а и припадала на землю, поднимая шерсть на холке.
– Ну ты чего, а? Все кончилось, они уже не тронут нас. Повоняют немного только, пока догорят. – Николай протянул руку, чтобы успокоить охранницу.
Но та вывернулась, щелкнула зубами и вдруг с визгом потащила Бочкина с дороги, словно спасая от чего-то. «Она не танков подбитых боится, что-то впереди там, за поворотом, слышит», – вдруг догадался он и со всех ног бросился к «тройке», рядом с которой возились его товарищи.
Бабенко, словно врач в операционной, на ощупь практически при слабом свете фонаря вправлял выбитые пальцы. Механик на ходу поучал мрачного Гулю, которому теперь было стыдно за свой приступ ярости, когда с одной лопатой он кинулся на ошарашенных немецких танкистов:
– Ты зачем танк дергаешь, фрикционы пожжешь, и эту поломку уже в поле не исправить за пару часов. Ты же и себя подставил, и меня. Не в игрушки ведь играем, война это, парень, тут цена ошибки – жизнь твоя или чужая.
Гулевич только вздыхал и шмыгал носом, поглядывая на сурового Логунова, не насмехаются ли над ним новые фронтовые товарищи. Но от степенного механика исходила лишь отеческая забота, а раненой машины он касался так бережно, как не умел даже сам Гулевич.
Вдруг от подбитых танков отделился «Т-34», Соколов сам сел за рычаги управления, ловко направив танк по дороге. Подъехав поближе, выкрикнул из люка ротный:
– Василий Иванович, вы садитесь за механика, я на башне, Коля тоже в танк. Надо саперов встретить, подкрепление со стороны Паричей идет по дороге. Как закончите, Бабенко, по связи доложите, что получилось. Омаев остается в наблюдении.
– Товарищ командир, собака что-то чует за поворотом, – выкрикнул Колька, а Норка схватила острыми зубами его сапог и замотала головой, требуя, чтобы он быстрее спрятался в укрытии.
– Быстрее, сейчас разберемся, – нетерпеливо махнул рукой Соколов.
Помимо ящика с продуктами, в танке лежали еще и документы, которые ему хотелось побыстрее переправить в командный пункт, хорошо бы, там были карты с немецкими укреплениями, чтобы спланировать наступление как можно детальнее. Логунов еще спускался в люк, а Колька с удивлением заглядывал в ящики на корме «Т-34», откуда шел густой аромат от продуктов. Норка вытянулась, как натянутая стрела, повернув морду в сторону поворота, и тихонько поскуливала от волнения. Танк уже почти дошел до поворота, когда Соколов поставил передачу на нейтралку:
– Василий Иванович, давай на место водителя, – скомандовал он, сам же прильнул к визиру башнера. – Коля, фугас приготовь, чего там собака волнуется.
Не успел Логунов завершить поворот, как из темного оврага с воем вылетел пушечный снаряд. Увидеть его они не успели, скорее услышали, тело отреагировало на знакомые звуки: звонкий удар затвора, металлический лязг патрона о стены казенника, звук спуска ударника, после которого через десять секунд происходит затяжной выстрел противотанковой пушки.
– Задний ход! Засада, пушка за дорогой! – выкрикнул Соколов, разворачивая перископ, чтобы найти точку, откуда идет после выстрела дымок.
Танк уже стремительно откатывался назад. Взрыв! Снаряд разлетелся в десяти метрах левее, осколки застучали по броне.
– Фары гаси! И вперед снова, тридцать градусов бери правее занос. Стой! – Алексей вращал настройки орудия, наводя пушку на нужную высоту и разворот.
Неожиданная атака ошарашила его, но опытный башнер за несколько секунд успел наметить траекторию выстрела, исходя из следа от огненного хвоста снаряда и дымка, что выбросила пушка при выстреле. Если это противотанковая немецкая PAK-35, а судя по звуку, это именно она, то для поворота тяжелого дула, прицеливания и заряжания немцам понадобится почти минута. Видимо, расчет отстал от всей процессии под охраной «тигров», либо его специально оставили в засаде, остерегаясь атаки советской бронетехники. И вот теперь, дождавшись «Т-34», пушка открыла стрельбу. Надо как можно быстрее ликвидировать огневую позицию, с минуты на минуту по дороге пойдут машины с саперами, которые скрытое в складке местности орудие может разнести одним ударом на куски. Осталось дождаться, когда туча закроет луну и поля погрузятся во мрак, тогда без сигнальных огней темная «тридцатьчетверка» выскочит на дорогу и даст залп, пока расчет будет крутить длинный трехметровый нос пушки на тяжелых станинах.
Туча лениво наползла на желтый диск, снег на полях посерел, потеряв все блики, и Алексей приказал в ТПУ:
– Вперед, за поворот!
Логунов аккуратно выжал педали, направил машину прямо, затем повернул, и танк размеренно покатил по дороге, плавно и еле заметно покачиваясь на амортизаторах, как и учил его Бабенко.
– Короткая. – Водитель дал знак, что машина замедляется и можно стрелять.
Один метр, два, три, еще немного! Огонь! Оранжево-серый столб взвился над дорогой, с грохотом сдетонировал боезапас зенитного расчета, и вслед за танковым фугасом грохнули еще болванки пушечных зарядов.
– Назад, задняя! – Крик Соколова потонул в ужасном грохоте, ударная волна отколола горячую окалину со стенок танка и швырнула горсть острых осколков в лицо.
