— Андрюха, подгони машину к пушкарям, — приказал Часов и, когда танк остановился возле батареи, взмахом подозвал Раппопорта. — Борис, какой поставить прицел, чтобы накрыть поле перед деревней?
Капитан, не задумываясь, назвал цифры. Минут десять ушло на передачу данных в подразделения. Этот способ стрельбы в полку еще не применялся, поэтом разброс снарядов был ужасный, но в общем удалось причесать изготовившуюся к атаке пехоту.
Они все-таки поднялись из снега и бросились на деревню. Впереди наступающих растянулись линией танкетки и чешские танки. Неровные цепи хлынули навстречу пулеметным очередям и винтовочным залпам сквозь заградительный огонь минометов и вспухавшие над головой облака шрапнельных разрывов. Наступавшие смогли пробежать от силы половину расстояния, остановились далеко от переднего края обороны и побежали обратно, оставляя за спиной горящие танкетки, поле перед селением наверняка было завалено сотнями трупов.
Народ на макушке холма восторженно завопил. Наверное, такие же радостные выкрики на многих языках братских советских народов звучали сейчас и в окопах вокруг Парпача. Сегодня они совершали чудо за чудом — прорвали вражеский фронт, освободили две большие деревни, отбили атаку и отправили в преисподнюю большую кучу врагов. Воодушевление переполняло бойцов, страхи ушли в глубину сознания. В следующем бою они будут драться увереннее, сознавая свою силу.
Провожаемые огнем немцы и румыны отступили к озеру и здесь залегли. Часов не видел подробностей, но не сомневался, что противник окапывается, зарывается в снег и мерзлую глину, чтобы повторить атаку, когда подтянутся отставшие подразделения. Те не заставили себя ждать — голос Низкохата прогудел из наушников:
— Леха, на подходе не меньше двух полков и артиллерия на конной тяге. Спешат, гады, и по дороге топают, и прямо через поле.
— Танки есть?
— Нету танков. — После паузы разведчик доложил виноватым голосом: — Меня обнаружили, пришлось отойти.
Он добавил, что снял с убитого офицера документы, из которых следует, что на Парпач идет 46-я пехотная дивизия 42-го армейского, корпуса.
— Отходи, не печалься, — приказал Алексей. — Займи запасную позицию. Когда подойдут те два полка?
— Примерно через час.
Немцы идут от самой Керчи, прикинул Часов. Устали замерзли, поэтому сделают передышку, развернут артиллерию. В наступление пойдут не раньше четырех-пяти вечера, то есть уже в темноте. Хреново — в огне ракет и танковых фар видимость плохая, осветительных снарядов мало, прожекторов нет, стрелять придется наугад. А если в Парпач ворвется даже ослабленный потерями немецкий полк, то асватуровскому воинству придется очень несладко. Да и танкистов 87-го ждут неприятные моменты, когда на эти холмы обрушатся залпы 150-мм гаубиц. Впрочем, подполковник Асватуров, получив сообщение о приближении крупных сил противника, бодро сказал: дескать, пусть приходят — встретим, как положено.
В 15.27 Алексей увидел голову подходящей колонну. В 15.32 Низкохат доложил, что видит вдалеке еще одну пехотную колонну. В 16.11 Сазонов доложил, что в расположение его батальона вышел отряд парашютистов из Ак-Маная.
Подъехав к Сазонову, Леха от души порадовался своевременно появившимся десантникам. Полная рота — почти двести крепких, рослых солдат и командиров. Вот из таких же прекрасно подготовленных бойцов состояла армия, преступно угробленная в бессмысленных атаках под Изюмом. С парашютистами пришли полсотни красноармейцев, выглядевших не так героически, но злых и готовых рвать фашистов в клочья.
Капитан-десантник весело рассказал, как их батальон ворвался в деревню Киет, разогнал румынский полк и освободил наших, попавших в плен на керченских плацдармах. Освобожденных отогрели спиртом, вооружили трофейным оружием и поставили в строй.
— Вовремя вы появились, — сказал очень довольный таким подкреплением Часов. — Скоро на нас пойдут не меньше двух немецких полков и остатки румынской бригады. Так что занимайте оборону на вон том холме и согласуйте взаимодействие с капитаном Сазоновым.
Он поручил зампотылу Рябченко организовать кормежку пехотинцев. Личный состав полка уже обедал, не отходя от танков и пушек. Темнота и снег скрывали противника, и Часов начал нервничать. С фрицев станет начать атаку без артподготовки — подползут незаметно и кинутся в штыки. Чтобы не застали врасплох, Алексей приказал пехоте и казакам выслать дозоры и внимательно следить за противником.
Около четверти шестого Часов опять связался по радио с Асватуровым и узнал, что подходящие батальоны противника разворачиваются по обе стороны от озера — с севера и юга. По словам комбрига, разведгруппы вернулись, поэтому расположение вражеской артиллерии установить не удалось.
— С командованием связь держишь? — осведомился Часов.
— а чем они помогут? — Голос Асватурова звучал устало и равнодушно, как будто подполковник не верил в новый успех. — Держитесь, говорят. Против них тоже немалая сила накапливается. Значит, будем держаться. Я объяснил солдатам, что бежать из деревни нельзя. В чистом поле нет укрытий — догонят и убьют.
