– Нет, я к вам приехал, Неля, вы ведь согласились стать моей женой. – Он осмелился сказать самое главное, ради чего приехал. – Командир штаба нас сегодня распишет. Надо торопиться, у меня увольнительная до ночи, и потом я обязан вернуться до двенадцати ночи обратно в свое расположение.
– Идем же, времени совсем мало. – Неля с готовностью подхватила его под руку и повела по дороге между домами, к зданию штаба в бывшем доме колхозника.
В сгущающихся сумерках Неля взахлеб рассказывала, как ждала его каждый день, выспрашивала у офицеров, куда отправили его экипаж. А Семен Михайлович молчал, обомлев от счастья. Перед штабом его невеста вдруг остановилась, вытащила из кармана белый отрез ткани с вышитыми голубыми цветами по краю.
– Я ведь верила вам, ждала, знала, что не обманете. Вот… вышила сама. Праздник все-таки, пусть и скромный. – Она стянула серую пуховую шаль с рыжих кудряшек и вместо нее повязала расшитую косынку.
И Бабенко совсем онемел от прекрасного зрелища: голубые глаза Нели, нарядные цветы, рыжие кудри – кусочек мирной жизни посреди войны.
Саму церемонию бракосочетания он запомнил плохо. Семена и Нелю поздравил командир, а потом его теперь уже жена проводила до пропускного пункта. Бабенко никак не мог отвести глаз от женщины, не мог насмотреться на ее красоту. От его вида, смущенного и восторженного одновременно, Неля расцвела в улыбке:
– Я вас ждать буду, Семен Михайлович. Писать. Вот мой адрес домашний.
Он аккуратно забрал из ее рук свернутый в квадрат листочек бумаги. Потом осмелев, обнял ее и прижался к губам в робком поцелуе. Но женщина не оттолкнула его, наоборот, положила голову ему на плечо.
– Я такой счастливый, Нелечка, что стыдно, – признался мужчина. – Ведь не каждому такое счастье выпадает. Я живой, с вами повидался, поженились. У ребят ведь совсем по-другому, у Руслана погибла любимая, у командира невеста в плену у немцев.
Неля порывисто обхватила его шею двумя руками и зашептала в ухо:
– Надо верить, понимаете, верить, Семен Михайлович! Я верила, что вы приедете, ждала каждую минуту, ждала. И они пускай не сдаются! Держите, передайте вашему командиру подарок для его невесты. – Женщина решительно стянула с головы нарядную косынку и вложила белую ткань в широкую ладонь Бабенко. – Этот платок счастливый, он поможет. Я когда вышивала на новой портянке цветы, загадывала, что закончится война и все будут счастливы. Только не смейтесь, Семен Михайлович, он поможет найти эту девушку и спасти ее из плена.
– Эй, танкист, поторапливайся, попутка до Клинцов с грузом идет, – окликнул его постовой.
Семен Михайлович обнял жену и зашагал к машине. По дороге назад в свою часть он все никак не мог поверить в происходящее. Такое чудо здесь в военное время, рядом с линией фронта. Он несколько раз доставал бумагу и читал при свете зажигалки: «Приказ № 75л. Э по гвардейской 1-й танковой бригаде 1-го гвардейского танкового полка. Приказываю считать сержанта танкового отделения 007 Бабенко С. М. и рядовую БПО Валееву Н. Н. мужем и женой с 23 декабря 1943 года. Командир штаба Сузунов Л. Д.». Потом он доставал записку с адресом жены, по которому она проживала до войны, платок, что до сих пор пах ее волосами, рассматривал с радостным удивлением, прижимал к щетинистой, закопченной от пороха щеке. Нет, не приснилось, это действительно было с ним. Права Неля, надо верить каждую секунду, что все получится! Война закончится, они победят и проживут долгую счастливую жизнь!
Соколов охрип от крика. Вот уже больше часа он выкрикивал в землянке через окопную звуковещательную станцию текст, который перевел на немецкий язык: «Внимание! Немецкие солдаты и офицеры! Сегодня ровно в восемь часов вечера Красная армия прекращает огонь из всех видов оружия против вашего гарнизона и направляет парламентеров к начальнику штаба для вручения ультиматума командования Красной армии. Парламентеры будут идти в белых полушубках и без оружия. Внимание! Немецкие солдаты и офицеры! К вам идут парламентеры Красной армии! В знак согласия сделайте выстрел сигнальной зеленой ракетой».
Его слова разносились по огромному заснеженному полю с протоптанными тропинками-котлованами, где саперы прошлой ночью разминировали проход для посланцев Красной армии. Ветер уносил их дальше на запад, в сторону немецких укреплений, чьи прожектора расчерчивали небо. Но на звездном куполе никак не вспыхивала долгожданная зеленая комета. Неужели не слышат? Соколов остановился на секунду, повернулся к капитану Лаврову, который, как зверь, метался по землянке из угла в угол.
– Товарищ капитан, передали радиосообщение в эфир немцев?
– Передали! Молчат сволочи!
От яростного бессилия комбат не находил себе места, казалось, каждая минута тянулась вечно. И от этого становилось еще тяжелее, ведь там, в лагере смерти, эта драгоценная минута уносит жизнь невинного человека. А они здесь, на передовой, возле нейтральной полосы уже несколько часов без успеха пытаются связаться с командованием осажденного немецкого гарнизона на линии Дерть – Паричи. И тут сразу несколько голосов наблюдателей снаружи землянки зашлись в крике: «Зеленая, зеленая ракета!»
