– Товарищ полковник, разрешите обратиться. – После недавней неудачи Соколов соблюдал максимальную вежливость.
– Ну давай, Алексей, рассказывай.
– Танки могут пройти по болотам, если настелить подмостки, гачи. И водителей опытных надо взять, у меня в роте двое таких точно найдутся, смогут и других научить, подсказать, на какой передаче по топи идти внатяжку. Если найти проход посуше и соорудить переправу, то можно атаковать сразу на большом километраже неожиданно для противника. Получится наступление сразу с трех сторон, возьмем гарнизон в полукольцо, до границы Сытина, отрезав от командного пункта в Дворищах. По автомагистрали мы пройдем в темное время суток с выключенными фарами. С запада обогнем границу городка и выстроим атакующую линию танкового батальона. Я могу отправиться на разведку местности. Найду проход для танков, уверен, что найдется переправа. Кругом деревни, ведь они через лесную полосу к шоссе не в обход трактора или уборочную технику водили, значит, есть проход, о котором не знает противник. Разрешите разведку ночную!
– Нет, не разрешаю, вот лично тебе, Соколов, не разрешаю. – Голос у комбрига стал строгим. – На тебе лица нет, глаза красные. В медсанчасть пойдешь на осмотр к врачу. И дальше на отдых.
– Я здоров, товарищ полковник! Я сумею провести разведку! – его снова накрыла волна отчаянного желания броситься в бой. Действовать немедленно!
– Не кипятись, Соколов. – Тенсель покачал головой. – Повторяю тебе, командир должен и о себе заботиться, чтобы не наделать ошибок с больной головой, людей не подставить. Вы с Лавровым найдите толкового бойца, кого можно отправить в разведку. У нас в лагере местные партизаны обитают вместе с танкистами и медротой. Обратитесь к ним, пускай найдут проводника. Как вернутся твои посланцы, жду доклада, ясно?
– Есть, товарищ командир, – неохотно согласился Соколов.
– Старшему лейтенанту Соколову и капитану Лаврову отбыть на отдых. Это приказ командира бригады.
По суровому тону Тенселя было понятно, что он не шутит. Поэтому на крыльце Лавров уже больше в шутку снова ткнул ротного в бок:
– Ну устроил ты сегодня, Соколов. И правда, голова чугунная, ничего не соображаю, отоспаться надо перед выступлением. Иди выбирай из своего экипажа в разведку парня побойчее, а я к партизанам. Пускай на выезде из лагеря ждет проводника.
И у Алексея от усталости тоже гудела голова, глаза резало, словно в них насыпали песка. Испытывая сонливую усталость, он несколько минут бродил среди развалин разрушенного немецкими бомбами кирпичного завода. В каждом углу рабочего корпуса уже расположились экипажи, соорудив из брезента и шинелей спальные места. Отделения были так вымотаны, что уже почти весь батальон крепко спал, лишь наблюдатели с автоматами топтались на холоде вокруг здания, борясь со сном, что накатывал после горячего обеда. Соколов обошел уже весь завод, но никак не мог найти свой экипаж среди спящих вповалку людей.
– Эй, где вы? Логунов, Руслан, Бабенко? – Он чувствовал, как ноги уже почти не держат тело, требуя отдыха.
На его зов откуда-то, словно из-под земли, выскочили с ложками в руках Бочкин и Омаев.
– Товарищ командир, мы вот ждем вас, только обед получили. Давайте спускайтесь вниз, тут у нас настоящие хоромы.
Они один за другим исчезли в черном проеме у самого пола, Соколов присел на корточки, спустил ноги и одним прыжком через узкое отверстие оказался в подвальчике. Стены подполья уцелели от бомбежек, внутри было сухо и темно. А опытный Логунов даже успел соорудить походную печку, пристроив найденный кусок водостока, чтобы с его помощью направить дым через подвальное оконце наружу. Алексей перехватил котелок со своей порцией щей и, жуя, поделился с товарищами новостями:
– В разведку надо идти, через болота дорогу искать, где можно переправу построить для танков. Тогда сможем с трех сторон ударить по фашистам и подчистую разбить их гарнизон!
– Я пойду! – вызвался Омаев, который давно и заслуженно пользовался репутацией хорошего разведчика.
Осторожный, легкий, глазастый, он замечал каждую мелочь, принося всегда важные сведения.
– Я тоже. – Бочкин с досадой смотрел на товарища, всегда его отправляют на важные задания, а его, Кольку, словно неумелого ребенка, опекает старшина Логунов, а вслед за ним и остальные члены экипажа.
– Алексей Иванович, можно мы вдвоем? На болота опасно одному, глубину промеряем, – примирительно предложил Руслан.
Алексей чувствовал, как после еды у него даже нет сил спорить с ними. Да и зачем, ведь прав Омаев. Одному не стоит лезть в опасную топь. Он лишь кивнул, язык еле выговорил:
– На выезде с территории завода проводник ждет, из партизан, из местных.
Тотчас же глаза у него закрылись, голова упала на грудь, и командир мгновенно заснул. Колька накрыл его сверху шинелью и поднялся:
– Ну что, Руслан, идем!
– «ППШ» бери с собой, я винтовку возьму и белые маскхалаты из танка прихвачу. – Торопливость товарища вызвала у Руслана невольную усмешку.