На востоке, возле озера, засверкали вспышки, потом донесся ленивый гул залпов. Батареи немецкого корпуса начали обработку подступов к Парпачу. В первой неудачной попытке штурма противник сумел выявить систему обороны селения, и теперь десятки крупнокалиберных снарядов падали на окопы, поспешно вырытые в километре к востоку от деревенской околицы.
Над горками Парпачского хребта повисли на парашютиках пылающие факелы осветительных снарядов. В их дрожащем зареве на позицию танкистов посыпались тяжелые снаряды гаубиц, пушек и минометов. Грохотали взрывы, визжали осколки, воняло горелым толом.
ИСам с их толстой броней было опасно лишь прямое попадание, хотя близкий взрыв тоже мог доставить мелкие неприятности вроде порванных гусениц или разбитых триплексов, а то и ствол пушки повредит осколком. Хуже приходилось той части личного состава, которая не могла укрыться в бронированных машинах. Впрочем, среди связистов и ремонтников хватало бывалых людей, которые смогут посоветовать товарищам спрятаться в бронетягачах.
Невзирая на обстрел, полковые артиллеристы не попрятались, а посылали ответные снаряды. После пятиминутной дуэли Раппопорт, забравшись на башню Часовского танка, крикнул в люк:
— Командир, я пристрелялся. Могу дать данные для танковых орудий.
— Давай, — обрадовался Леха. — Испортим гадам праздник.
Коротков привычно заворчал: дескать, опять наугад палить, не видя цели. На середине его тирады рвануло совсем рядом, по броне застучали осколки, и Раппопорт вскрикнул. Выглянув из люка, Часов увидел, что ткань на левом плече капитана быстро пропитывается кровью. Лицо бывшего аспиранта перекосило болью, но смотрел он вовсе не на свою рану.
— Второе орудие накрылось, — прошептал Борис, спрыгивая с танка. — Ну, падлы, держитесь!
— Скажи санитарам, чтобы тебя перевязали, — крикнул Алексей ему вслед и снова взялся за микрофон рации: — Внимание, слушай приказ. Бьем по артиллерии противника. Наводить на вспышки выстрелов, дистанция — четыре-триста, прицел…
Диктуя данные, он торопливо водил взглядом по батальной панораме, где происходило много событий! Несколько снарядов разорвалось вокруг Алексея, причем один — совсем близко, на склоне высоты в десятке метров от танка. На поле перед батальоном Литвина разгорелась перестрелка — не иначе, немецкая разведгруппа напоролась на передовое охранение десантников. Вокруг селения Парпач непрерывно сверкали взрывы — по обороне 726-го полка работали десятки стволов дивизионной, а то и корпусной артиллерии. Тяжелые танки методично посылали снаряды в направлении вражеских позиций, но никто не мог сказать, насколько эффективна такая стрельба. Край неба на юго-западе тоже заполыхал багровыми зарницами, и это означало, что немцы пробуют на прочность позиции 31-го корпуса на подступах к Феодосии.
И вот, наконец, на пределе дальности, куда почти не доставали отсветы догоравших «люстр», наметилось какое-то движение, словно противник устремился к высотам, на которых стоял полк Алексея.
— Сосна, Кедр, я — Тополь, будьте готовы, — предубедил Часов комбатов Сазонова и Литвина. — Кажется, на вас уже идут. Все «деревья», не забывайте докладывать о потерях в результате обстрела.
Вражеская артподготовка внезапно прекратилась, только изредка падали мины. Леха сильно сомневался, что заведомо неточный огонь тяжелых танков способен подавить неприятельские батареи. Прекращение артобстрела — верная примета, что немецкая пехота быстро приближается к нашим позициям. В тревожном затишье комбаты доложили о потере. По этим не слишком полным данным получалось, что полк потерял восемь человек убитыми, выведены из строя две пушки, полугусеничный броневик, тяжело поврежден танк 2-го батальона, четыре ИСа получили легкие повреждения, раненых — около двадцати.
Часов приказал прекратить контрбатарейную пальбу, вернуть орудия на прямую наводку и внимательнее следить за подступами. Затем, переключившись на другую волну, вызвал бригаду легких танков.
— Мурманск, я — Тамбов, — ответил сквозь треск помех незнакомый голос. — Ко мне на свадьбу гости пожаловали, не успеваем угощать.
Игривая фраза означала, что у наших большие потери, а немцы прут в атаку, не считаясь с потерями собственными.
— Держитесь. — Алексей даже не пытался подбирать условные слова. — Никаких контратак. Отступай по рубежам, но держись.
— Знаю, — ответил Тамбов. — Будем стоять.
Вздохнув, Часов вернулся на частоты связи с батальонами:
— Ель помогает соседу, Кедр и Сосна встречают гостей на нашей дороге. Угощайте, пока самогон не кончится.
На неприступные вершины Парпачского хребта снова упали снаряды — как всегда, немецкой атаке предшествовал короткий артналет. Над головой опять загорелись осветительные снаряды, и впереди — не дальше километра — показались наступающие немцы.
Танков у противника не было — только пехота. Враги наступали перебежками, толково используя склада местности, накапливались за бугорками и в оврагах. Шрапнель и крупнокалиберные танковые пулеметы косили немцев, но пехота продолжала продвигаться, смяла немногочисленные боевые посты и, растекаясь цепями, устремилась в атаку.