– Поехали туда, к партизанскому поселению. Надо посмотреть, сколько бревен осталось, может, хватит для танков выстроить гать. – Бочкин отметил на бумаге новую точку, записал координаты и снова взялся за палки.
И еще час поисков самого сухого участка будущего пути, бревен для гати на пятачке, служившем партизанам укрытием. Тася легко петляла за деревьями, ловко проезжая даже в самых тесных завалах. А вот танкистам приходилось тяжело. После длинного забега на лыжах с парней лил пот в три ручья, они еле успевали за юркой девочкой, а та то и дело удирала вперед, забавляясь их неповоротливой тяжестью. Наконец, когда необходимые сведения были собраны и они наметили подходящие для сооружения бревенчатой дороги участки, девочка предложила:
– Давайте обратно по дороге, так полегче, снега меньше. А то придется вас в лагерь на себе тащить.
И снова легкой белой птичкой упорхнула вперед. Колька, привычный к лыжам, рванул за ней. В родной Сибири он на лыжах неплохо бегал, даже в школе на уроках физкультуры всегда приходил к финишу первым. Тем более сейчас обгонит эту пигалицу. Но перед тем, как ринуться изо всех сил по свежей лыжне, оглянулся на измученного лыжной ходьбой Руслана. Чеченец, который вырос в горах и на лыжах ехал первый раз, то и дело терял равновесие, с трудом осваивая новый способ передвижения. На лице его было столько муки, что Бочкин приостановился. Пускай забавная девчонка бежит впереди, неважно, кто первый, не хочется ему обижать верного товарища. Но Омаев выровнялся и замер. Младший сержант чутко прислушивался к звукам, доносившимся с дороги, – он четко различил немецкую речь и гул мотора. Парень бросился по лыжне следом за Тасей, чтобы остановить ее и перед выходом из-под арки из хвоистых зеленых лап вдруг резко затормозил, будто ударился о невидимую стену.
– Коля, там немцы на дороге!
– А Тася? – Бочкин задохнулся от ужаса.
Омаев внимательно всматривался в сумеречную дорогу. Тоненькая фигурка замерла в ста метрах на краю поля напротив черного «Ханомага» с крестами на бортах. Верная Норка заливалась лаем, а к девочке все ближе подходили немецкие солдаты из бронетранспортера.
– Сейчас будем стрелять, как только она ляжет. – Интонации голоса Бочкина вдруг стали похожи на интонации голоса командира танкового экипажа Логунова.
Не зря он во всем копировал названного отца, вот и сейчас пригодились его четкие уверенные команды. Омаев мгновенно опустился на колено, навел прицел «трехлинейки», а сам Колька снял «ППШ» с предохранителя и крикнул изо всех сил, так что эхом прокатился его голос по полю:
– Тася, ложись!
Девочка упала в снег, накрыв собой собаку, и танкисты открыли огонь. Двое рядовых, что шли по дороге от броневика, рухнули как подкошенные под меткими пулями. Еще одного, стоящего на броне, прошил точный выстрел чеченского стрелка, и он, нелепо кувыркнувшись через голову, скатился вниз. Мертвое тело распласталось на дороге.
– Ползи, Тася, ползи к нам по лыжне, не поднимай голову! – снова крикнул Бочкин девочке.
Они опять навели прицелы. Теперь надо стрелять без перерыва, так, чтобы ослепить подавляющим огнем водителя и пулеметчика, не дать им открыть огонь из пулемета по девочке. Вот в прорезь люка показалась рука, голова стрелка, который попытался подобраться к пулемету на турели. Выстрел! И немец с визгом осел внутрь машины. Со стороны «Ханомага» захлопали выстрелы, противник открыл огонь из табельного маузера. Тася вскрикнула тоненько от боли, пуля из пистолета вонзилась ей прямо в ногу. Но Норка вскинулась на все четыре лапы, уцепилась за шаль и сноровисто потащила свою тщедушную хозяйку в сторону деревьев. Бочкин поднял дуло чуть выше и открыл безостановочный огонь на подавление огня противника, пули летели одна за другой. Очередь, еще одна! Стрелок в «Ханомаге» замолк, напуганный натиском русских. Он и не догадывался, что против него стоят всего два человека с десятком оставшихся патронов. В синеве сумерек Руслан выставил прицел на огни фар бронетранспортера и двумя выстрелами погрузил дорогу и поле в темноту. Вот так! При свете одной лишь луны уже сложно будет вести стрельбу. Норка с визгом втащила девочку за ближайшие деревья. Коля осторожно опустился на колени и снял валенок с худенькой ножки, тот был сырой от сочащейся из раны крови:
– Ну вроде не очень глубоко прошла. Не бойся, за деревья они не смогут проехать. – Он расстегнул ремень и перехватил ногу чуть выше ранения, скинул болтающуюся лыжу с другой ноги. – Давай держись за шею. – Широкоплечий Бочкин одним движением закинул девочку себе на спину.
– Я тебя понесу. Дорогу только говори. Пойдем тем же путем, что сюда шли, через поле.
– Простите, простите. – Голос от испуга у Таси стал совсем тонким. – Это я виновата, я хотела над вами пошутить, обогнать. И когда выскочила, Норка сразу залаяла, они ко мне бросились, кричали что-то на немецком. А я совсем от страха остолбенела, так и стояла, пока вы мне не крикнули ложиться.
