и болеющим, к тем, у кого не было шанса дожить даже до рассвета. Ходить она не могла, руки и ноги слушались ее с трудом. От каждого движения ее накрывал черный тягучий обморок, но она сжимала зубы и ползла сквозь темноту, задавая один и тот же вопрос – как тебя зовут? – до тех пор, пока не падала лицом в снег, совсем потеряв силы к рассвету. Даже днем в полусне хрупкая девушка продолжала бормотать, словно молитву, длинный список имен погибших, чтобы накрепко впечатать их в угасающее сознание.
Стоило подумать о том, чтобы бросить свое занятие, как Ольга вспоминала горящий ненавистью взгляд женщины в черном пальто и ее горячую просьбу: «Расскажи всему миру, как убили нас!» И она шептала про себя: «Я расскажу о вас, я не забуду никого! Я обещаю». От слабости она с трудом поднимала голову. Тело зудело от сыпи, болезнь выжигала организм изнутри, превращая худенькое тело в скелет. Она отхаркивалась кровью, закрывала глаза, теряя сознание. Но воля к жизни и желание рассказать об узниках лагеря смерти заставляли ее жить.
Колонна советских танков стремительно приближалась к лагерю смерти по дороге, где больше не было немецкой охраны. Танки неслись вперед, в голове колонны ехал «Т-34» комбата Лаврова, за ним – новенький «Т-34» с Бабенко за управлением. Соколов по пояс высунулся из люка, он тяжело дышал. Старшему лейтенанту казалось, что сейчас он задохнется, умрет от боли, что рождала картина вокруг. Вдоль всего пути лежали трупы людей – голые или в одном белье, в основном старики и дети, как страшные указатели, мертвые тела выложили дорогу к месту, где фашисты обустроили лагерь смерти. Им встречались не только мертвецы вдоль дороги, несколько раз они видели огромные ямы, перед которыми немецкие солдаты выстраивали пленных и расстреливали их в назидание другим. Все это походило на кошмар, хоть и привычны стали танкисты к смерти за годы войны. Но одно дело – видеть погибших бойцов на поле боя, во время сражения, взрослых сильных мужчин, которые могли дать отпор. И совсем другие ощущения испытывали советские воины при виде беззащитных невинных жертв немецких мучителей. Младенцы, изможденные древние старики, девушки, беременные женщины были зверски замучены, на телах виднелись следы побоев, ссадины. Их даже не похоронили в братской могиле, а бросили, словно грязь, на краю дороги, ведшей к концентрационному лагерю. Не бомбы, не зенитный обстрел стали причиной их смерти, а человеческое равнодушие нацистов, которые бросали больных обессиленных людей умирать в лесу.
В танках царила тишина: ни привычных шуток, ни болтовни в эфире. Все члены экипажей, кроме водителей, расположились на бортах и корме «тридцатьчетверок», чтобы лично увидеть и запомнить картины чудовищных преступлений гитлеровцев. В сердце каждого красноармейца закипала ярость, желание отомстить, разбить армию Гитлера, спросить ответ за каждого замученного пленного.
Вот показался сам лагерь, огромные ворота из жердей и колючей проволоки, вышки с погашенными прожекторами, одинокий черный барак для персонала на задней части территории. И тысячи рук, лиц, приникших к ограде. Люди кричали слабыми голосами, плакали от счастья:
– Помогите, помогите, освободите нас!
– Мы не можем выйти, там мины!
– Дождались! Наши!
– Товарищи, мы здесь, на помощь!
Танкисты ринулись было со всех ног к пленным, но Лавров уже стоял на носу своего танка:
– Стоять, вся территория вокруг лагеря заминирован! Саперы, за работу! Остальные за топоры, надо приготовить носилки, разжечь костры! В лагере много больных, нам нужны средства для переноски.
Соколов увидел, как люди, потерявшие разум от голода и холода, начали торопливо штурмовать забор, переваливаясь прямо на минное поле. Хлопок – и взрыв! Еще один! При виде кровавых обрубков, что остались лежать в воронке после взрыва, толпа в ужасе отхлынула назад. Старший лейтенант приложил руки ко рту и закричал что было сил:
– Товарищи! Мы спасем вас, потерпите! Не выходите за периметр! Саперы расчистят проход, и мы вас выведем! Вы будете свободны!
Работа в лесу закипела: танкисты без устали махали топорами, саперы осторожно по метру проходили опасное поле, выставляя вешки. Уже пылали костры, в котлах кипела вода для горячей похлебки, на брезенте высилась гора хлеба, сухпайков, что собрали танкисты со всего батальона. Комбриг первый прошел к воротам, с ненавистью дернул деревянную воротину, протянул руки:
– Сначала эвакуируем детей и лежачих больных, давайте ребенка мне на руки! – и бережно принял первое хрупкое тельце.
Танкисты выстроились цепочкой и начали передавать драгоценный живой груз из рук в руки, саперы в это время обезвреживали мины, резали колючку, готовя другие проходы. На тепляке из еловых лап не хватало места, кругом были тела. Темноту прорезали фары, из командного пункта ехали медики с теплыми вещами, брезентом, лекарством. Навстречу машине бросился Соколов, его трясло от волнения:
– Доктор, тысячи людей без сознания. Они больны!