Машина торопливо, задним ходом двинулась назад, виляя на ходу. Логунов от удара взрывной волны с силой приложился о панель приборов, так что в глазах поплыли темные круги. Он на ощупь двигал рукоятки, чертыхаясь и мотая головой – только бы не загнать машину на поле, на любом сантиметре пространства может грохнуть мина даже от небольшого ее касания гусеницами.
– Колька, – прорычал он. – Глаз разбил, на люк давай, направляй меня!
Бочкин со стоном смахнул рукавицей кусочки металла с лица и кинулся к гильзе на днище. Выкинул ее из люка, подтянулся наверх и выкрикнул:
– Вправо, вправо подтяни, сейчас с дороги слетишь!
Василий Иванович, сжав зубы от жуткой рези в висках и глазах, вцепился в рычаги. Главное, делать все плавно, сейчас с помощью Коли он выправит ход «тридцатьчетверки».
– Вот, вот, хватит! – донесся сверху голос Бочкина. – Теперь прямо потихоньку назад сдавай.
Танк вырулил кормой из стыка двух дорог, куда почти ушел при маневре, прочертил гусеницами дугу и выровнялся на обочине вровень с грунтовой. С ровным гулом танк начал отходить назад в безопасное место, подальше от сектора обстрела пушки.
– Стой! – Соколов потряс головой, от удара взрывной волны звенело в ушах, все плыло перед глазами.
Логунов тоже морщился, картинка в приборе двоилась, по лицу текла кровь из рассеченной об раму брови. Он обтер лоб и глаза рукавом куртки, прислушался к звукам снаружи – неужели все?
– Коля, ну что там? – Соколов в нетерпении сам потянулся из башни наверх.
Все затихло после жуткого уханья снарядов, над полем закручивался в черные клубы вонючий дым, с треском языки пламени дожирали то, что осталось от пушки и расчета артиллеристов. Бочкин выдернул шнур связи, вытянулся наверх, всмотрелся в угасающие всполохи посреди черной ямы и вскрикнул от острой боли в руке. Норка подпрыгнула, ухватила его зубами за кисть и дернула вниз всем телом.
– Отстань. – Он сердито тряхнул рукой и тут же закричал еще сильнее от боли в ухе.
Просвистевший снаряд прошел мимо, край металлической сердцевины рассек шлем и чиркнул огнем по уху. От неожиданности Колька дернулся и свалился в люк, по пути увлекая за собой Соколова.
– Ты чего, Николай, как медведь в берлогу? – Василий Иванович приподнял парня за воротник, всматриваясь в темноте в широкий разрез на шлемофоне заряжающего.
– Там стреляют. – От растерянности тот ткнул пальцем вверх и замотал головой.
– Подожди. – Алексей видел, что Колька до сих пор в шоке оттого, что снаряд прошел от него в миллиметре, и лишь благодаря Норке ему не разнесло голову выстрелом. – Откуда выстрелы идут, с поля?
– Я не понял, я посмотреть приподнялся, и меня собака за руку потянула вниз. И тут как звезданет!
– А когда ты приподнялся, успел что-нибудь рассмотреть?
– Ну, дым столбом стоит, и догорает пушка в воронке.
– Уверен?
– Ну да, а чего? Там все черным-черно посреди снега и ямища в земле, ствол торчит из кучи, – недоумевая, сказал Колька.
Логунов вскипел из-за непонятливости пасынка:
– Ну! Сгорела зенитка! А тогда кто стрелял в тебя? Башку твою кто чуть не оторвал?
Алексей стянул с головы танкиста шлем и поднес к свету фонарика, чтобы рассмотреть след от попадания. Тонкий острый срез, будто ножом чиркнул, – осколок небольшого снаряда распорол ткань и ватную прокладку. И звук выстрела был громкий: он, поднимаясь в башне, тоже услышал ухающее эхо. На пулемет и автомат не похоже, а если бы стрелял танк или бронетранспортер, то он, скорее бы, направил в «Т-34» более крупный снаряд, бронебойный или подкалиберный. Но только в перископе не видно крупных силуэтов на сияющей белизне поля, негде спрятаться многотонной технике.
– Ну-ка, сейчас. – Логунов надел шлем на дуло «ППШ» и двинулся к люку.
Черный головной убор медленно начал приподниматься над отверстием. Выстрел! Свистящий, со знакомым визгом и гулким хлопком в начале полета снаряда. Миномет! Вернее, стрелок с легким винтовочным гранатометом «Шиссбехер», который сами немцы называют «стреляющий кубок». На ствол карабина пехотинец надевает ствол и крепит грубый прицел хомутом, простое, как детская игрушка, сооружение тем не менее в бою наносит совсем не шуточные повреждения, стреляя фугасами и противотанковыми гранатами на расстояние до трехсот метров. Соколов задумался: непонятно, где засел стрелок, если от него до танка расстояние меньше ста метров, то граната сможет пробить броню или повредить ход гусениц. Пускай орудие не самое надежное, на прицельность влияет даже боковой ветер, но опаснее, чем Panzerbüchse.
Логунов прислушался к лаю Норки наверху:
– Еще, что ли, танки идут? Откуда немцы лезут и лезут? – проворчал он.
– Не танки, это наши! – Соколов вспомнил о разговоре с Лавровым. – По дороге идет подкрепление – грузовики с личным составом, их на помощь прислали. Собака слышит их гул. Стрелок по ним откроет огонь! Надо прикрыть ребят!