– Ничего, ничего, нормально все. Ты молчи, береги силы до лагеря. Там перевяжем, в госпиталь отправим. Будешь как новенькая. – Омаев изо всех сил спешил позади Бочкина, стараясь утешить девочку.
Тася замолчала, но Колька ощущал напряженной спиной, как их проводника трясет от рыданий. Ни Омаев, ни Бочкин женских слез не переносили, но Николай из-за нагрузки не мог сказать лишнего слова. Он из последних сил старался бежать обратно по лыжне, которую они проложили три часа назад. Лишь считал в уме, чтобы не сбить широкий мах: «Раз и два, лево-право, лево-право!» Тогда, в прошлой жизни, это умение сосредоточиться на движениях, отодвинуть в сторону волнение помогало ему выигрывать все школьные соревнования. Помогло и в этот раз. Взмыленные, все в снегу они наконец добрались до лагеря, где старшина Логунов уже извелся, поджидая их, на границе лагеря:
– Ну, наконец! Что так долго? А это кто с вами? – изумился он при виде собаки, а потом и девочки на закорках у Бочкина.
Колька вытащил схему с отметками и сунул Руслану:
– Беги к командиру на доклад, я пока девочку на перевязку отнесу. Василий Иванович, где медпункт расположился? Нас немцы из «Ханомага» подстрелили.
На крики уже бежали бойцы. Соколов, который поспал всего лишь два часа и снова взялся за карты, Лавров, растрепанный и еще не пришедший в себя после короткого отдыха.
– Ефрейтор Бочкин, доложите, что происходит. – Алексей бросил удивленный взгляд на Бочкина с раненой девочкой на руках.
– Товарищ командир, путь нашли! – отрапортовал Николай. – Гатить надо, там бревна есть на полянке, от партизан остались. По дороге напоролись на немецкий броневик, не замаскировались, и вот ранили нашего проводника.
– Неправда! – выкрикнула взволнованная Тася, а вместе с ней залаяла Норка. – Это я виновата, я на поле перед дорогой вперед вас выскочила.
– «Ханомаг» на дороге? – Лицо у Лаврова мгновенно прояснилось, сна как не бывало. – От колонны отстал! Немцы еще не закончили свои войска перебрасывать! – Он вскинул руку с командирскими часами. – У них закончились двадцать четыре часа, полчаса как закончились. Давай, Соколов, объявляй сбор своей роте, и вперед на дорогу, нагнать немецкую технику и ликвидировать! Сейчас я комбригу доложу, чтобы саперов с техниками к болотам высылал, будем переправу мостить. Целая ночь впереди. Зачисти дорогу, старший лейтенант! Два часа тебе на выполнение боевой задачи!
– Есть! – Алексей развернулся к Логунову. – Василий Иванович, собирайте роту, взводных ко мне за ориентировкой.
– Я Тасю в медпункт только отнесу, и обратно! Одна минута. – Бочкин подхватил девчушку поудобнее и бросился бежать.
Пыхтя на ходу, красный, взмокший, он пробормотал:
– Ты это, извини, если я чего ляпнул. Ты мелкая, но бегаешь вон как, я догнать тебя не мог. А я, между прочим, соревнования по лыжам выигрывал. Так что ты молодец, а нога заживет, и снова будешь бегать. Лучше прежнего. И собака у тебя как человек прямо, только что не разговаривает.
– Спасибо. – От добрых слов парня на лице девочки расцвела улыбка, и собака благодарно залаяла. На ее гавканье из-за двери показалась голова в белой косынке с красным крестом. Фельдшер медпункта, который разместили в огромной брезентовой палатке, нахмурилась и строго сказала:
– Девочку немедленно на осмотр, а собаку забирайте. У нас здесь все карболкой промыто, сангигиена.
Тася вскочила на одной ноге, в глазах заблестели предательские слезы. Девочка зашептала Николаю:
– Заберите ее, пожалуйста, хотя бы на время. Умоляю! Мне ее деть некуда, я как выздоровею, сразу заберу ее! Она умная, она мины чует и фрицев!
Во взгляде девочки было столько мольбы, что Бочкин не смог сказать «нет», лишь молча угукнул и покосился на Норку, которая в волнении крутилась волчком у входа в палатку.
– Норка, служить, свои. – Тася обняла навострившую уши лохматую охранницу и прошептала в ухо: – Миленькая моя, помоги танкистам, они хорошие. Потом я тебя заберу, потерпи немножко.
Норка заскулила, лизнула хозяйку в острый носик и, опустив печально хвост, подошла к Бочкину. Тот снова изумился – надо же, все поняла! Тася, вся в слезах, со всхлипом махнула рукой – идите, идите быстрее! И сообразительная Норка затрусила на сильных лапах по дороге назад, к выезду с кирпичного завода.
Там Николай получил нагоняй:
– Младший ефрейтор Бочкин, тебя одного ждем! – загремел зычный голос командира танка. – Стрелковый батальон, две роты саперов, рота танков – и все одного Бочкина ждут! В люк быстро!
При виде заскочившей вслед за Колькой на борт «Т-34» собаки у командира орудия даже слов не нашлось, он только выразительно сплюнул и тоже исчез в проеме. Внутри Колька виновато объяснил:
– Я Тасю, девочку, проводницу нашу, в палатку санпункта снес. Из-за нас ее ранили. Собаку пришлось забрать, ее врач не пустил, там у них все стерильное.
Но башнер головы не повернул на его оправдания, только буркнул:
– Наблюдение по правому флангу, Бочкин!