Бочкин сразу же надулся за его замечания и почти всю дорогу через территорию завода прошагал молча. Но за что любил товарища Омаев, так это за отходчивый нрав. Уже через пару минут ожидания рядом с разбитым забором Колька поежился от холода и как ни в чем не бывало спросил:
– Ну и где этот проводник? Медведь его, что ли, задрал?
– Это тебя медведь задерет, такого большого!
От звука звонкого детского голоска они подскочили и обернулись. Со связкой лыж перед ними стояла девочка лет одиннадцати, с тонкими косичками, обмотанная поверх ватника огромным пуховым платком. Рядом сидела крупная дворняга с обвисшими ушами и умной мордой. Шерсть у собаки была в свалявшихся комках, а вытянутая морда испещрена мелкими шрамами.
– Это ты, что ли, проводник? – изумился Омаев.
Девчонка от обиды поджала губы:
– Да я лучше всех лес знаю и болота наши жлобинские, у меня отец лесником раньше работал в агрогородке. Я и в Селибу ходила, и в Щедрин сто раз ходила одна через топь.
Собака залилась звонким лаем, почувствовав в голосе своей хозяйки обиду. Но девочке стоило лишь похлопать ее по холке, и верная охранница смолкла и снова застыла у ее ноги.
– Ну чего стоите, лыжи надевайте! – приказала она строго. – Через час уже темнеть начнет.
– А собака с нами, что ли, пойдет? – Омаев косился на худую дворнягу, у которой даже под густой шерстью выпирали ребра.
– Это Норка, она мины чует, может нас вывести назад, если заблудимся.
– Я Руслан, а это… Коля. – Омаев замялся, не зная, стоит ли представляться малышке по уставу, с полным званием и фамилией. – А тебя как зовут?
– Тася Аешина.
– Тебе сколько лет? – не удержался от вопроса Бочкин.
– Четырнадцать. – Девочка гордо выставила вперед подбородок. – Вы не смотрите, что я мелкая. Я очень выносливая, парашютиста советского раненого с болота вынесла к партизанам. Война закончится, я буду лучше расти, а сейчас маленькая из-за плохого питания.
– Ладно, веди вперед. – Омаев зыркнул страшными глазами на Бочкина. Чего девчонку мучаешь?
Тот лишь пожал плечами – чего такого-то, обычный вопрос.
Тася уже стояла впереди, ловко всунув концы валенок в лыжные крепежи из веревок. Девочка махнула палкой:
– Сейчас через поле пойдем до бора, а там до болот рукой подать. По полю за Норкой идите, она дорогу покажет между мин.
И девчонка рванула вперед, легко и скоро, так что Бочкину и Омаеву пришлось стараться изо всех сил, чтобы догнать быстроногую лыжницу. Так и полетели они стремительно через огромное поле: впереди тонкая фигурка прокладывала лыжню, на пару метров впереди нее огромная черная собака, а позади два лыжника в белых маскировочных костюмах.
Тася время от времени останавливалась, как только Норка начинала скулить и прижимать уши. Ждала, пока собака найдет тропинку между невидимыми под снегом минами и лаем сообщит, что путь свободен. В один из таких перерывов Бочкин восхитился:
– Вот умная, как человек, только что не говорит!
А Норка, будто услышав похвалу в свой адрес, гавкнула в сторону танкистов что-то на своем собачьем языке и помчалась дальше, вывалив розовый язык.
Возле кромки леса Тася обернулась, подождала, пока приблизятся задыхавшиеся от ее быстрого темпа танкисты, и фыркнула:
– Вы похожи на двух снеговиков.
Ответить ничего Бочкин не успел, пуховый платок уже мелькал за деревьями. Еще двадцать минут бешеной гонки, и они на месте. Болото выглядело словно белый ковер с круглыми возвышенностями кочек. Но стоило наступить сапогом на кочку, как снежная глазурь ломалась и наливалась зеленой болотной жижей. Девочка выхватила сук и утопила его почти полностью в чавкающей трясине:
– Метр примерно глубина, внизу торфяник. Вон до тех сосен болото идет, а в длину километр, там сухой перешеек есть. После него начинаются змеиные топи. Вокруг большого болота много подтопленной земли, ух, летом там змей видимо-невидимо водится. Дальше топей переправа была, оттуда торф на телегах в деревни возили, бревенчатая дорога для тракторов и грузовиков. Ее немцы взорвали, а потом еще болота до самых Дворищ, здесь их много.
– А ты какой дорогой ходила? – задумчиво спросил Руслан.
– Ну, через змеиные топи, туда немцы даже днем не совались. Там посуше, но идти хоть и дольше, чем по дороге, зато сразу к Щедрину выходишь.
– Веди нас туда, посмотрим, что за топи, – попросил Омаев девочку.
Еще час Тася водила их по лесу, показывая вытянувшуюся на несколько километров болотистую территорию. Колька промерял глубину сучьями, делая на обрывке листка пометки химическим карандашом. Неожиданно парень уставился на крепкую жердь в своей руке:
– А это откуда? Она гладкая, откуда обтесанная палка взялась в лесу?
– Здесь много бревен и досок, – пояснила их спутница. – Переправу через болота несколько раз немцы мостили, а наши партизаны взрывали, вот и остались доски и бревна. Из них потом целый городок партизанский сделали, наши жили там прошлой зимой, когда отряд совсем большой стал.