи в освоении производства. Вскоре был откомандирован в Челябинск и наш главный инженер С.Н.Махонин. Ему предстояло участвовать в развертывании на ЧТЗ производства тяжёлых танков КВ, а затем и Т-34.
До начала Великой Отечественной войны было выпущено всего 1225 «тридцатьчетвёрок», и они ещё плохо были освоены армией. Мы понимали это и посылали на фронт вместе с танками своих специалистов. Бригада в составе высококвалифицированных водителей-испытателей Н.П.Радутного, В.Т.Панасовского, Ф.В.Захарченко и С.Я.Королькова участвовала в боях. За образцовое выполнение заданий командования все они были удостоены высоких государственных наград. По возвращении на завод наши специалисты докладывали о поведении танков, о выявленных дефектах и недостатках. Конструкторы принимали срочные меры для их устранения, постоянно работали над улучшением боевых и технических качеств машин.
С фронта приходили радовавшие нас сообщения о том, что Т-34 превосходит по всем характеристикам вражеские танки <…> Новый советский танк, имевший мощный дизель-мотор, надёжную броню, сокрушительный выстрел и прекрасную проходимость, был полной неожиданностью для западных стратегов и конструкторов.
С каждым месяцем выпуск боевых машин увеличивался. Все работали с энтузиазмом, все понимали: армии нужны танки, много танков, и делали всё необходимое, чтобы армия их получала.
Между тем фронт приближался к Харькову. Началась эвакуация завода. Составленный нами план эвакуации осуществлялся чётко и организованно.
С первыми эшелонами было отправлено большое количество конструкторов, а также самое ценное новое оборудование танковых цехов, уникальные станки инструментальных и штамповочных цехов. Мы решили: если в самом начале пошлём туда конструкторов, технологов, а также сложные станки, то тем самым лучше подготовимся к приёму и размещению остального оборудования и организации производства. Это полностью себя оправдало.
Вместе с оборудованием ехали рабочие, специалисты и их семьи. В каждом эшелоне имелся вагон с продовольствием, печурки и запасы дров – путь предстоял долгий, а наступила уже глубокая осень.
Несмотря на начавшуюся эвакуацию, завод в Харькове продолжал работать. Даже в октябре выпуск танков снизился ненамного. Кроме того, завод ремонтировал танки, поступавшие с фронта.
В середине октября ушёл сорок первый эшелон, после чего были подорваны пути, и последние 120 человек на автомобилях и тягачах покинули завод. Там остались военные, которые вывели из строя мартены, вагранки, электростанцию, крановое хозяйство <…>
Предприятие, которое приняло нас – «Уралвагонзавод», один из первенцев второй пятилетки – имело большое количество площадей, квалифицированный коллектив рабочих и сравнительно хороший жилой посёлок. Но, естественно, для эвакуированных приходилось срочно строить бараки, землянки. В это время уже стояла очень суровая уральская зима.
Все прибывавшие рабочие, бригадиры, мастера, не заходя в посёлок, сразу отправлялись на завод и включались в работу по монтажу оборудования <…>
Через несколько дней на завод прибыл В.А.Малышев. Собрав командный состав, он поставил перед нами новую задачу: удвоить по сравнению с мобпланом выпуск танков. Для выполнения её наше предприятие объединялось с Московским станкостроительным заводом им. Серго Орджоникидзе. Нам перебрасывали часть оборудования заводов «Красный пролетарий», «Стальконструкция», «Станколит», а также рабочих, технологов, специалистов. Приехали также специалисты Южного металлургического завода. Все это были люди, знающие свое дело <…>
Через два месяца после прекращения выпуска в Харькове Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна – так нас теперь называли – отправил на фронт первый транспорт с двадцатью пятью «тридцатьчетвёрками».
И очень скоро «Уралвагонзавод» стал основным поставщиком танков для Красной Армии[50].
Конструкторское бюро, возглавляемое Морозовым, проделало огромную работу по упрощению узлов и механизмов танка, повышению технологичности и снижению массы деталей, приспособлению конструкции танка к массовому выпуску.
В ходе производства Т-34 непрерывно совершенствовался с учётом замечаний, поступающих из войск. Была увеличена толщина брони башни, установлен более совершенный прицел, четырёхскоростная коробка передач заменена на пятискоростную, увеличена эффективность очистки поступающего в двигатель воздуха, внедрен всережимный регулятор подачи топлива и т. д.