Врач торопливо шагал с чемоданом в руках, на лице застыло суровое выражение. Он задрал белье у крайнего больного, потом взглянул еще на одного, третьего. Повернулся к старшему лейтенанту, что шел следом:
– Вот что, лейтенант, это эпидемия, необходимо срочно организовать карантинную зону. Сообщите начальству по радиосвязи. Мне нужны еще врачи, еще лекарства, питание. Мы не можем эвакуировать пленных, они не перенесут поездку. Они больны тифом. Уже давно. Почти все. И скажите вашим бойцам: нельзя прикасаться, трогать одежду или волосы людей, переносите строго на брезенте без контакта с больными.
– Хорошо, доктор… что сейчас, как нам помочь им сейчас? – От бессилия перед страшным диагнозом Соколова душила злость.
– Костры и вода, нам нужна чистая горячая вода и питание. И землянки.
– Хорошо, мы сейчас все приготовим! – Он бросился к своим ребятам из танкового батальона.
До самого утра танкисты, не останавливаясь, вырубали деревья вокруг, разнесли барак ненавистных немцев по доскам. Трупы так и остались лежать в яме и огромными башнями, им было не до мертвецов, красноармейцы спасали живых. Под утро Соколов почувствовал, что рукава намокли от влаги. Он присмотрелся в сером рассвете: с ладоней текла кровь – он стер руки до кровавых мозолей, без остановки нарубая сучья для костров.
К группе танкистов подошел Лавров, замученный, с серым лицом:
– Пора, товарищи, комбриг приказал готовиться к новому наступлению. Объявляйте сбор, Соколов.
– А как же больные? Мы их бросим вот так – под открытым небом? – спросил Алексей с возмущением и растерянностью.
– Идет помощь, пехота и санрота на грузовиках. Весь батальон на обработку. Наступление через лес, немцы сместили свои позиции к Тремле. Как только закончатся двадцать четыре часа, мы их атакуем. Поэтому сейчас – батальон на дезинфекционную обработку. Приказ командира бригады. Нас ждут, пора готовить наступление.
Пока всю форму прожаривали в бочках на кос– тре, танкисты стойко терпели холод, все запасные вещи, вплоть до белья, они отдали узникам лагеря. До сих пор военные не пришли в себя от увиденного в лагере. И сейчас, сидя возле костра, они с содроганием наблюдали за тем, как сотрудники полевого госпиталя обрабатывали дустом из ведра больных, с которых буквально сыпались полчища вшей.
Бабенко в одном белье подошел к командиру:
– Алексей Иванович, ваша невеста Ольга, скорее всего, здесь, в этом лагере. Мне командир партизанского отряда сообщил, когда мы вместе в штаб ехали. Я уверен, она найдется! Для нее жена моя подарок приготовила. – Он протянул старшему лейтенанту сложенный белый платок.
– Надо ее найти, Бабенко, помогите мне! – Сдержанный Соколов не мог больше скрывать своего отчаяния. Он не знал, как ему найти любимую среди тысяч мертвых и живых людей.
Старший лейтенант бросился на лихорадочные поиски, за ним шел верный Бабенко. Вместе с водителем они ходили кругами между лежащими людьми, подходили к тем, кто был в сознании, тихонько спрашивали:
– Вы не видели в лагере девушку, Олю Воробьеву?
Получив отрицательный ответ, танкисты шли дальше, вглядываясь в лица, выискивая Олю среди спасенных. Внезапно военный врач перегородил танкистам дорогу:
– Товарищи красноармейцы! Вы что творите, это санитарная зона! Вы что, хотите вспышки тифа на всем фронте? Немедленно покиньте карантинную зону и отправляйтесь на дезинфекцию!
– Простите, доктор. Я… Я ищу девушку, она моя невеста, – взмолился Алексей. – Мне сообщили, что она попала в Озаричи.
– Командир, – голос у доктора звенел от гнева, – вы видите, что происходит? Сотни тысяч людей больны, за час больше пятидесяти смертей. У них нет документов! Оглянитесь вокруг – горы трупов, раздетых, безымянных. И все бойцы и медики должны сейчас бросить свою работу, чтобы найти вашу невесту? Вы рискуете своей жизнью и подвергаете опасности жизни своих подчиненных! Вы ведете себя эгоистично, недостойно командира Красной армии.
– Простите. – Алексей выпрямился, сдерживая рвущийся наружу гнев.
Ему хотелось кричать, выть от боли и потерянной надежды, что не получилось найти свою любимую среди живых. Но молодой командир понимал, что прав врач, не может он сейчас решать свои личные дела, когда под угрозой смерти находятся сотни людей. Парень вытащил платок, протянул врачу:
– Только одна просьба. Это подарок ей, Ольге Воробьевой. Если найдется среди живых. А если нет… – Горло сдавило от страшной мысли. – Отдайте кому-нибудь.
И Соколов в отчаянии зашагал прочь от лесного госпиталя, чтобы никто не увидел, как выступают на его глазах горькие слезы.
– Стойте, – виновато сказал за спиной врач. – Простите за резкость, я просто в растерянности. Лекарств не хватает даже для половины больных. Я не знаю, как спасти людей без препаратов. И свой гнев из-за бессилия сорвал на вас. Спасибо, вы помогли. Я запомнил – Ольга Воробьева. Если смогу узнать, то сообщу вам. Назовите фамилию и воинскую часть.