Лавров бросился к белым полушубкам, скидывая на ходу походный ватник. Надел один, второй бросил Соколову:
– Давай, идем! Надевай!
Две белые фигуры поднялись на гребень возле окопов и зашагали по проложенным тропинкам через опасное поле. Безоружные парламентеры шли навстречу вражеским укреплениям на том конце поля. Долгие сотни метров шли они беззащитные, не скрываясь, в напряженном ожидании предательской стрельбы со стороны немцев. Но оружие молчало, и они в полнейшей тишине дошли до бруствера. Там уже ждал их длинноносый ефрейтор с двумя полотенцами в руках. Торопливо заговорил, выразительно выпучивая глаза.
– Я говорю по-немецки, – прервал его кривляния Соколов. – Да, мы согласны, – перевел он Лаврову. – По приказу командира нам завяжут глаза и проведут на командный пункт. Там мы сможем переговорить с вышестоящими чинами. Боятся, что разведаем их расположение.
Комбат скрипнул от злости зубами, но кивнул в знак согласия, стянул ушанку, чтобы было удобнее затягивать повязку. Их подхватили под руки с обеих сторон и потянули вперед. Алексей слышал немецкую речь, солдаты, офицеры при виде парламентеров Красной армии замолкали, провожали их взглядом.
– Господин полковник, привели красных парламентеров. Прикажете развязать глаза?
– Да, разрешаю.
После того как сняли повязку, Алексея ослепил яркий свет. Он осторожно осмотрел помещение – не землянка, а настоящие хоромы. Просторный дзот с письменным столом, походной кроватью и яркой лампой под потолком. Переносная печь грела помещение так сильно, что человек перед ними стоял в легком мундире и брюках.
– Я полковник Боденштайн. Зачем вас прислало командование Красной армии?
Разговаривал он резко, будто лаял, с высокомерием рассматривая русских Иванов. Прислали непонятно кого для разговора с полковником 9-й армии вермахта, ни звания, ни офицерских манер.
Соколов заметил, как от его тона у Лаврова заходили желваки на скулах, и шагнул вперед:
– Герр полковник, я старший лейтенант Соколов, переводчик, это капитан Лавров. Он доставил для вас бумагу с ультиматумом Красной армии. Прочтите и дайте ответ, – кивнул комбату. – Отдавайте пакет, я ему все объяснил.
Полковник Боденштайн кончиками пальцев ухватил край плотного коричневого конверта и, скривившись, бросил на стол. Демонстративно достал кожаные перчатки из серой шинели и, лишь натянув их, разорвал конверт. По лицу капитана прошла черная тень ярости, но Алексей успел тихонько наступить ему на кончик сапога, чтобы остановить командира. Не сейчас, они безоружны, в стане врага, и главная задача – заставить немцев принять их условия. Германский высокий чин долго вчитывался в бумагу, снова и снова, не решаясь озвучить свое намерение. Соколов знал, что там написано. Сам выводил эти строчки, переводя срочную депешу командующего Белорусской армией. После доклада о жутком лагере смерти, живом щите на линии фронта, тот принял решение, что даст немцам двадцать четыре часа без ведения военных действий для отступления в обмен на освобождение всех узников на трех заболоченных территориях частей концлагеря.
Молодой старший лейтенант следил за каждым движением лица немецкого офицера, пытаясь угадать, что же тот сейчас им ответит. Он и капитан Лавров вытянулись в струнку в ожидании важного вердикта.
– Ну что ж… – Боденштайн небрежно отбросил бумагу. – Нам не нужны эти старики и больные, можете их забирать. От лица великой Германской армии я говорю, что мы согласны на эти условия. В течение двадцати четырех часов на линии фронта вы прекращаете со своей стороны стрельбу.
По его лицу Лавров понял, что высокомерный немец согласился, и не удержался от угрозы:
– У тебя двадцать четыре часа, а потом я погоню твоих солдат до самого Берлина!
Боденштайн нахмурился:
– Что он говорит? Эй, переводчик, что сказал этот человек?
– Говорит, что мечтает прогуляться по Берлину. – Соколов с насмешкой перевел слова комбата. – Прикажите отвести нас обратно, отсчет начнется, как только мы окажемся за нейтральной полосой. Двадцать четыре часа, герр полковник.
– Прошу, – последовал взмах перчатки в сторону застывшего в углу фельдфебеля. – Уводи их.
Все время, пока парламентерам завязывали глаза, выводили под руки из командного пункта, с лица полковника не сходила гадливая улыбка. У него будут целые сутки, чтобы увести гарнизон подальше, сутки тишины. Эти русские идиоты думают, что заключили хорошую сделку, но их ждет отвратительный сюрприз. Не зря последние два месяца его солдаты стаскивали за колючую проволоку нетрудоспособных жителей Гомельщины, Могилева и Полесья, не давали им еды, воды или лекарств. Его замысел удался – они кидали им, потерявшим всякий разум от голода, хлеб с тифозной палочкой. Пленных лишили воды и еды, чтобы у них не было возможности выздороветь. И сейчас все узники больны сыпным тифом, инфицировались от еды либо друг от друга через вшей. Бестолковая ненужная масса. Бесполезные слабые старики, маленькие дети, больные женщины, те, кто не могут принести пользу на трудовых работах для армии вермахта. Все эти русские офицеры и солдаты, конечно, бросятся сейчас же спасать детей, женщин и стариков, будут обниматься, отдавать им свою одежду и еду. А взамен получат заразу! Эпидемию тифа, которая уничтожит Красную армию без единого выстрела!